Блин, о чём говорить? То есть он специально приехал сюда, чтобы поговорить? Ну не для того же, чтобы собственноручно замочить в ресторане. В ресторане не обязательно, можно взять меня, типа арестовать и увезти в неизвестном направлении. Но тогда зачем светить свой фейс? Если хочешь арестовать или просто похитить, давай, пробуй это здесь сделать.
— Очень неподходящий момент, — качаю я головой. — Вы семейное торжество нам портите.
— Что же, весьма сожалею, — отвечает он. — Служба, понимаете ли. Служение отчизне превыше всего.
— Ну, ладно… заходите, — принимаю я решение. — Отойдём вон туда, в сторонку. Наташ, прости, пожалуйста. Служение отчизне превыше всего, слышала?
Я подхожу к окну, и он тоже. Сначала стоит, поджав губы, видать не нравится ему, что придётся шептаться у всех на виду, но потом всё-таки начинает говорить.
— А ты напрасно насчёт служения ёрничаешь, — чуть надменно говорит он.
— Возможно, — соглашаюсь я. — Но возможно, и не ёрничаю. Что же привело вас ко мне? Вон в какую даль прилетели. Быстро, главное нашли.
— Полетел бы ты через Тулу, мы бы тебя дольше искали, а через союзную столицу — на раз-два нашли.
— И зачем вы меня искали?
— Как в «Берегись автомобиля». Привычка убегать и привычка догонять.
Я хмыкаю:
— У меня нет ни той, ни другой. А у вас какая?
— Догонять, естественно, — пожимает он плечами.
— Стало быть, ваше появление есть результат погони, правильно я понимаю?
— Не совсем, — отвечает он.
Я молчу, он тоже какое-то время стоит молча и прищуривается, как капитан Болдырев из «Васи Куролесова», тот, что с глазами цвета маренго. Классная книжка была, да и вообще, Юрий Коваль — это нечто.
— Пётр Николаевич, ну, не молчите, пожалуйста. Вы меня действительно оторвали от важного дела, и всё это очень некрасиво получилось. Давайте свои вопросы.
— А у меня не вопросы, — отвечает он. — У меня просьба.
— Серьёзно? И какая же? Я, между прочим, двоих друзей похоронил и сам едва не лёг с ними, а вы ко мне с просьбой обращаетесь? Умеете удивить.
— Та страница перевёрнута, — отвечает он. — А сейчас у нас новая глава пишется.
— Как у вас всё просто, — качаю я головой. — Видимо моё доверие к вам в этой главе значения не имеет, да?
— Что-что?
— Ну, я о том, что после того, как вы ко мне послали киллера, я скорее вам не верю, чем верю. Это, в общем-то, вполне естественно, вам не кажется?
— Ну… и не доверяй. Мне всё равно.
— Серьёзно? Так как я могу согласиться хоть на что-то, если ожидаю от вас удара в спину? Думаю, вполне разумным будет держаться от вас подальше.
— Ладно. А если я скажу, что покушение было совершено без моего ведома?
Я начинаю смеяться:
— Ага, а я в таком случае папа римский. Мне кажется, всё это большой розыгрыш. Всё, что вы мне сейчас говорите. Только я пока не понимаю, в чём прикол. Давайте, скажите скорее, что вам нужно и вернёмся к своим делам. Правда, у меня очень ответственный момент сейчас.
— Хорошо. Мне надо, чтобы ты поработал на меня.
— Я уже на Злобина работаю, и вам это известно, насколько я знаю. Я же не Труффальдино из Бергамо, чтобы двух господ обслуживать, правда ведь?
— Я с ним договорюсь.
— Вы уже Еву у него отжали, теперь меня хотите? И зачем я вам понадобился?
— Как раз, чтобы Еву заменить. Она уезжает, а мне нужен человек, который сможет вывезти бриллианты за кордон.
— Бриллианты? — спрашиваю я, глядя на него, как на умалишённого. — За кордон? Вы что-то знаете, чего я не знаю? Или бредите? Или пытаетесь выманить и там, вдали от лишних взглядов кокнуть, доведя начатое до конца?
— Да, знаю, — пожимает он плечами. — То, чего ты не знаешь.
— И? — поднимаю я брови.
— Ты поедешь с правительственной делегацией и тебя не будут шмонать.
— Правда? И кто, кроме вас об этом знает? Фармазоны всей страны? С какого будуна они пойдут ко мне за услугой?
— С какого будуна? — злым шёпотом переспрашивает Кухарчук. — А с такого, что ты мне операцию сорвал! Ты завалил моего скупщика и его крышу!
— Ошибочка! Скупщик ваш нагнул моего товарища…
— Цеткин тебе не товарищ, не надо мне мозги сношать.
— А скупщика завалил не я, а ваши собственные бойцы. Так что какие ко мне претензии? Тем более, Ева осталась в игре.
— Ева уезжает, а цепь обрывается. Теперь надо строить новую. Подходящего иностранца прямо сейчас у меня нет, а вопрос надо решить срочно. Поэтому придётся пользоваться тобой. Так что…
— Странно немного, то хотели устранить, а то вдруг решили вовлечь в операцию. Вовлечь и устранить?
— Устранить хотели мои… парни… В общем, сам не дурак, должен понимать, хотели подстраховаться. Но я тебе говорю, это в прошлом. С ними мы вопрос решили. Они уже на другом направлении работают, чтобы не проводить официальных действий… Это сейчас никому не надо, тебе — в первую очередь.
Сейчас не надо, а потом может и понадобиться кому-нибудь. Я правильно понимаю?
— Егор! — кричит из-за стола Рыбкин. — Тащи своего друга сюда! Чё вы там стоите на сухую?
— Сейчас, дядя Гена, мы заканчиваем уже, — отвечаю я и добавляю, повернувшись к Кухарчуку. — А Злобин в курсе ваших далеко идущих планов?
— Нет пока. Но это не важно, я поставлю его перед фактом и всё. Смотри, ты скоро поедешь на Кубу. Тебя уже включили в состав делегации.
— Ого! На Кубу? И что, там есть покупатели на бриллианты? На Острове свободы? Довольно странно. Это наверное кубинские капиталисты и акулы теневого бизнеса, так что ли? Или американские шпионы? А, кстати, кого ещё в делегацию включили? Можно невесту мою туда же добавить?
— На Кубе у тебя никаких заданий не будет. Просто все увидят, что ты выездной и ездить будешь не как турист, а как представитель государства в составе правительственной делегации.
— А где будут задания?
— В Германии и Франции.
— О, да у меня целое турне намечается, как я вижу.
— Турне не турне, но несколько поездок мы тебе устроим в рамках этой операции.
— Погодите, так вы хотите здесь негодяев поймать или чтобы я действительно ценности вывозил? Контрабандистом работать я не согласен.
— Почему это? — хмыкает он. — На все остальные дела ты согласен, а тут что, совесть взыграла?
— На какие это остальные?
— На такие. Так что? Сотрудничаем или хочешь говорить про остальные дела?
— Слушайте, идите вы знаете куда с подобными угрозами…
— Ну хорошо, — говорит он после длительной паузы, во время которой его желваки носятся, как сумасшедшие. — Неправильно выразился. Вывозить ничего не придётся. Будешь имитировать.
— Извинения приняты, — киваю я. — То есть ценности будут изыматься на границе? А меня куда после этого?
— Не будет ничего изыматься. Там не так всё. Я тебе потом объясню. Тебе ничего не угрожает. — Он поджимает губы и смотрит вопросительно. — Так каков ответ? Просто… э-э-э… Назарова ты знаешь, ещё там… кое-какие факторы. Можешь помочь в общем.
Подставить Лимончика? Вернее, ускорить его падение. Или попросту его уконтрапупить?
— Не знаю, — качаю я головой. — Подумать надо. Условия непонятны. Что будет если откажусь, а что — если соглашусь.
— Ничего не будет, — щурится он. — Ладно, подумай. Завтра утром сообщишь. Я позвоню. Ты когда в Москву собираешься?
— Да хотел подольше вдали от вас побыть, — усмехаюсь я.
— Завтра утром позвоню, — повторяет он и, кивнув, направляется к выходу.
Гад, весь праздник мне нарушил. Ладно. Возвращаюсь к столу.
— Добрый человек! — возмущается Гена, — Слышь, как тебя, Петрович! Иди пригуби за дочку мою!
Но Кухарчук выходит, не оглядываясь.
Белла провожает майора настороженным взглядом. Она поглядывает и на меня, но быстро отводит взгляд, когда я смотрю в её сторону. Я киваю Алику и он выходит из зала, чтобы проверить, что там творится.
В охране из ментов нет никакого толка. Вернее, от блатных может толк и есть, а вот от КГБ защиты точно не будет.