а сплошная уголовщина»[227].
Террор отнюдь не был направлен лишь против правых партий и представителей высших сословий старой России. Он в гораздо большей степени распространялся на ту половину российского крестьянства, которую Ленин назвал «вампирами», и на рабочих, иногда еще пытавшихся протестовать на митингах и устраивать забастовки, законность и легальность которых ни у кого не вызывала сомнений в период между февралем и октябрем 1917 года.
Жестокие репрессии, аресты и расстрелы имели место на Тульских заводах весной 1919 года, где рабочий день фактически дошел до 10 часов и где в связи с голодом была объявлена забастовка.
В марте 1919 года в Астрахани началась забастовка, которая вскоре охватила весь город. 10-тысячный рабочий митинг был расстрелян из винтовок и пулеметов. Троцкий распорядился «расправляться беспощадно», и в дни 12, 13, 14 марта несколько тысяч рабочих было расстреляно. Руководили этой кровавой бойней Чугунов и С. М. Киров. На событиях в Петрограде и Кронштадте мы остановимся ниже.
Коммунистическая печать всегда стремилась представить свои карательные органы в качестве некоего непогрешимого ордена. Не говоря уже о провинции, в самой Москве в ЧК подвизались элементы с темным прошлым и часто психически не нормальные. Неоднократно арестовываемый в годы гражданской войны известный историк С. П. Мельгунов, близко наблюдавший органы ЧК в Москве, писал:
«Несмотря на заявления Дзержинского о „кристальной чистоте органов ЧК“, там оказалось много бандитов, темных людей и особенно из того особого прикрывающегося лозунгами анархизма полууголовного мира, который всплыл на поверхность в 1917 году, хотя бы в случае с дачей Дурново. Бесспорно большую роль играли латыши. В московской ЧК из 2000 сотрудников 2/3 в 1919 году были латышами»[228].
Часть третья
Глава 18
Кризис в партии
В 1920–1921 гг. не только верхушка партии, но и ее вождь переживали тяжелый кризис. Встречи с западноевропейским пролетариатом «над трупом белогвардейской Польши» не произошло.
Посылка в Берлин в марте 1921 года вернувшегося из Венгрии Бела Куна (с целым штабом и с директивой Зиновьева, что, исходя из революционной ситуации в Германии, германская коммунистическая партия должна захватить власть) напоминала скорее жест отчаяния.
Несмотря на призывы газеты «Rote Fahne» («Красное знамя») к революции и захват 24 марта заводов Leuna, а также нескольких административных центров в Лейпциге, Гамбурге и других городах, подавляющее большинство немецких рабочих даже не отозвалось на призыв ко всеобщей забастовке.
Политический анализ положения в Германии, сделанный Зиновьевым, себя не оправдал. Он исходил из чаемого, а не действительного. Вождь германской компартии Пауль Леви назвал мартовские решения ИККИ авантюризмом «дешевых политиков» из Коминтерна и был за это исключен из партии.
Коммунистический Робин Гуд Германии — Макс Гельц — оказался в тюрьме, и Зиновьев поспешил назвать его именем один из заводов Петрограда.
События в Германии не нашли никакого отклика в стране. На юге и в Сибири ширились крестьянские восстания и целые области выходили из-под контроля партии.
Деревня, ограбленная продразверсткой, голодала почти так же, как и города, и не могла кормить пятимиллионную Красную армию, переведенную частично на положение «трудармии».
Промышленность, кроме некоторых военных заводов, почти не работала, транспорт был в самом катастрофическим состоянии, — больше половины паровозов вышли из строя.
Первоначально, еще в 1920 году, Ленин надеялся поправить положение путем введения в промышленности и на транспорте централизованных, военных методов руководства, с перенесением на всех рабочих и служащих правил военной дисциплины по образцу «трудармии».
Для проведения этого замысла, завершающего, в сущности, «военный коммунизм», Ленин намечал Троцкого. Ведь недаром Троцкий именно в это время (см. его брошюру «Терроризм и коммунизм») увлекался идеей единого экономического плана, введением повсюду в промышленности и сельском хозяйстве единоначалия, переводом на военную ногу не только рабочих, но и профсоюзов.
Троцкий не терял надежды на «перманентное» развитие революции на Западе, не терял надежды (по крайней мере, до катастрофы на Висле в августе-сентябре 1920 года) на «внесение революции извне», и поэтому идея концентрации всех усилий, мобилизации всех ресурсов страны, не считаясь с ее состоянием, была ему особенно близка.
В 1920 году Троцкий в дополнение к своим военным функциям получает пост наркома транспорта и через Главполитпуть и железнодорожные политотделы начинает насаждать военные методы управления на транспорте. Вскоре ему подчиняют и водный транспорт. И уже на IX съезде Оболенский высказывает опасение, что Троцкий готовит план распространения своих методов на всю промышленность, тем самым становясь не только военным, но и экономическим диктатором страны.
Сосредоточение в руках Троцкого огромной власти, как в области военной, так и хозяйственной, вызвало серьезные опасения, прежде всего, у его собственных коллег по ЦК партии. Не следует забывать также, что Оргбюро, избранное сразу после IX съезда, состояло из Сталина, Рыкова, Крестинского, Серебрякова и Преображенского. Сталин, будучи членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта, фактически в работе Оргбюро не участвовал, а Рыков целиком ушел в работу по снабжению армии. Таким образом, вопросами перемещений и назначений в партии (причем, независимо от Политбюро) ведали ближайшие друзья Троцкого — Крестинский, Серебряков и Преображенский[229]. Все они — члены ЦК и его секретариата.
Когда в августе 1920 года Троцкий, в дополнение ковсем своим должностям, сделался и главой Цектрана (Центральный комитет работников транспорта), где он начал не только смещать и перемещать, под угрозой ареста, партийных работников, но и «перетирать их с песочком», старый профсоюзный работник Томский, от имени ЦК профсоюзов, открыто выступил против методов Троцкого.
В то же время Зиновьев и его петроградская клика, опасаясь слишком большого влияния Троцкого, начала кампанию против предреввоенсовета Республики в Петрограде и Кронштадте. Они нашли готовую почву для нападения на Троцкого в недовольстве моряков политуправлением Балтфлота и потребовали подчинения его Петроградскому губкому партии.
Зиновьев знал, что он всегда сможет рассчитывать на. поддержку Сталина и его, обиженных Троцким, друзей из-военной оппозиции, равно как и многих других военных работников партии, накопивших немало обид на бестактного и порой весьма резкого предреввоенсовета.
Так зародились два блока, фактически уже в 1920 году начавшие борьбу за ленинское наследство. Зиновьев умело использовал в своей кампании против Троцкого лозунги о демократизации внутрипартийной жизни, свободе внутрипартийной критики, обосновывая свои требования тем, что гражданская война окончилась. Этим он еще раз подчеркивал несвоевременность «военных методов» Троцкого.
Кризис в партии разразился со всей силой, когда 2 ноября 1920 года Троцкий выступил на Всероссийской конференции профсоюзов, резко настаивая на своей точке зрения. Если сразу после IX съезда партии — весной-летом 1920 года — Ленин готов