– Дед? – удивленно переспросил парень.
– Андрейка? – не менее удивленно спросил дед.
– Совсем не узнать. – покачал мужчина лет за тридцать, стоящий рядом. Красующийся довольно неприятным шрамом через все лицо, явно сабельным.
– Зато Устинка с Егоркой вот они, – улыбнулся третий мужчина средних лет с улыбчивым лицом. Но Андрейка не сомневался – эта улыбчивость лукава, так как глаза говорили о совсем иных личных качествах.
Дед чуть помедлил.
Усмехнулся.
Убрал руку с сабли и произнес:
– Ну здравствуй внучек. Ты всех гостей так встречаешь?
– С волками жить, по волчьи выть, – пробурчал Андрейка, также убирая руку с эфеса. Хотя не хотелось. Потому что родственнички не вызывали у него ни малейшего доверия. Рожи бандитские, что ух. Как, впрочем, и у всех вокруг. Что особенно доставляло его в церкви, когда во время литургии эти «милашки» нараспев тот же символ веры произносили.
Улыбчивому мужчине произнесенная парнем фраза почему-то очень понравилась. Из-за чего он сначала хохотнул, а потом начал смеяться, скорее даже ржать, до слез.
– Да будет тебе, будет Фомка. – похлопал его по плечу дед.
После чего прошел к хате и сел на лавочку. Вытянул ноги и с нескрываемым удовольствием расслабился.
– Я думал, что у вас смотр.
– Мы с поручением от воеводы прибыли, – серьезно произнес дед, а по лицу остальных скользнула едва заметная улыбка. Что намекало на то, почему именно им было дано поручение именно сейчас, и именно здесь. – Да уж. Ну и заварил ты кашу.
Парень промолчал.
– Ничего сказать не хочешь?
– А что сказать?
– Мда. Я тут пообщался с воеводой и пришел к выводу, что твоя судьба не завидна.
– Деньги к деньгам, порок к пороку, несправедливость к несправедливости, – пожав плечами ответил Андрейка. – Тот, кто привык творить зло никогда в нем не раскаивается и искренне обижается, ежели ему укорот дают.
– Не тебе это судить! – рявкнул дед.
– Ты считаешь, что я должен был безропотно отдать Петру долг, который тот выдумал? И что бы получилось? Каждый, более заслуженный человек подходил и заявлял будто бы я ему денег должен? Так что ли?
– Не веришь ты в людей, – с ехидством в голосе произнес от ворот воевода.
При появлении воеводы дед встал, ибо сидеть в присутствии более высокого чина не полагалось. Во всяком случае, без особого на то разрешения.
– Я верю в Бога, – сухо ответил Андрейка, – а кумиров себе плодить – грех.
– Видишь, какой колючий? – обращаясь к деду, спросил воевода. – Как я и говорил. Молодой волчонок. На всех рычит, только что не бросается. Бабу ему надо.
– Марфу? – с раздражением спросил Андрейка.
– А чтобы и не ее?
– Ты, верно, смерти моей хочешь. Я видел, как ее мать на меня смотрела. Будь ее воля – руками бы на куски порвала. С такой тещей да женой я и седмицы не проживу. Как там говорят? Отчего сдох-то муженек? Да грибочками отравился. А чего синюшный такой? Так есть не хотел…
Небольшая пауза.
И все присутствующие заржали. Даже дед.
После чего дед, лихо поправив усы, да разгладив бороду заявил:
– Я согласен с Григорием[66]. Жениться тебе надобно.
– Так не на этой же…
– Сам решай – или со мной поедешь да послужильцы пойдешь, так как земли у нас нет свободной, или петрову дочь в жены возьмешь. Ибо если не примиришься с семейством этим, то тебе тут не жить. Изведут.
– А так не изведут?
Так и болтали. Точнее даже не болтали, а переругивались. Дед, очевидно, не горел желанием забирать внука с собой. Даже смотрел на него с легким раздражением. Но и оставить все как есть не мог. Почему? Андрейка не понимал. Но видел отчетливо. Наконец он не выдержал:
– За что? – тихо поинтересовался парень, подойдя к деду. – Ты ведь меня ненавидишь. И отца моего ненавидел. Что мы тебе сделали? В щи насрали что ли?
Дед дернулся от этих слов, сверкнул глазами, но взяв себя в руки произнес:
– Прохор мать твою взял в жены вопреки моей воле.
– Бывает, – пожал плечами парень. – И теперь ты хочешь сломать жизнь мне?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Щенок, – прорычал дед.
– Не отдавай приказов, которые не выполнят, и не будешь смешон, – не отводя глаз тихо произнес Андрейка. – Так мне батя говорил.
Повисла вязкая пауза. А дед парня если бы мог спалить взором, то без всякого сомнения это сделал.
– Весь в отца! – наконец нарушил молчание тот улыбчивый родич, у которого взгляд был более цепким и колючим, чем у волка голодного. После чего он подошел. Хлопнул Андрейку по плечу и тоном заговорщика добавил. – Ты сам решай. Я всей душой за то, чтобы ты с нами поехал. Ваш лай – услада для моих ушей. Только он быстро сойдет.
– Чего это?
– Так будешь получать горячих и скоро надоест. Начнешь за языком следить.
– Ой не уверен, – покачал головой Андрейка. – Ну получу я горячих. А дальше что? Всех, кто участвовал, подкараулю и оглоблей по спине приласкаю. И скажу, что так и было.
– А сдюжишь? – усмехнувшись спросил дед.
– А давай поиграем? Ты бьешь палкой меня по спине. А потом я тебя. И кто первый отступится, тот и проиграл.
– Вот видишь, Степан? – усмехнулся воевода. – Сущий чертенок.
– Ох и намучаешься ты с ним Григорий. – покачал головой дед.
– Ежели жинкой обзаведется, то прыть умерит. Оттого и предлагаю с Марфой его свести…
Спустя час.
– Хозяйка! – крикнул воевода, входя на подворье покойного Петра.
– Опять тебя черти принесли! – раздраженно рявкнула Евдокия. – Чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе черти всю бороду выщипали! Чтоб… – хотела еще что-то сказать женщина, но ее брат вновь дал затрещину, вынуждая заткнуться.
– Ты уж не серчай на бабу. Сам знаешь – дурная. Да и горе ей глаза застит.
– Выпороть бы ее, – покачал головой воевода. – Но мы не за этим. Данилы нету?
– Как нету? Есть, – произнес мужчина, выходящий из дома. Лицом очень схожий с покойным Петром, только телом стройнее. По нему было видно – воин. Да, не в привычном для XXI века формате, но тело достаточно сухое, поджарое, с какими-никакими, а мышцами. И взгляд жесткий, холодный. Смотрит, словно не человек, а конструкт какой-то неодушевленный.
– Ты, стало быть, теперь старший в роду?
– Стало быть. – осторожно кивнул он, чуть склонив голову на бок с явно читаемым подозрением на лице.
– Тогда с тобой переговоры и вести.
– О чем?
– Как о чем? У вас товар, у нас купец. Али не догадался?
– Сватать что ли пришел Марфу? За него? А чего не по-людски? Хотя…
Данила хотел было уже сказать гадость, но сдержался, ибо воевода сверкнул глазами, давая понять, что это лишнее.
– То не сватать. То обговорить. Сам видишь – кровь легла между вами. Оттого Степан, – кивнул воевода на деда Андрейки, – и предлагает примирение. Ибо от той вражды один прибыток – татям да татарам.
– Намедни ты Петра татем кликал.
– А как он поступил по твоему разумению? Я ему долг Андрейки погасил. И деньги сверх брать запретил, ибо не ростовщик он, а воин. А он что удумал? Татьба сие или что? У Петра словно бы разум помутился. Сам знаешь – я его знаю много лет. Воевали вместе. Всегда был осторожен. А тут… и выбрал на кого кидаться. Али ты Прохора не знал?
– Знал, – сурово произнес Данила, едва заметно кивнув.
– Так этот щенок уже отца перещеголял. Как в махании сабелькой, так и в нраве скверном. Колючий как ежик. Рычит. Зубы показывает. Норовит цапнуть, словно молодой волчонок.
Даниил молча подошел к Андрейке и попытался чуть приподнять тому подбородок, чтобы глаза в глаза посмотреть. Но тот отступил на полшага, уже рефлекторно положил руку на эфес и сам вскинул подбородок, глянув на своего визави с вызовом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Видишь? – хохотнул воевода. – А лается как! Загляденье! Они с Евдокией смогут весь город потешать, ежели беседу какую затеют у торга. Ну что твои скоморохи…
Спустя какие-то полчаса беседа все еще не продолжалась. Но она плавно перетекла в импровизированное застолье. Так как формально сватовством не являлось. Андрейка же сидел и хмуро разглядывал Марфу, что также буравила его нехорошим взглядом.