Да и закрываться скоро будем. Почти никого нет…
К стойке подошел подвыпивший клиент и заказал порцию бренди. Дитмар знал его и, еще находясь под впечатлением от инцидента с младшим Зибером, вопреки привычке помалкивать не удержался и спросил:
– Послушай, Герхард, что ты думаешь по поводу…
Герхард, который уже проглотил бренди и поставил стакан на отполированную локтями поверхность барной стойки, неожиданно прервал Дитмара и продолжил за него сам:
– … гибели Пауля Зибера? Думаю, ты это имел в виду, Дитмар?
– Верно. Откуда ты знаешь?
– А о чем ты еще можешь спросить? Все болтают о смерти Вольфа. К тому же я только что наблюдал, как ты выпроводил брата.
– А что оставалось делать?
– Верно, больше ничего. Малец словно одурел от смерти брата. Лезет на рожон. Того и гляди что-нибудь натворит. – Он помолчал, поиграл только что поставленным стаканом и снова заговорил: – Разное болтают, Дитмар… Некоторые считают, что с Вольфом свели счеты за старые дела.
– Похоже, ты так не думаешь.
– Не думаю. Считаю, кто-то со стороны вмешался в дело и просто воспользовался существующими противоречиями между Паулем и кем-то из его знакомых.
– Считаешь, что Пауля заказали?
– Все может быть, Дитмар.
– А за что?
– Тут дело темное. Никто ничего не знает.
Когда Моника открыла дверь, Курт Зибер ввалился в помещение и растянулся на полу. Пока Моника устраивала его на диванчике, куда с большим трудом доставила бесчувственное тело, Курт громко и беспрерывно выкрикивал:
– Они убили его, Моника!..
Вскоре Курт затих, и лишь его громкое сопение нарушало наступившую тишину в комнате, в середине которой стояла Моника, глядя неподвижным взглядом в пустоту.
39
В тот вечер сыщик Вундерлих решил, что наступил момент ознакомиться с окрестностями Айзенаха. Там в имении Лихтенберг, как следовало из собранной им информации, брала начало печальная история о медальоне баронессы. Ему казалось, что там ей надлежит и закончиться. О том, как это может произойти, он пока еще не имел ни малейшего представления. Но поехать туда просто необходимо, ведь это часть его идеи о сути информации, много лет хранимой злополучным медальоном. Пусть эта идея и является бредовой, но он должен ее проверить.
Рано утром Макс сел в свой «Рено» и выехал в Айзенах. Пока ехал по дороге, которая петляла, ныряла и вновь устремлялась вверх, среди высоких холмов Тюрингского леса[8], он вспоминал вчерашний телефонный разговор с Гизелой Оберман. Макс позвонил ей впервые с того самого дня, когда они втроем (включая Лауру) изучали семейный архив.
Макс посчитал, что уже вправе рассказать ей кое о чем. К тому же он хотел получить от Гизелы некоторую информацию, хотя и не был уверен, что она ею располагает. В трубке довольно долго раздавались длинные гудки, затем усталый голос произнес:
– Слушаю.
– Добрый вечер, фрау Оберман. Макс Вундерлих вас беспокоит. Извините, что так поздно…
– Что вы говорите, господин Вундерлих? Для вас никогда не поздно. Всегда готова вас выслушать.
– Приятно слышать, фрау Оберман. Постараюсь не отнимать у вас много времени. Во-первых, думаю, что вправе сообщить о некоторых успехах в деле расследования смерти вашего супруга Вальтера Обермана. Не исключаю, что кое-что вам уже известно от моей помощницы и вашей подруги Мартины Хайзе.
– Совсем мало, господин Вундерлих. Все, что сохранилось в моей голове, это сообщения Мартины о массе новых загадочных убийств.
– Не думаю, фрау Оберман, что они, как вы изволили выразиться, загадочны. Думаю, все они связаны с этим злополучным медальоном…
– Значит, то, что я предположила во время нашей первой беседы, правда?
– Похоже, правда, фрау Оберман. Более того, с большой вероятностью смею утверждать, что к делу причастны родственники вашего покойного супруга.
– Как это ужасно, частный детектив. Неужели такое возможно?
– Истории известны и более суровые разборки между близкими родственниками, фрау Оберман. В нашем случае родство не столь близкое, но преступление от этого не становится менее жестоким.
– Господин Вундерлих, вы сказали, что причина убийства имеет непосредственное отношение к медальону. Но ведь этот медальон уже тринадцать лет находился в нашем доме, а убийство произошло только сейчас. Как вы это объясняете?
– С этим фактом предстоит разобраться, фрау Оберман… Хотя некоторые предположения у меня есть. Именно поэтому я вас побеспокоил в столь поздний час. Дело в том, что именно завтра я намерен предпринять кое-что, что, возможно, позволит подтвердить мои предположения.
– Что вы имеете в виду, господин Вундерлих?
– Собираюсь прокатиться в имение Лихтенберг. Так сказать, к истокам, где началась эта история.
– И что вы там надеетесь обнаружить?
– Пока, честно сказать, не знаю, но думаю, что тайна медальона находится в имении, а значит, рано или поздно преступник или преступники там появятся. Не исключаю, что они уже побывали в Лихтенберге.
– И кто же, по-вашему, убийца Вальтера? Какова степень родства?
– Есть основания считать, что непосредственный организатор убийства уже мертв. Мертвы и те, кто исполнил его заказ.
– Если вы правы, господин Вундерлих, то уже некого наказывать за смерть Вальтера… Чего же вы добиваетесь?
– Я намерен раскрыть тайну медальона. Думаю, что она вполне материальна.
– Считаете, что раскрытие тайны медальона сулит деньги?
– Уверен, фрау Оберман.
Он не стал, разумеется, посвящать Гизелу в подробности собственных фантазий, а просто добавил:
– Если не деньги как таковые, тогда по крайней мере нечто, что может быть в них обращено. И это по праву принадлежит теперь единственному оставшемуся в живых наследнику.
– Кому же, господин Оберман? – с любопытством спросила Гизела Оберман.
– Разве не понятно, фрау Оберман? Вашей малолетней дочери Лауре. Ведь она единственная наследница своего отца Вальтера Обермана.
Гизела помолчала некоторое время, затем вздохнула и сказала:
– Пожалуй, это так, господин Вундерлих… Но это незначительная цена за потерю ребенком отца. Лаура так любила Вальтера.
– На это мне нечем возразить. Вы абсолютно правы.
Гизела Оберман снова помолчала, затем голосом, полным грусти, поинтересовалась:
– Но господин Вундерлих, если все уже убиты, то как вы сможете раскрыть тайну медальона?
– Не совсем так. Есть и живые свидетели, которые могут быть причастны к истории с медальоном. И один из этих оставшихся в живых вполне может быть главным действующим лицом этой истории.
– И это лицо тоже является родственником Вальтера?
– Думаю, да, фрау Оберман. Я слабо разбираюсь в генеалогической терминологии, но думаю, что ваш покойный супруг был для этого человека кем-то вроде двоюродного внука… или что-то в этом роде.
Гизела закашлялась и поспешно сказала:
– О, я понимаю в этом вопросе еще меньше. Думаю, сейчас не совсем подходящий момент для подобных уточнений. Ведь не из-за них