Читать интересную книгу Между нами лёд. Книга 2 - Дарья Ларина

причину такой «протечки». В верхнем углу окна оказалась небольшая щель, через которую с легкостью просачивался сильный дождь.

– Ра-а-а-аздень меня-я-я! – взвыл Громов, всё ещё сидя в коридоре.

Таня на мгновение приложила ладони к голове, мысленно выругавшись. Евгений, даже будучи пьяным, стоял на своем. И был близок к желанному, потому что сидеть на полу в мокрой одежде – не лучшее решение. И Таня понимала, что придется его раздеть. Исключительно ради его же здоровья!

Таня, нарочито злостно топая, вернулась в прихожую.

– Раздень меня, – в сотый раз повторил Евгений.

– Ну почему именно я? – страдальчески простонала Таня, опускаясь на корточки рядом и начиная расстегивать пуговицы рубашки.

– Потому что я хочу, ч-чтобы ты меня к-касалась, – длинные фразы давались Громову с трудом, но он всё же пытался.

– А больше ты ничего не хочешь? – язвительно уточнила на всякий случай Таня, почти расправившись со всеми пуговицами.

Евгений издал какой-то подозрительный смешок, а затем многозначительно раздвинул вытянутые на полу ноги и посмотрел на свой пах.

– Совсем спятил? – не выдержала Таня, собираясь после этого встать, но Громов успел схватить её за запястья. Полы его расстегнутой рубашки распались в разные стороны, обнажая грудь и торс. И Евгений насильно приложил холодные маленькие ладони Тани к своему прессу.

– Плюша, – хрипло и как-то умоляюще произнес он, заглянув ей в глаза. – Я умираю без тебя.

Губы Тани на мгновение дрогнули, а глаза отчего-то в одну секунду заполнились слезами. Она слишком долго и с большим трудом хоронила внутри все чувства, чтобы вот так вот просто снова дать им волю…

– А я умираю с тобой, – каждое из этих слов далось с огромным трудом, ради каждого приходилось терпеть ощутимый ком в горле. Таня опустила взгляд, рассматривая ремень Жени. Её ладони всё ещё лежали на обнаженном и непривычно прохладном торсе Громова. Но она не хотела видеть его лица. Она знала, что ему больно после услышанного. Она чувствовала.

– Посмотри на м-меня, – тихо попросил он, сильнее сжимая запястья.

Но Таня демонстративно не поднимала на него глаз. Зачем? Чтобы вновь соблазниться самыми красивыми в мире глазами? Пусть и окутанными в данный момент алкогольной дымкой…

– Ты меня н-не любишь… – медленно и запинаясь начал Евгений, будто это были не его слова. Будто он пытался что-то вспомнить.

Таня нахмурилась, понимая, что нужно встать, отправить его в душ, а затем уложить спать.

– Не ж-жалеешь, – продолжил Громов, и Таня на мгновение замерла, ожидая продолжения. – Разве я немного… – путано и с трудом произнес, делая длинную паузу, – не красив?..

Сердце Тани пропустило удар. Пьяный Громов по памяти читал стихотворение Сергея Есенина.

– Не смотря в лицо, – тихо и плавно подхватила она, всё ещё не поднимая глаз, но явственно ощущая, как на душе впервые за долгое время распускается, словно цветок, какое-то необычно нежное, трепетное чувство, – от страсти млеешь…

– Мне на п-плечи руки оп-пустив, – договорил Евгений, грустно улыбнувшись, и бережно погладил пальцами тонкие запястья Тани, а затем… отпустил.

Таня сразу же поднялась и поспешила на кухню. Прислонилась спиной к стене, чувствуя, как начинает дрожать…

«Нет! Нет! Нет!» – судорожно повторяла себе, зажмуриваясь, но чувствуя, что горячие слёзы уже побежали по щекам. В какую-то секунду Таня закрыла лицо ладонями, проклиная Женю за то, что аявился к ней. За то, что вообще существует. За то, что она его…

«Не люблю. Не люблю!» – истошно пыталась убедить себя Таня.

Но, услышав шорохи в коридоре, подошла к раковине на кухне и быстро умылась.

Громов уже поднялся с пола, когда Таня вернулась в прихожую. Он скинул на пол рубашку и сам каким-то чудом освободил себя от брюк, что теперь валялись там же. В одном белье и носках Евгений ввалился в ванную, задев плечом дверной проем и смачно выругавшись. Таня, ошарашенно наблюдая за этой картиной, приложила ладонь к щеке, размышляя о том, что если бы ещё год назад ей сказали, что Евгений Громов явится к ней ночью в таком виде, то она просто рассмеялась бы и ни за что не поверила в подобный расклад. Но сейчас это было наяву. И Таня не знала, плакать ей или смеяться.

– Плю-юша! – позвал он, и Таня поняла, что придется объяснить, как пользоваться душем.

– Не кричи, пожалуйста, – попросила она, заходя в небольшую ванную комнату, в которой вдвоем с Громовым было уже не развернуться, – двенадцатый час, нормальные люди давно спят…

Таня жила здесь уже несколько месяцев и хорошо знала, какие тонкие тут стены. Она частенько слышала и гневные разборки соседей справа, и страстные, громкие стоны пары сверху. И второе раздражало намного больше первого.

– Плю-юша, – повторил он, развернувшись к ней и навалившись всем телом.

Таня оказалась прижатой к стиральной машине. От Евгения впервые на её памяти пахло не лучшим образом. Сильно несло алкоголем. А этот запах рождал в её голове отвратительные воспоминания.

– Малы-ышка, – протянул Евгений, большими ладонями обхватив её лицо и поднимая на себя, – я должен тебе ск-казать…

Он с пьяным трепетом заглянул ей в глаза, и Тане на мгновение показалось, что сейчас он признается ей в любви.

– Я… – выдохнул он, облизнув губы и пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, – у тебя… У т-тебя во дворе… Дерево вырвало с к-корнем, – с трудом, едва ворочая языком, договорил, – это н-не я. Честно.

Таня раздраженно вздохнула и попыталась убрать ладони Жени со своего лица. Не сразу, но это у неё получилось.

– Сам тут как-нибудь разберешься, – гневно ответила она, покидая ванную.

– Но Та-аня, – раздосадовано простонал Евгений, – у меня бы хватило сил. Ты ведь зн-наешь!

– Господи, за что ты послал мне этого… Чемпиона? – взмолилась Таня шепотом.

Как только она услышала шум воды в ванной, то смогла немного вздохнуть с облегчением, а затем вернуться к протекающему кухонному окну, под которым было необходимо менять тряпки.

– Я просыпа-а-а-аюсь в холодном по-о-оту[1]… – оглушительно громко и ужасающе не попадая «по нотам» проорал Евгений.

Таня обернулась в коридор, округлив глаза. Талантливый человек, говорят, талантлив во всем? Что ж, значит, Громов был исключением и из этого правила. На коньках он был действительно Богом, а вот в плане пения…

– Я просыпа-а-а-аюсь в кошма-а-рном бре-е-ду, – продолжал Евгений, давая Тане понять, что как только где-то начинал петь Громов, в радиусе ближайших километров пяти сразу же начинался массовый суицид людей с хорошим слухом. И вообще людей, способных хоть что-то слышать.

– Как будто дом на-а-аш залило водой, – протянул он, меняя тональность от привычного баса до неприятного и фальшивого фальцета.

– Да уж, – проворчала Таня, обернувшись к окну, за которым не прекращался ливень, – залило не то слово…

– И что-о в живы-ы-ых остались только мы с тоб-о-ой!

Таня на мгновение не сдержалась и засмеялась, но смех её продолжался до тех пор, пока она не услышала, как кто-то начал стучать по батарее, требуя пощады.

– И что на-ад на-а-ами километры воды-ы-ы-ы! – взвыл Евгений. – И что на-а-ад на-а-ами бьют хвостами ки-и-иты!

Таня услышала, как стук по трубам стал интенсивнее. Похоже, придется попытаться заставить Женю замолчать, иначе кто-нибудь из соседей вновь решит заглянуть к ней в квартиру. И вряд ли пьяному Громову это понравится. Ему и трезвому это бы не очень пришлось по душе.

– Женя, – Таня приложила ладонь к двери в ванную, – можно тише? А лучшее вообще не петь?

– И кислоро-о-ода не хватит на дво-о-оих!

Таня гневно поджала губы, а затем выключила свет в ванной, наказывая Евгения за непослушание.

– Я ле-ежу в темноте-е-е! – не растерялся Громов, продолжая петь и даже не успевая осознать, как слова подходят к обстановке.

Затем попытался нащупать полотенце, но это не увенчалось успехом. Евгений поскользнулся и упал, задев многочисленные баночки, которые с грохотом повалились на него. Таня услышала скрип, а после – сильный удар. Несколько следующих секунд Евгений автоматной очередью выдавал нецензурные слова.

– Таня! – проорал он, даже не пытаясь встать. – Включи свет!

– А это не по тексту! – язвительно отозвалась она.

– Значит, припев! – улыбнулся он. – Слуша-а-я наше дыха-а-ание…

Таня схватилась за голову, не включая свет и возвращаясь на кухню. Интересно, его поклонницы согласились бы терпеть вот эти вопли каждый день ради того, чтобы быть с ним рядом? Впрочем, кого она обманывала? Она бы и сама согласилась. Но не в тех реалиях, в которые они сами себя загнали.