Читать интересную книгу Патриарх Сергий - Михаил Одинцов

Тучков всячески настраивал Петра против Сергия, рассказывая о нем небылицы, передавая слухи и сплетни, обвиняя в интригах и политиканстве. Однако Петр не поддался на уговоры и запугивания, заявив: «По отношению к митрополиту Сергию, одному из заслуженных, просвещенных и авторитетнейших архиереев, пользующемуся уважением иерархов и паствы, подобная мера была бы несправедливой и стала бы посягательством на его достоинство и неслыханным оскорблением». Касаясь же возможности включения архиепископа Григория в состав Синода, Петр заявил, что архиерей, лишенный кафедры и подверженный запрещению, не может быть членом Синода. Так ни с чем и отбыл Тучков в Москву.

Декларация митрополита Сергия и Временного патриаршего синода. 29 июля 1927 года

Проекты документов, которые в июне 1926 года митрополит Сергий подал в НКВД РСФСР, оживленно обсуждались в церковной среде, и их принципиальные положения получили поддержку. Знаменательно, что созвучные идеи независимо от митрополита Сергия были изложены иерархами, находившимися в Соловецком концлагере, в Памятной записке «К правительству СССР» (7 июня 1926 года). В ней признавалась необходимость «положить конец прискорбным недоразумениям между Церковью и Советской властью»; строить их взаимоотношения на принципах, изложенных в декрете об отделении церкви от государства, лояльности как духовенства, так и верующих к гражданской власти. Одновременно указывалось на сохранение «глубоких расхождений в самых основах миросозерцания между коммунистическим государством и Православной церковью»[102].

Оба документа стали известны и пастве Зарубежной православной церкви. В целом они были восприняты положительно, а первенство митрополита Сергия в церкви никем не оспаривалось. В заключение Архиерейского собора от 9 сентября 1926 года по поводу проекта Послания к пастве указывалось: «В послании митрополита Сергия мы имеем совершенно свободное (едва ли не первое за пять лет) письменное выражение воли высшей церковной власти, для нас вполне обязательной». Именно поэтому послание Сергия предлагалось «принять к руководству и исполнению, не прекращая духовной связи и возношения имени патриаршего местоблюстителя»[103].

10 июля 1926 года митрополит Сергий, убедившись в поддержке епископата, духовенства и верующих, уже официально подает в НКВД РСФСР заявление о легализации высшего церковного управления и свое Послание к пастве.

Победа митрополита Сергия, сумевшего отстоять единство и целостность Патриаршей церкви, вынудила Тучкова пойти на переговоры с заместителем местоблюстителя. Однако велись они на редкость трудно, дело не раз доходило до острых конфликтов. Временами Сергию казалось, что достигнуть какого-либо компромисса вообще невозможно. Наиболее трудноразрешимым был вопрос о власти в церкви. Сергий настаивал на проведении Поместного собора для избрания патриарха, увязывая с положительным решением этого вопроса и остальное: заявление о лояльности, нормализацию церковно-государственных отношений. Тучков придерживался прямо противоположных позиций — созыв Собора и избрание патриарха должны зависеть от выполнения выдвинутых НКВД условий легализации.

Отсутствие положительных результатов в переговорах с властями, неизвестность судьбы митрополита Петра, распоряжение которого было единственной опорой и основанием для полномочий Сергия Страгородского, подталкивали иерархов к поиску мер, которые при всех неожиданных обстоятельствах сохраняли бы преемственность канонической высшей церковной власти. Родилась идея провести избрание патриарха путем письменного опроса возможно большего числа иерархов, в том числе и находившихся в ссылке и заключении. Непосредственно ее инициировали архиепископ Свердловский Корнилий (Соболев), в прошлом ученик и постриженник митрополита Сергия по Санкт-Петербургской академии, и епископ Павлин (Крошечкин). Позже к ним подключились и другие. К ноябрю 1926 года были получены ответы более семидесяти опрошенных иерархов. Большинство высказалось за митрополита Казанского Кирилла — первого из числа иерархов, назначенных в завещании патриарха Тихона в качестве возможных местоблюстителей.

Письменный опрос архиереев происходил с ведома Сергия. Об этом свидетельствуют следующие обстоятельства. В начале октября 1926 года к нему в Нижний приезжал епископ Павлин (Крошечкин), сообщивший о планах письменного опроса и просивший совета, как поступить ему. Сергий завил, что как заместитель патриаршего местоблюстителя он сможет поддержать этот план лишь в случае обращения к нему авторитетных архиереев.

Спустя месяц-полтора Павлин вернулся и представил подписи ряда авторитетных епископов. Ознакомившись с текстом и увидев, что уже порядка двадцати пяти человек, в том числе и соловецкие епископы, высказались за проведение письменного опроса, Сергий написал обращение к иерархам с предложением высказаться по существу и отдал этот документ Павлину. Обращение Сергия также распространялось вместе с другими документами об опросе иерархов.

Но… ОГПУ не дремало и вскоре напало на след. Начались массовые аресты епископов по наскоро сфабрикованному делу «о контрреволюционной группе, возглавляемой митрополитом Сергием». По оценкам современников, в тот период на различные сроки ссылки и тюрьмы были приговорены не менее сорока русских епископов. Бросили в вятскую тюрьму и митрополита Кирилла, отбывавшего ссылку в Зырянском крае, срок которой вот-вот должен был закончиться.

Наконец, к середине ноября подобрались и к митрополиту Сергию. Его обвинили не только в организации «незаконного сбора» подписей епископов под предложением, не санкционированным советской властью, но и в поддержании «незаконной» переписки с заграничным духовенством. Сергий был арестован и вывезен из Нижнего Новгорода в Москву, на Лубянку.

…Московские обыватели и гости, толпившиеся в ранний час на перроне Курского вокзала, с удивлением наблюдали странную картину. Черный «воронок» подкатил вплотную к последнему вагону состава, только что прибывшего из Нижнего Новгорода. Молодой солдатик с винтовкой наперевес вскочил на подножку и быстро прошел в вагон, еще двое встали с двух сторон от двери. Через несколько минут показался высокий старик с непокрытой головой, с черной с густой проседью длинной бородой. Тяжело спустившись, Сергий Страгородский, а это был он, сделал шаг и, взятый с двух сторон под руки конвоирами, был посажен в автомашину. Рядом поместились и конвоиры.

Машина мчалась в центр города, не останавливаясь на перекрестках и не обращая внимания на сигналы светофоров, да и в этот ранний воскресный час ни пешеходов, ни автомашин почти не было. Черные шторы, практически не пропускавшие света, не давали разглядеть, куда они направлялись. «Но, — подумалось Сергию, — выбор и не особенно велик. Либо Лубянка, либо Бутырка, что ж еще в очередной раз власть может мне предложить». Наконец остановка, отрывистые команды, тяжелый скрежет железных ворот… И вновь движение. И вновь остановка. Наверное, на этот раз окончательная. Дверца открылась — стразу стало понятно: Лубянка.

Сергия впустили внутрь. Перед ним коридор. Неожиданно появились двое сопровождавших. Один пошел впереди, другой сзади. Отрывистая команда: «Пошел!» — так и двигались полутемным коридором. Тишина прерывалась только командами «Стой!» на каждом из поворотов, где конвоиры сменяли друг друга. На очередном повороте, пока конвоиры о чем-то переговаривались, Сергий взглянул чуть в сторону и обомлел. Он узнал эту серую дверь… То была камера, где в заключении томился патриарх Тихон. «Вот и свиделись…» — подумалось. Незаметно для конвоиров перекрестился. Сделав по команде несколько шагов вперед, оказался перед другой дверью. Еще несколько томительных секунд… дверь открылась, и его подтолкнули в камеру… Дверь закрылась.

Понемногу глаза привыкли к полутьме, и Сергий увидел, что в камере он не один. Вторым сидельцем был епископ Ковровский Афанасий (Сахаров). Встреча была неожиданной и, несмотря на место, даже радостной — они давно не виделись. В этот день они смогли о многом поговорить и, главное, прояснить, что причиной их заключения стала попытка избрания нового патриарха посредством тайного сбора голосов.

Собрав значительную группу русских иерархов во внутренней тюрьме на Лубянке, спецорганы приступили к их допросам. Первыми стали архиепископ Корнилий и епископ Павлин. Из протокола известно, о чем шел разговор 19 декабря 1926 года.

Следователь, обращаясь к архиепископу Корнилию:

— Кому принадлежит инициатива письменного опроса?

— Она принадлежит мне, а других называть не буду, потому что считаю это непорядочным.

— Почему избрание происходило секретно?

— Чтобы ОГПУ не проведало и не помешало нам.