— Есть такие люди, которые не понимают с первого раза, — сказал первый парень, — они не понимают даже со второго. И тогда им нужно помочь понять!
— Понять — что? — начал заводиться Леша.
— Что не надо быть таким жадным, — усмехнулся первый. — Что ты вцепился в свою дурацкую забегаловку?
— Леш, вернемся в «Экипаж», — Теона схватила Лешу за куртку и потянула за собой.
Может, если побежать, они успеют добежать до кофейни и все обойдется…
— Я не буду от них бегать! — крикнул Леша. — Оставьте уже нас в покое, отвалите! Сколько повторять — у вас ничего не выгорит!
— О, какой смелый! О себе не думаешь, о девушке своей не думаешь! — Первый парень подскочил к Теоне и натянул ей кепку на глаза.
— Не трогай ее! — озверел Леша и бросился на обидчика.
И вот тогда вперед выступил второй незнакомец. У него не было особенных примет, разве что глаза какие-то странно светлые и пустые-пустые.
В сотую долю секунды Теона поняла, что все, что было раньше: проверки, плакат, разбитая витрина, — было отчасти нелепо, смешно, а вот сейчас — другое.
— Лешка, не надо! — крикнула Теона.
Но было уже поздно.
В руках белоглазого блеснул нож, и Леша заслонил Теону собой.
Белоглазый ударил Лешу ножом два раза — в живот и в грудь. Леша застонал и начал оседать на тротуар.
Теона закричала на всю пустую улицу вслед убегающим подонкам. Она держала голову умирающего Леши в своих руках, кричала и плакала и уже не видела, что в окнах дома напротив зажигается свет и что в нем распахнулось окно Данилы. Она смотрела на странно белое лицо Леши, на кровавое, расползающееся пятно на его куртке, и умоляла его держаться. Но он ее не слышал.
Еще минута на грани жизни и смерти.
И полетела Лешина душа в ночное петербургское небо.
* * *
В эти несколько секунд прощания перед Лешей словно бы раскрутилась скрученная, длинная, как река Нева, лента воспоминаний его жизни — покадрово, поэпизодно. Детский сад на Фонтанке, куда его водил дед, дедовские заветы, соленые шуточки добрейшего старого кока, его рассказы о корабельных странствиях и его трогательная забота о подкинутом внучке, редкие приезды матери, одиночество в школе, болезнь деда и первые потери, литры кофе, помноженные на тонны книг. Будни и праздники «Экипажа», любовь к Нике — запрятанная, запечатанная в раковину души, так, чтобы ничем эту женщину, влюбленную в другого, не побеспокоить. Нежданная встреча со смешной, нелепой девочкой, которая никак — ну извини, Тея! — на роковую героиню любовного романа не похожа, тот вечер на исходе лета, когда он понял, что любит Теону, и когда дура-кукушка что-то ему напророчила.
Целая жизнь пронеслась перед глазами, прежде чем Леша стал смотреть на все как бы отстраненно, все вернее приподнимаясь над землей — вот уже так высоко, что он мог видеть и родной Крюков канал, и Никольский — белое кружево на голубом — собор, и любимую кофейню; его куда-то несло, засасывало в воронку — дальше, выше, необратимо.
Еще раз оглянуться назад, чтобы увидеть любимые места.
Вот там, неподалеку от «Экипажа», на тротуаре сидела девочка в серой кепке, держала его голову в своих руках и почему-то отчаянно плакала и просила его остаться.
Ему стало жаль ее: как она тут со всем управится — маленькая, бестолковая.
* * *
Так и ехали в больницу — Лешу везли на скорой, а Данила с Теоной и Линой следом, на машине Данилы.
В приемном покое врач разрешил остаться только одному человеку. «Кто ему самый близкий?» Теона шагнула вперед. Вот так — за эти полгода они с Белкиным стали самыми близкими друг другу людьми.
Потом была долгая операция. Теона целую вечность сидела в больничном коридоре, окаменев от горя и отчаяния, но запретив себе плакать. Маленький солдатик любви на посту.
Она разговаривала с Лешей всю ночь. «А вот ты, Лешка, выздоровеешь, и весной мы с тобой обязательно поедем в Грузию. Я покажу тебе зеленый, прекрасный Тбилиси! И познакомлю с мамой и папой и моим Грилем. Ты говорил, что любишь собак! Значит, Гриль тебе понравится! А еще ты познакомишься с моими друзьями — Софико и Михаилом. А потом мы поедем в горы. И будем пить вино и есть виноград. И ты поймешь, какая это прекрасная страна. Ты только выживи, ладно, Белкин? Не подведи меня. Ну пожалуйста…»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В коридор вышел усталый врач-реаниматолог.
— Вы кто Белкину? — строго спросил мужчина.
— Невеста, — не моргнув, выпалила Теона.
— Выживет ваш жених, подлатали мы его, — кивнул доктор. — Но придется ему у нас полежать, подлечиться. Вообще странно. У него два ножевых ранения: то, что в живот — несмертельное, а вот второе, в сердце, стало бы фатальным. Но у парня вашего в нагрудном кармане какое-то зеркало было. Оно его и спасло. Нож по серебру проехал, соскользнул. А так бы в сердце — без вариантов. Интересный случай.
Теона подошла к окну и заплакала. Теперь было можно.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 18
ГЛАВА 18
КОФЕ ДЛЯ ДВОИХ
В больнице Теоне выдали Лешины вещи: зеркало, спасшее ему жизнь, и ключи от его квартиры.
Лучшего ориентира, чем купола Никольского собора, нельзя было и представить. Теона быстро нашла этот старый дом в Коломне, расположенный рядом с тем самым магическим Семимостьем, где однажды весной она загадывала желание. Теперь же у нее было только одно желание — чтобы хозяин квартиры, в которую она не без внутреннего трепета зашла, поскорее поправился. В квартире Леши было чисто и прибрано. На кухонном столе стояла бутылка шампанского, цветы в вазе и два бокала. Теона поняла, что Леша, конечно, ждал ее, готовился к ее посещению, как к важному событию.
Обходить всю квартиру она постеснялась, а вот в большую комнату заглянула. На стене висела фотография пожилого мужчины в тельняшке и портрет Лешиной матери в какой-то театральной роли. Книжный шкаф ломился от обилия книг; их вообще было много, даже на журнальном столике рядом с диваном громоздилась целая стопка. Теона сняла первые две сверху и улыбнулась, увидев среди них тот самый толстенный кофейный справочник. Рядом с книгами лежал раскрытый Лешин блокнот с оленями. Она взяла его и прочла последнюю запись: «Каждый день с тридцать первого декабря до старого Нового года дарить Тее какой-то необычный подарок». Ей вдруг стало трудно дышать. Она погладила рукой эту запись в блокноте, словно коснулась Лешиной руки.
Так получилось, что на протяжении всех девяти месяцев ее петербургской жизни, в самые трудные моменты рядом с ней оказывался Леша. Белкин появлялся со своей дурацкой улыбочкой, нелепыми шутками, с чашечкой кофе и… гармонизировал ее; успокаивал, примирял с собой и с этим миром. И ей становилось рядом с ним легко и спокойно. Лучшее, что может сделать мужчина для женщины — успокоить, решить ее проблемы. И в этом смысле Леша Белкин был мужественнее и брутальнее всех мужчин.
Она давно поняла, что влюбилась в него, а сегодняшней ночью осознала, насколько глубоко и серьезно это чувство.
Но, кроме любви и нежности к Леше, в ней теперь белым яростным пламенем разгоралось еще одно чувство — гнев по отношению к Лешиным врагам. Маленькая хрупкая Теона ощущала себя железным Терминатором, если речь шла о ее близких, и хотела отомстить. Женщин обижать нельзя, потому что обиженную женщину, внутри которой горит пламя ярости, ничто не остановит; она превратится в ведьму, продаст душу дьяволу, испепелит все на своем пути. И чаще всего случается так, что женщине самой приходится отстаивать справедливость и воевать с врагами, как это и случилось с Линой. Но иногда в этом суровом мире что-то то ли ломается, то ли оттаивает, и тепло и помощь приходят оттуда, откуда не ждешь.
На следующий день после ранения Леши, вернувшись из полиции, где она давала показания, Теона увидела в кофейне дожидавшегося ее Павла. Он уже знал о том, что случилось ночью, но хотел выяснить подробности.
Когда Павел выслушал Теону, на его лицо набежала такая тень, что стало ясно: от самурая в нем не только прическа. Павел явно был готов порубить Лешиных врагов в капусту. Даже Бобби передалось настроение хозяина — милейшая рыжая лисица-корги вдруг как-то вздыбилась и едва не зарычала.