он выпил.
Затем она села прямо над его членом, ее вход дразнил его кончик, и он стиснул зубы, чтобы не насадиться на нее. Когда он отстранился, его глаза впились в ее.
Позволь мне овладеть тобой, подумал он. Он наблюдал, как она прикусила губу, еще одно безмолвное приглашение, но как только он двинулся, чтобы ввести в нее свой пульсирующий член, он услышал голос Минфу.
— Лорд Аид?
Ему казалось, что его зубы вот-вот разлетятся вдребезги. Он никогда в жизни так сильно не ненавидел звук, но этот был тем, который он проклял бы до конца своего существования. Он заметил, как напряглась Персефона, и удержал ее на месте, когда оттолкнулся от края бассейна, повернувшись так, чтобы она оказалась спиной к нимфе, когда та вошла в ванну. Это была попытка сохранить часть ее скромности, даже когда ее ноги все еще обнимали его за талию.
За исключением того, что Персефона удивила его, обхватив рукой его член.
Они уставились друг на друга, и если бы взгляды могли разжечь огонь, они бы испепелили.
— А…
Минфа стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в бани. Ее челюсть сжалась, а черты лица стали жесткими при виде того, на что она наткнулась.
— Да, Минфа?
Голос Аида был напряженным, его гнев и желание боролись за господство в его сознании. Рука Персефоны скользнула вниз по его стволу, ее большой палец водил легкими кругами по головке его члена.
— Мы…вы не пришли на ужин, — сказала она.
Все, о чем мог думать Аид, было: Почему она все еще говорит?
— Но я вижу, что вы заняты.
Рука Персефоны опустилась к самому основанию.
— Очень, — процедил он сквозь зубы.
— Я дам повару знать, что вы полностью насытились.
Вплоть до кончика.
— Вполне, — процедил он сквозь зубы.
Минфа задержалась там еще на мгновение, как будто хотела сказать что-то еще, но — умно — передумала. Она повернулась и ушла, а Аид потянулся к Персефоне. Они продолжат с того места, на котором остановились. Она достаточно подразнила его, и теперь он узнает, каково это — быть внутри нее, быть поглощенным этим завораживающим жаром.
За исключением того, что она оттолкнула его.
— Куда ты направляешься?
Он последовал за ней.
— Как часто Минфа приходит к тебе в ванну? — спросила она, выходя из бассейна.
— Персефона.
«Не делай этого. Не иди туда», — хотел сказать он, но она не смотрела на него и прикрылась полотенцем.
— Посмотри на меня, Персефона.
Он все еще был в бассейне, но продвинулся вперед настолько, что вода доходила ему до бедер. В каком-то смысле он чувствовал себя таким же обнаженным, его твердая плоть была полностью выставлена напоказ, так что у нее не оставалось сомнений в том, что он хочет ее.
— Минфа — моя помощница.
— Тогда она сможет помочь тебе в твоих нуждах.
Она осмелилась пригвоздить его член своим злобным взглядом. Его брови нахмурились, и он вышел из воды, обняв ее за талию. Он привлек ее к себе.
— Я не хочу Минфу, — прорычал он.
— А я не хочу тебя.
Ему хотелось зарычать от горького привкуса в глубине рта, когда он попробовал ее ложь.
— Ты не… хочешь меня? — спросил он.
— Нет, — сказала она, но ее голос был хриплым шепотом.
Взгляд Аида опустился на ее припухшие от поцелуев губы, прежде чем снова подняться к ее глазам. Через мгновение он спросил:
— Ты знаешь все мои способности, Персефона?
Он заметил, как сжалось ее горло, когда она сглотнула. Он удивлялся, почему после того, что они разделили в бассейне, она нервничала. Возможно, она не доверяла себе, чтобы поддерживать этот фасад безразличия.
— Некоторые из них, — ответила она.
Он наклонил голову, медленно приближаясь.
— Просвети меня,
— Иллюзия, — сказала она, и пока она говорила, его губы скользнули вдоль ее шеи.
— Да, — прошептал он, продолжая исследовать и пробовать на вкус ее кожу.
— Невидимость?
— Очень ценно.
— Очарование? — выдохнула она, когда его губы приблизились к чувствительной коже ее груди.
— Хмм.
Он сделал паузу и посмотрел на нее.
— Но на тебя это не действует, не так ли?
— Нет.
Она вздрогнула, когда ответила, и улыбка угрожала самообладанию Аида. Он провел пальцем вниз по центру ее груди, зацепив полотенце и обнажив ее груди.
— Похоже, ты не слышала об одном из моих самых ценных талантов.
Он взял в рот один тугой бутон и пососал, наслаждаясь тем, как у Персефоны громко перехватило дыхание. Он отстранился и встретился с ней взглядом.
— Я чувствую вкус лжи, Персефона. И твой такой же сладкий, как твоя кожа.
Она положила руки ему на грудь и оттолкнула его.
— Это была ошибка.
Это не было ложью, и правда об этом разбила его душу вдребезги.
Персефона собрала остатки своей одежды и корону, которую сделал Йен. Она прижимала их к груди, как щит, как будто ей было стыдно за то, что она позволила случиться этому. Аид уставился, как она отступает вверх по лестнице.
— Ты можешь верить, что это была ошибка, — крикнул Аид, и Персефона остановилась, лишь слегка повернув голову, чтобы он мог видеть ее профиль.
— Но ты хочешь меня. Я был внутри тебя. Я попробовал тебя на вкус. Это правда, от которой тебе никогда не убежать.
И именно эта правда дала ему надежду, потому что Аид знал, что может вызвать привязанность с помощью огня.
Он наблюдал, как Персефона вздрогнула и побежала.
ГЛАВА XIX
ПРОЕКТ «ХАЛКИОН»
Аид телепортировался в свои покои, голый, с напряженным членом, отчаянно нуждающимся в освобождении.
«Она бросила меня», — подумал он, делая большой глоток прямо из бутылки виски, которую стащил из своего бара. Он расхаживал, тело напряглось. Чем больше он двигался, тем больше ему напоминали о его нужде.
Чертовы Судьбы. Чертова Минфа.
«Я получил по заслугам», — подумал он. Я также бросил её. Это то, что она чувствовала?
Эта мысль была и приятной, и мучительной одновременно.
Он сделал паузу, еще раз отпил из бутылки и бросил ее в ревущий огонь. Она разлетелась вдребезги, и на мгновение вспыхнуло пламя — идеальное представление о том, что он чувствовал внутри. Когда пламя погасло, он оперся о стол и обхватил пальцами свою набухшую длину, стиснув зубы и закрыв глаза.
В темноте своего разума он телепортировался к Персефоне, обнаружив ее распростертой на кровати, с раздвинутыми ногами, погруженными в нее пальцами, доставляющими удовольствие точно так, как он учил ее в ваннах. Ее пятки впились в кровать, спина выгнулась, дыхание стало тяжелым. Она была прекрасна, обнаженная кожа