— Как там у Хердера с его заявкой на грант в Стоу-нуолл? — спросил Фреда доктор Манн.
— Не очень, — ответил Фред. — Они написали, что их средства на этот год уже распределены и…
— Это тот самый доктор Крум? — спросил голос у моего локтя.
Я посмотрел вниз на мисс Вэлиш, а потом на доктора Крума. Крошка по-прежнему была в его бородке, хотя теперь ее почти не было видно.
— Блн-н-н? — спросил я.
— Фред тоже так считает, — сказала мисс Вэлиш и свернула нас с темы разговора. — Он говорит, что восхищается вами по одной лишь причине: вы не выносите никакой чуши.
Неожиданно я поднял свою громадную лапу и небрежно положил ей на плечо. Она была в серебряном закрытом платье, и я запястьем ощущал жесткость мерцающей чешуи.
— Прошу прощения, — сказала она и попятилась. Моя лапа соскользнула, коснулась ее груди и безжизненно повисла, чуть качнувшись маятником.
Она покраснела и бросила взгляд на трех мужчин, беседовавших неподалеку.
— Фред говорит, что доктор Крум очень хорош в своем деле, но то, что он делает, на самом деле не важно. Что вы думаете?
— Ун-н, — громко сказал я и топнул гигантской ногой.
— О, я тоже. Мне самой не нравятся опыты на животных. Я уже два года занимаюсь социальной помощью на Стейтен-айленд[114]. Столько всего нужно сделать для людей.
Теперь она посмотрела на диван, где беседовали доктор Феллони, пожилая дама и худая старая большая шишка: казалось, мисс Вэлиш отдыхает в моей компании.
— Даже здесь, в этой самой комнате, есть люди, чьи жизни не состоялись, люди, которым нужна помощь.
Я промолчал, но с нижней губы сорвалась капелька слюны и начала свое паломничество по рубашке.
— Если мы не научимся устанавливать контакт друг с другом, — продолжила мисс Вэлиш, — осознавать друг друга, все цыплячьи лекарства в мире бесполезны.
Я разглядывал шары Арлин, колебавшиеся в свете люстры. Небольшой оргазм слюны опять стек с моей нижней губы.
— Что меня восхищает в вас, психиатрах, так это то, как вы сдерживаете себя, остаетесь бесстрастными. Вы что, никогда не чувствуете страдание, с которым вам приходится иметь дело? — мисс Вэлиш опять повернулась ко мне и состроила гримаску, увидев мой галстук и рубашку.
Я стал неуклюже искать в кармане часовой корпус с кубиком.
— Разве вы не чувствуете страдание? — повторила мисс Вэлиш.
Вытаскивая часовой корпус, я трижды дернул головой и промычал одно «Ун».
— Боже мой, вы мужчины такие упрямые.
Я медленно подтянул нижнюю челюсть; она ныла от отвисания. Пробежав языком по сухой верхней губе, я вытер платком слюну с груди и в упор посмотрел на мисс Вэлиш.
— Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Как раз пора перестать играть в слова и заняться делом, — сказал я.
— Я тоже так думаю. Не выношу эту пустую болтовню на вечеринках с коктейлями, — казалось, она была довольна, что мы наконец будем выше всего этого.
— Что под этим прекрасным платьем?
— Вам нравится? Фред купил мне его в «Орбахс»[115]. Вам нравится, как оно… мерцает? — Она качнула верхней частью тела, и платье заиграло, а ее полные руки заколыхались.
— Вы сложены, крошка… Слушайте, как ваше имя?
— Джойя. Глупое имя, но мне нравится.
— Джойя. Прекрасное имя. Вы прекрасны. Ваша кожа невероятно гладкая и кремовая. Я бы с удовольствием пробежал по ней языком. — Я протянул руку и погладил ее по щеке, а потом сзади по шее. Она снова залилась краской.
— Думаю, это у меня от рождения. У моей мамы прекрасная кожа, и у папы тоже. На самом деле, папа…
— А ваши бедра и животик и грудь того же кремово-белого цвета?
— Ну… думаю, да. Только когда я не загоревшая.
— Я бы с удовольствием получил возможность пробежать руками по всему вашему телу.
— Она у меня хорошая. Когда я мажусь лосьоном для загара, она такая гладкая-гладкая.
Я полузакрыл глаза и попытался выглядеть сексуально.
— Вы перестали пускать слюну, — сказала она.
— Слушайте, Джойя, от этой коктейльной болтовни у меня разболелась голова. Мы не могли бы пойти на пару минут куда-нибудь, где бы остались одни? — Я осторожно подтолкнул ее по направлению к коридору, который, как я знал, вел в кабинет доктора Манна.
— О, разговоры-разговоры-разговоры. Это так быстро надоедает.
— Давайте я покажу вам кабинет доктора Манна. У него есть несколько интереснейших книг о первобытных сексуальных практиках, с иллюстрациями.
— Картинок цыплят там нет? — и она радостно засмеялась над своей шуткой, и я тоже засмеялся. Доктор Феллони кивнула нам головой, когда мы проходили мимо дивана, Джейк бросил взгляд через плечо Важной особы, когда мы огибали группу Крума, Арлин чуть повела грудью и улыбнулась, и мы проследовали по коридору в кабинет доктора Манна. Когда мы вошли, раздался пронзительный визг, и я увидел сидевших на полу доктора Богглза и мисс Рейнголд с парой зелёных кубиков между ними. Богглз, лишившийся двух третей одежды, как раз победно тянулся, чтобы снять блузку с мисс Рейнголд (победно улыбавшейся).
Пока мы давали задний ход, мисс Вэлиш сказала:
— Ох, это отвратительно. В кабинете доктора Манна! Это отвратительно.
— Вы правы, Джойя, пойдемте в ванную.
— Ванную?
— Это вон туда.
— О чем вы говорите?
— О месте, в котором можно поговорить без свидетелей.
— О… — Она остановилась посреди коридора, сжав обеими руками стакан.
— Нет, — сказала она. — Я хочу вернуться на вечеринку.
— Джойя, единственное, чего мне хочется, — это воспользоваться вашим прекрасным телом. Это не займет много времени.
— О чем мы будем разговаривать?
— Что? Мы будем говорить о теории послеоперационной дисфории Гарри Стэка Салливана[116]. Пойдемте.
Поскольку она не сдвинулась с места, я понял, что вел себя слишком буржуазно для разнузданного сексуального маньяка, роль которого выбрал для меня Жребий. И когда мисс Вэлиш снова заговорила о возвращении в гостиную, я подошел к ней, выбил стакан у нее из рук, так что он упал на пол, и попытался страстно поцеловать ее в рот.
Взрыв боли в яйцах был настолько сильным, что на мгновение я подумал, что меня подстрелили. Я ослеп от боли, меня шатнуло, и я ударился о стену. Неимоверным усилием воли, достойным святого, я заставил себя открыть глаза и увидел мерцающую серебристую спину удаляющейся мисс Вэлиш. Она возвращалась в гостиную — слава Богу! — оставляя меня наедине с моей катастрофой.
Я предположил, что не смогу разогнуться по крайней мере месяц, и гадал, станет ли мистер Торнтон регулярно вытирать с меня пыль. Кроме того, мне в голову пришел вопрос, как «разнузданный сексуальный маньяк» отреагировал бы на внушительный удар по яйцам. Ответ был ясен: маньяк, кроткий Иисус, психотик-хиппи, немой дебил, Джейк Экштейн, Хью Хефнер, Лао-цзы, Норман Винсент Пил, Билли Грэхем — все они отреагировали бы точно так же, как я, простой Люк Райнхарт в очках. Хотя обе мои руки были на месте происшествия, они ни до чего не дотрагивались; вероятно, они находились там, чтобы что-нибудь предпринять — если это вообще было возможно, — скажем, в следующем месяце. И всё же я не мог заставить свои руки принять другое положение. В коридоре появились доктор Крум и Арлин Экштейн. Я попробовал выпрямиться и чуть не закричал. Они посмотрели на осколки стакана, а потом остановились передо мной.
— Мучительная боль в животе, — сказал я. — Сильные спазмы в брюшной полости. Может потребоваться обезболивающее.
— Ну-ну. Шифот болит, фи говорите?
— Низ живота, в брюшной полости, помогите. — Я говорил шепотом.
— Люк, в какую игру ты сейчас играешь? — сказала Арлин, склонив голову (я так скрючился, что стал ниже на целый фут с половиной) с улыбкой, говорившей о ее замешательстве.
— Ты… ты потрясающая, детка, — я задыхался. — Сними… это платье. — Я медленно осел боком на пол, боль в локте отвлекала от другой боли и потому казалась почти блаженством.
Я услышал в дальнем конце коридора голос Фреда Бойда, спрашивающий «Что случилось?», а потом услышал, как он смеется совсем рядом, склонившись надо мной.
— Я думаю, его ранили, — сказал доктор Крум. — Есть серьезно.
— Ничего, жив будет, — сказал Фред, и я почувствовал, как он берет меня за одну руку, а Арлин за другую. Фред перебросил мою руку через свое плечо и потащил меня в спальню. Они бросили меня на кровать.
Боль уже стихала, и когда все трое ушли, я был способен немного двигаться, в основном это касалось глаз, но и это уже был прогресс. Затем я вспомнил, что пришло время опять проконсультироваться со Жребием. Содрогаясь от перспективы второго раунда разнузданного сексуального маньяка и превозмогая боль, я вытащил из кармана подложный часовой корпус и заглянул в него. Тройка: честный человек, живущий по воле Жребия.