— Да, ты могла бы устроить ночной сад, полный ночных цветов и ночных ароматов, и устраивать экскурсии, может быть, два вечера в неделю летом. Саймон мог бы проводить экскурсии.
— Саймон, блядь, ничего не будет делать. Моя будущая жена не будет встречаться с каким-то парнем, на которого западают все отчаянные местные женщины, — рычит Нико.
— Она сможет делать всё, что пожелает, как только вы расторгнете брак, — мило говорит Кэрол. — У тебя будет своя компания и кастрированный совет директоров. Она получит свой дом. Вы оба уйдёте с тем, что хотите, и в этот момент Синди сможет взять Саймона в свой сад или в свою постель.
С милым смехом она выходит из теплицы, как будто ей нет до этого никакого дела.
— Увидимся позже, маленькие голубки, — она хихикает.
Дверь за ней закрывается, и Нико пристально смотрит на меня.
— Не смотри на меня так, — возражаю я. — Я ничего не сказала.
— Он тебе нравится? — требует он.
— Кто?
— Этот ублюдок Саймон.
— Он привлекательный, да. Нам обоим нравятся цветы. Но Кэрол забегает вперёд. Я не думала, что буду делать, когда мы расстанемся. Я могу путешествовать. Устроить приключение, — мои глаза расширяются. — Я всегда хотела путешествовать по греческим островам. Насколько романтично это было бы? Есть так много вещей, которые я хотела бы сделать. Я действительно не думала о мужчинах, — я говорю «мужчины» так, будто они — пустяковое дело.
— Ты куда более авантюрная, чем я думал, — говорит Нико, глядя на меня так, будто я — головоломка, которую он пытается решить.
— Да, и знаешь, почему?
Он качает головой, его губы дёргаются, как будто он не может дождаться, когда я просвещу его.
— Ты не знаешь меня настоящую. Ты встретил меня в мой самый низкий момент. Честно говоря, были дни, когда я едва могла выйти из дома без паники. Иногда я всё ещё это чувствую. Я потеряла моих маму и папу. У меня нет братьев и сестёр. Ни один дедушка или бабушка не остались в живых. Я сирота в этом мире, и слишком молода, чтобы ею быть. Если это не так плохо, то у меня есть стая злобных сводных родственников, мучающих меня на каждом шагу. Потом появился ты и твои люди, так что извини, если я сразу не напомнила тебе Амелию Эрхарт. Но в моём сердце есть место приключениям.
— Амелия кто? — это то, что он выбирает.
— Первая женщина, которая самостоятельно пролетела Атлантику, — отвечаю я. — Знаменитый исследователь и лётчик. Забудь. Ты, вероятно, не знаешь о ней, потому что она женщина, а они хороши только для того, чтобы принести и унести, верно? И угождать тебе в постели.
Выражение его лица становится всё более мрачным, но я не останавливаюсь.
— Ты так мало знаешь, Нико. Ты, твоя семья, твой мир. Ты знаешь Николая Волков?
— Ты же знаешь, что да.
— Хорошо, его жена владеет успешной арт-галереей.
Он поднимает руки вверх.
— Эй, принцесса, слезай с этой высокой лошади. Я не мешаю тебе делать что-нибудь. Ты, кажется, хотела жить на коленях, покрытая сажей, Синдерс.
Наклоняясь ближе, он шепчет:
— Мне показалось, что тебе там понравилось.
Я поворачиваюсь к нему, меня пронзает ярость.
— Пошёл ты, Нико. Можешь забыть свой глупый брак. Я бы не вышла за тебя замуж, будь ты даже последним мужчиной на Земле.
Я выбегаю из оранжереи, слёзы застилают глаза, и направляюсь к конюшням.
— Оседлай для меня Красавчика, — приказываю Ли.
Он колеблется.
— Ты планируешь оседлать его в таком настроении? Не уверен, что это хорошая идея.
О, Господи, что это с мужчинами, которые постоянно говорят мне, что делать?
— Просто сделай, как я прошу. Ты работник, — я огрызаюсь на него.
Он вздыхает, но делает, как я сказала.
— Они реагируют на напряжение, ты знаешь? Они — животные-жертвы, которых легко напугать. Я всегда говорю не ездить верхом, пока не успокоишься, пока не узнаешь их хорошо, а они не узнают тебя. Когда он тебя узнает, и ты попадёшь в его настроение, он возьмёт тебя в галоп и позволит тебе выплеснуть весь гнев. Он ещё не знает тебя. Ты не знаешь, как он отреагирует на всё это напряжение.
— Ты хочешь сказать, что ей опасно ездить на нём в таком состоянии? — от низкого голоса Нико, раздавшегося позади меня, у меня сжимается живот.
— Да, сэр, так и есть.
Сэр? Чёртов сэр?
Я издаю возмущённый вопль и устремляюсь к дому.
— Ты хочешь, чтобы я продолжил его седлать, или нет? — спрашивает Ли.
Я игнорирую его и всё, что говорит ему Нико.
Когда я вхожу в дом, один из идиотов Нико лезет передо мной, почти сбивая с ног.
— Смотри, чёрт возьми, куда идёшь, — я протискиваюсь мимо него и топаю вверх по лестнице.
Тяжёлые шаги преследуют меня.
Я иду не на чердак, а комнату, которая раньше была моей.
Рука обхватывает меня за талию, и Нико поднимает меня на руки.
— О, нет. Ты не сделаешь это дерьмо снова. Отпусти меня.
— Нет.
— Да.
— Синдерс… — в его голосе звучит опасная нотка предупреждения.
Он несёт меня на чердак и ставит на пол, запирая за собой дверь. Он убирает ключ в карман и смотрит на меня. В его взгляде есть что-то такое, чего я раньше не замечала. Он смотрит на меня так, словно только что загнал дикую кошку в тесную ловушку. Хорошо. Он должен волноваться, потому что я достигла своего предела.
— Зачем ты забрал ключ? — спрашиваю я, мой голос обманчиво спокоен.
— Потому что ты выглядишь так, будто собираешься сделать что-то безумное, и ты можешь навредить себе, или кому-то ещё.
— Это точное описание моего настроения.
— Я не могу тебе позволить сделать это.
Я насмехаюсь.
— О, потому что ты так сильно обо мне заботишься.
— Кажется, именно это я делаю.
Эти слова заставляют меня колебаться. Я хмурюсь, глядя в окно.
— Я бы точно не позволил никому другому разговаривать со мной таким образом, — он размышляет об этом как бы про себя. — Любого другого я бы вышвырнул отсюда.
— Хмм, это мой дом, — подчёркиваю я.
— Это бы меня не остановило, — холодно говорит он.
— Так что тебя останавливает?
— Я не знаю точно.
— Ты не заботишься обо мне. Я пешка в игре. Игрушка. Кто-то, кому тебе хочется и нравится причинять боль, но я никто, кроме этого.
— Мне нравится делать тебе больно… немного. Только потому что тебе это тоже нравится, и мой член твердеет, когда я вижу твою попку всю розовой.
— Ты больной, — я ухмыляюсь, но это удар ниже пояса, потому что если он болен, то и я тоже. — Спорим, тебе бы не понравилось, если бы туфля была на другой ноге, и я бы била тебя.
Он подходит ко мне и притягивает к себе.
— Я никогда не бил тебя, и никогда не буду. Я отшлёпал тебя, и, надо сказать, чертовски легко. Ты стала мокрой, я стал твёрдым, и в этом нет никакого преступления. Хочешь связать меня и заняться мной? Давай.
Я внимательно за ним наблюдаю.
— Ты позволишь мне связать тебя?
— Если ты захочешь.
Эта мысль имеет определённую привлекательность. Вся эта сила сдерживается, но на самом деле это не так, потому что я понимаю с ослепительной, ледяной ясностью, что не хочу, чтобы он сдерживался. Я хочу, чтобы его власть была надо мной, подо мной, во мне.
Его размеры, его сила и да, сила его личности — всё это возбуждает меня, и подайте на меня в суд, если это означает, что у меня что-то не в порядке с головой.
Он наблюдает за мной так же пристально, как и я за ним. Воздух в комнате замер в ожидании, когда мы поймём друг друга.
Его пальцы сжимают мой подбородок.
— Не думаю, что ты хочешь связать меня, не так ли? На самом деле, Синдерс, я думаю, тебе нравится, что я садист, который делает с тобой плохие вещи, потому что тогда тебе не нужно признаваться даже самой себе в глубине души, как сильно ты меня хочешь. Я заставляю тебя это делать, не так ли? Я подкупаю тебя. Принуждаю тебя. В результате ты остаёшься чистенькой и всё ещё хорошей девочкой, которой ты всегда себя считала. Милой девочкой.