Посему, отправляясь в прошлое, ставил перед собой вполне прозаические цели. Поначалу выжить, несмотря ни на что. Потом легализоваться, постаравшись занять как можно более выгодное социальное положение. А потом просто жить.
Никакого спасения Отечества. Никаких «советов Сталину» томным голосом по ночам. Никаких желаний совершать научно-техническую революцию в отдельно взятом селе. Нет. Ничего подобного. Он просто хотел жизнь прожить, а не тот огрызок, что ему «нарезала» судьба в XXI веке.
Конечно, парень готовился. Крепко готовился. И, в принципе, мог на уши поднять всю местную ойкумену, опираясь на свои знания и навыки. Но не хотел. Он с первого дня пытался быть как все, старался слиться с ландшафтом. Однако получалось не очень. Он крался по городу, как слон по посудной лавке, одетый в камуфляжные штаны да гимнастерку.
Как он переживал… ох как он переживал из-за того, что так «спалился» перед человеком царя. Петь песни из будущего – плохая затея. Очень. Понятно, что священная обязанность настоящего «попаданца» перепеть у костра песни Высоцкого, изобрести промежуточную стрелу и поставить на шишак командирскую башенку. Но он к этому ничуть не стремился…
Впрочем, судя по всему, кривая судьбы его вела совсем не туда, куда он хотел.
– Как жизнь молодая? – спросил Андрейка, подойдя к Петру Рябому, что подвизался на паперти у храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Туле. Это был тот самый человек, о котором говаривал дядька Кондрат и отец Афанасий тогда, осенью.
– Старею потихоньку, – нашелся Петр Рябой, ответив почти без задержки. – А тебе чего, мил человек?
– Да дело к тебе есть.
– Дело есть, да нечего есть. – отметил Рябой и протянул руку.
Парень усмехнулся и кинул ему полушку.
– Слухаю тебя со всем вниманием, – поймав монетку произнес Петр.
– Хочу я послушать историю о твоей жизни. Сам понимаешь – болтают всякое.
– А почто тебе?
– Мне человечек нужен, с которым на сабельках можно упражняться.
– Стар я уже.
– А напрягся так, словно бежать собрался.
– А коли и так, то что?
– Я тебе не враг. И мне плевать на твои былые прегрешения. Сам в дерьме по уши. Да, думаю, ты слышал. Так ведь?
– Только глухой в Туле о тебе не слышал. Нашумел ты знатно.
– И толи еще будет… Веришь – хотел жить тихо, как все, не выделяясь. А что выходит? Ничего хорошего.
– Ну отчего же? Ты жив – уже неплохо.
– Вот для того, чтобы и дальше быть живым мне и нужны люди. А кого взять? Да так, чтобы к ним доверие иметь. Все себе на уме. Все обмануть норовят.
– А ко мне зачем тогда пришел? Решил нищих с паперти набрать себе в услужение? Не боишься, что засмеют?
– Это ты сейчас нищий. Я-то вижу, что нет-нет, да осанка проскальзывает. Сказывают, что ты послужильцем был. Но мню – не так это. Чего натворил? Ищет кто?
Петр пристально посмотрел Андрейке в глаза. Совсем другим взглядом, чем минуту назад. Холодным, жестким и чуть испуганным. Скорее даже взволнованным, чем испуганным.
– Не бойся, – махнул парень. – Мне тебя выдавать не с руки. Да и какая в том выгода? Мне люди нужны. Вот и хочу понять, подойдешь ты мне или нет?
– А если не подойду?
– То я дам тебе копейку и пойду дальше. Болтать я не стану в любом случае. Но если ты пригодишься, то с собой в поместье заберу и к делу приставлю. Все лучше жить при деле, чем вот так.
– Ты говоришь путано.
– Я делаю тебе предложение.
– Нищему? – усмехнулся Петр.
– Я много за тобой наблюдал. Не знаю, почему ты тут сидишь. Но ты такой же нищий, какой из меня тополь.
– Отстань. – покачав головой произнес Петр и протянул ему полушку обратно. – Я хочу тихо дожить свой век.
– А может ты хочешь снова сесть в седло?
– Иди к черту!
– Ну смотри сам, – усмехнулся Андрейка. И ушел. Уронив на землю монетку, так ее и не приняв назад.
Но недалеко ушел. Просто дотопал до подворья отца Афанасия и сел у его дома на лавочку. Прикрыл глаза и задремал… или, во всяком случае, сделал вид, что это сделал.
Где-то полчаса спустя рядом сел Петр.
– Я тебя ненавижу. – тихо произнес он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Бывает.
– Как ты понял, кем я был?
– Отец Афанасий сказал.
– Вот зараза!
– Он не назвал настоящего имени и подробностей.
– Он же обещал! Вот…
– Почему? – перебил его Андрей.
– Жена, дети, брат малой и мать.
– Убили?
– Я должен был умереть, чтобы дать им жить.
– Долги?
– Не важно. Просто я должен был умереть. Для всех. А руки наложить духу не хватило.
– Хорошо. Но как я узнаю, что ты мне подходишь?
– А то ты не знаешь, – криво усмехнулся Петр.
– Мне понадобятся… – начал перечислять Андрейка профессии, которые, по его прикидкам были бы очень полезны в его новом поместье. В том, что пообещал воевода. – Ты знаешь, кого я могу пригласить?
– Сколько денег?
– Сейчас – тридцать рублей могу положить. По весне будет еще.
– Мне нужно привести себя в порядок. – чуть помедлив, произнес Петр.
– Рубля хватит? – поинтересовался Андрейка, кинув ему небольшой кошелек, в котором лежало две сотни сабляниц.
– С лихвой. – усмехнувшись, ответил он, поймав кошелек. Достаточно бодро вскочил со скамейки и быстро удалился.
– Интересный человек, – произнес дед, что, как оказалось, наблюдал за всей этой сценкой с самого начала.
– Понял кто он?
– Я его знаю. Давно это было.
– Знал, – поправил его Андрейка и перекрестился. – Царствие ему небесное.
– Знал, – усмехнувшись, согласился дед и повторил за внуком крестное знамение. – И земля пухом.
– Не осуждаешь?
– Тебе нужен кто-то в помощники, – пожал плечами дед. – Не знаю, что ты задумал, но с этими остолопами Устинкой да Егоркой особо каши не сваришь. Умишком слабы. Хотя я бы с ним не связывался.
– Кровь?
– Кровь.
– Я думаю, что он ее искупил. Столько лет на паперти в голоде, холоде и лишениях.
– Ты берешь его под свою руку. Тебе за него и ответственность нести. Если узнают – с тебя спросят. И будут в своем праве.
– Большие силы?
– Мы защитить не сможем.
– Так чего ты меня не остановил?
– Они давно его не ищут. А человечек он полезный. Как ты догадался, что он не нищий.
– Осанка и взгляд.
– Ясно… – кивнул дед и сел рядом. – Сам-то готов? Завтра свадьба.
– Это проклятье, а не свадьба! Где вы были раньше? Почему не подсказали, как себя вести? Как поступать с Петром? Я же ни черта не знаю!
– Не ной. – усмехнулся дед. – Все мы совершаем ошибки. Или думаешь, я не сожалею о том, что оставил твоего отца тут одного. Да, приглядывал. Да, кому надо правильные слова сказал. Но… Его ведь как ребенка загнали в кабалу. Почему он не пришел ко мне? Почему не попросил помощи? Ладно… что сделано, то сделано. Нужно жить дальше.
– Так ты думаешь, что Петр Глаз прав?
– Еще чего! – раздраженно фыркнул дед. – Я не знаю, о чем они договаривались с твоим отцом. Да и никто не знает, ибо видаки все умерли. Но если Петр не солгал, и деньги Прохор взял у него как он и сказывал, то после его смерти долг перешел на тебя. Но тебе же в тот момент было пятнадцати лет[75]. А это значит, что? Правильно. Долг ложился на наш род. И я, как его глава, должен был держать ответ. А ты – чист. Это не считая того, что он, мерзавец, потребовал прибыток с якобы данных денег в рост. Прилюдно! За это его надо было гнать взашей из поместных дворян, а имущество пустить в разгон[76]. За то, что пытался ограбить сироту соратника – бить плетьми нещадно! За те же двадцать пять рублей, что он наложил на тебя сверху – вообще головы лишить. Ибо только судья штрафы может налагать. А он, червь поганый, на что покусился?! На цареву власть?! Ведь только Государь наш право имеет судей ставить да суд вести.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Но как он решился, если все так плохо?