рукопись. Интересна его реакция на синопсис. Я напишу его так, чтобы твой Фукс, если он имеет отношение к медальону, почувствовал, что речь в романе идет о реальной истории, участником которой является он сам. Представляешь ту гамму чувств, которую я смогу прочесть на его лице, пока он будет читать. Думаю, он будет не в силах даже посмотреть мне в глаза.
Макс откинулся на спинку диванчика и сквозь смех воскликнул:
– Бредовая идея, Мартина!
Она спокойно ответила:
– Не более бредовая, чем твоя, которую ты упомянул на горе Рохусберг в связи с содержимым медальона. Помнишь нашу велосипедную прогулку?
– Отлично помню. Но я тебе не излагал содержание моей идеи. Так сказать, постеснялся.
– Это и говорит о ее бредовости.
– Железная логика, Мартина.
– Скорее женская логика, – уточнила она.
В комнате на некоторое время установилась тишина. Клубы табачного дыма медленно тянулись к приоткрытому окну, где, на миг «зацепившись» за оконную раму, исчезали куда-то в пространство Шиллерштрассе. Мартина приложила ладони к пылающему лицу, пытаясь успокоиться после интенсивной словесной баталии. Макс, как это часто у него случалось, ерошил свои пышные волосы, пытаясь оценить рациональность необычного предложения Мартины. И чем дольше он думал, тем больше убеждался, что идея Мартины не такая уж бредовая, хотя, пожалуй, вероятность ее реализации крайне мала. Он взглянул на Мартину и, еще будучи не в силах изменить прежний тон на вполне серьезный, заговорил:
– Итак, Мартина, ты намерена провести психологическую атаку на нового фигуранта нашего дела. Решила поменять род занятий – из писательницы превратиться в психолога…
Она недолго раздумывала, чтобы ответить:
– Во-первых, писатель всегда в какой-то степени психолог. Вся человеческая жизнь состоит из психологических атак друг на друга. И, слава богу, только когда эти атаки не заканчиваются чьей-то победой, одна из сторон переходит к активным силовым действиям. Даже маленький ребенок начинает колотить своими ручонками мать, если она не поддалась на его громкую истерику и не купила ему то, что он внезапно возжелал. Я наблюдала, Максик, такие сцены… Во-вторых, да, намерена… При условии, что моим друзьям удастся организовать для меня эту встречу, а мой шеф, который несколько минут назад назвал идею бредовой, оплатит командировочные расходы. Как тебе должно быть известно, журнал выплачивает мне мизерные гонорары.
Макс, решив не касаться на этот раз философской части высказывания молодой женщины, наконец полностью избавился от дурашливого тона и серьезно сказал:
– Кстати, Мартина, ты помнишь, что я работаю для твоей подруги Гизелы совершенно бескорыстно. Мы не заключали никакого контракта. А я ведь по-прежнему должен платить и за офис, и за комнатенку у фрау Гертнер…
– Максик, если доведешь дело до конца, Гизела не останется в долгу. Тем более что дело пахнет деньгами. Ты только посмотри, что происходит, – одно убийство следует за другим.
Макс вспомнил о своей личной бредовой идее, которая никоим образом не исключала денежную составляющую, и ответил:
– Очень на это надеюсь, Мартина. Будут тебе командировочные. Когда я узнаю о твоем решении?
– Надеюсь, скоро. Я тебе позвоню. А сейчас отвези меня домой, где я буду думать, как сохранить твое лицо и не уронить твой престиж в глазах инспектора Ниммера.
38
Курт Зибер сидел на высоком барном стуле, положив локти на барную стойку. Он был прилично пьян, и голова его, периодически теряя способность держаться вертикально, вдруг резко падала вниз, ударяясь лбом о сжатые кулаки Курта, после чего он с трудом возвращал ее в прежнее положение. Некоторое время он мутным взглядом смотрел на бармена Дитмара и мычал. Затем все повторялось сначала.
Дитмар был хозяином бара и одновременно в целях экономии на зарплате бармена сам исполнял его обязанности. Когда ему нужно было отлучиться, за стойку становилась его гражданская жена Изольда.
Бар Дитмара ничем не отличался от множества других. Во всех лилось и пилось одно и то же. Но если чем-то и отличался один бар от другого, то кругом завсегдатаев: в каждом баре круг постоянных клиентов был свой. Клиентами Дитмара были парни и девицы, хотя бы раз в жизни имевшие проблемы с законом. Здесь они делились воспоминаниями о прошлой жизни и обсуждали дела и делишки нынешней. Никто из них не желал вновь очутиться там, где пришлось побывать когда-то, но в то же время ни один из них не мог с уверенностью заявить, что больше ему тюрьма не грозит. Здесь можно было услышать все новости из их криминального мира, из намеков, полуфраз и многозначительных взглядов получить нужную информацию. Дитмар не лез в их дела, его больше интересовал денежный поток, порой щедро изливавшийся на него со стороны подвыпивших клиентов. Тем не менее непроизвольно он был в курсе кое-каких дел своих клиентов.
Из подсобки вышла Изольда и, посмотрев на продолжавшего клевать носом Курта, сказала:
– Дитмар, разобрался бы ты с парнем. Когда он успел так набраться? Три дня на свободе – и снова готов отправиться туда, откуда недавно прибыл.
– Изольда, ты же знаешь, что у него несчастье. В автокатастрофе погиб его старший брат. Он тоже когда-то бывал в нашем заведении.
– Я помню, – сказала Изольда и, понизив голос, добавила: – Ходят слухи, что ему помогли покинуть этот грешный мир.
Совсем тихо Дитмар ответил:
– Возможно, но я не советую тебе распространять эта слухи. У нас просто бар, остальное нас не касается.
Изольда поджала толстые губы и по знаку Дитмара заняла место за стойкой. Сам же он подошел к Курту и, приобняв его, поволок к выходу, приговаривая:
– Пойдем, малыш. На сегодня хватит. Тебе пора отдохнуть.
Курт пытался вырваться из цепких объятий бармена и громко вопил, заикаясь:
– Я в-все равно убью его. Я знаю, кто это сделал. Я выведу их на чистую воду.
На улице Дитмар махнул первому попавшемуся таксисту и, когда тот подрулил, сказал:
– Отвези-ка, приятель, моего клиента туда, куда он скажет. Парень не рассчитал сегодня силы.
Добившись от Курта адреса места, где он намерен переночевать, Дитмар сообщил его таксисту и вернулся в бар. Изольда нетерпеливо приглушенным голосом спросила:
– Кого это он грозился убить?
– Не знаю, Изольда. Он тут выпивал с одним… Может быть, тот и сболтнул ему что-то…
– Кто это был?
– Возможно, ты знаешь… Есть тут один, по кличке Шакал. Его не упрекнешь в излишней молчаливости, особенно если выпьет.
– Знаю-знаю. Такой вертлявый, очень соответствует своей кличке – лает налево и направо.
Дитмар кивнул и, шлепнув подругу по заднице, сказал:
– Ладно, иди в подсобку. Я уж тут как-нибудь сам. – Он взглянул на часы. –