Читать интересную книгу Между нами лёд. Книга 2 - Дарья Ларина

информации не было.

Вернувшись к тренировкам после ушиба щиколотки, Таня начала работать ещё больше, чем до этого. Мельников искренне недоумевал о том, откуда в этой хрупкой девушке такой запас энергии, сил и рвения. Но Арсений знал и то, что такими темпами Таня просто не доживет до соревнований. И не дотянет даже до распределения по этапам гран-при, которое состоится в Федерации через месяц. А не так давно Мельников и вовсе узнал о том, что Таня, обещая уйти через пару минут после окончания тренировок, уходила в итоге через пару часов.

– Сеня, иди, пожалуйста, – попросила Таня, садясь на тренажер и выпрямляя вверх ноги.

– Таня, обещай, что сегодня не… – вновь попытался достучаться Арсений, но был прерван зазвонившим в кармане джинсовых брюк телефоном. Раздраженно поджимая губы, Мельников ответил на звонок и бросил гневный взгляд на Таню.

– Да, хорошо, сейчас подъеду, – сухо ответил он, отходя к двери и радуя этим Таню.

Она чувствовала себя ребенком, которого родители пытались оторвать от компьютерных игр.

– Мне нужно в Федерацию, – пояснил Мельников, уже взявшись за ручку двери. – Я не шучу, Таня! Чтобы через двадцать минут тебя здесь не было!

– Иди уже, – выдохнула Таня, поднимаясь с тренажера и небрежно вытирая тыльной стороной ладони проступивший на лбу пот. Мельников бросил многозначительный и крайне недовольный взгляд, а затем вышел из тренажерного зала.

Таня вздохнула с облегчением и решила увеличить нагрузку. Она нагнулась, желая поставить вес ещё на пять килограмм больше, но ощутила прострел внизу живота и медленно выпрямилась. Несколько секунд стояла без движения, пытаясь прочувствовать тело.

Болезненных ощущений больше не было. Предположив, что она просто защемила нерв, Таня вновь наклонилась, но на этот раз боль оказалась намного острее. Она резко кольнула внизу живота, отдавая нестерпимыми ощущениями в ноги.

Таня вновь попыталась выпрямиться и неосознанно приложила ладонь к животу. Попыталась сделать шаг, чтобы дойти до двери, а затем и до медпункта, надеясь, что в позднее время ещё сможет кого-то там застать, но колющая боль снова резко, будто ударом ножа, вонзилась в нижнюю часть живота. С дрогнувших губ сорвался хриплый стон боли.

Таня потеряла сознание.

* * *

Медленно открыв глаза, Таня тут же сощурилась от обилия белого цвета вокруг и солнечных лучей, пробивавшихся из-под опущенных жалюзи. Она оглядела место, в котором очнулась, и сомнений не оставалось – она в больничной палате.

Таня отрывками вспомнила тренажерный зал, сильную боль внизу живота. Вспомнила, как помутнело в глазах, а затем – пустота. Но было ещё кое-что. Был голос. Встревоженный и громкий. Таня хорошо его знала. Это был Арсений. Он называл адрес их ледового дворца. Похоже, это был разговор с диспетчером скорой помощи. И, судя по тому, что сейчас Таня была в больнице, с ней случилось что-то куда серьезнее обморока от перенапряжения.

Она попыталась встать, но боль снова разлилась по низу живота, заставляя сжать зубы и зашипеть от неприятных ощущений. Таня медленно опустилась обратно на подушку и ощутила ком в горле, посмотрев на прикроватную тумбочку в надежде обнаружить на ней телефон, чтобы позвонить Арсению. Но телефона не было. Вероятнее всего, он лежал в сумке, стоявшей на стуле в углу палаты. Вот только подняться на ноги и дойти до него Таня не могла и чувствовала себя абсолютно беспомощной. Она бежала от этого ощущения, бежала от себя слабой к себе сильной. Бежала, занимая тренировками всё своё время. А в итоге прибежала к невозможности даже встать.

– Привет, – сухо и бесцветно произнес Арсений, заходя в палату с небольшим букетом тюльпанов. – Это от Ильи. Я сказал, что у тебя простуда.

– Что случилось? – Таня не сводила глаз с Арсения, что был явно напряжен. Он оставил цветы на тумбочке и подошел к окну. Поднял жалюзи, то ли желая наполнить палату солнечным светом, то ли находя себе что-то, на что можно будет смотреть во время не самого приятного разговора…

– Таня, – с трудом начал Мельников, наблюдая за скоплением голубей у скамеек в парке при больнице, – ты ведь не всегда была такой?

– Сеня, что со мной случилось? – требовательно спросила она. Для философских разговоров о прошлом не было ни желания, ни сил.

– Эгоизм головного мозга.

– Объясни, – хрипло попросила она.

– Ты уверена, что станешь слушать? – грустно улыбнулся он. – В последнее время слух у тебя явно начал атрофироваться.

– Сеня! – Таня нахмурилась, пытаясь выглядеть серьезнее, но не вышло. Она выглядела как окончательно запутавшийся в собственных же поступках ребенок, который где-то в глубине души осознавал, что оступился, но признаваться в этом даже себе не собирался.

– Больше я не Сеня, – Мельников перевел взгляд на подопечную и понял, что лучше бы ему этого было не делать. Таня была бледна, и только карие глаза ярко контрастировали с цветом кожи. Теперь они выглядели ещё темнее и… злее. – Я отныне Арсений Анатольевич. Не хочешь работать по-хорошему, будем работать по-плохому. Если вообще будем.

– Что случилось? – буквально взвыла Таня, подаваясь вперед, желая и вовсе вскочить с постели, но снова ощутила боль внизу живота и зажмурилась, подавив стон.

И вся строгость Мельникова рассыпалась. Он с сожалением вздохнул, понимая, что как бы плохо Таня себя не вела, ему всё равно её жаль. Она всё равно ему дорога.

– К твоему счастью, вчера я забыл в тренажерном зале ежедневник, а без него в Федерации делать было нечего. Таня, только представь, что случилось, если бы я не вернулся до утра!

Голос Мельникова тревожно дрогнул. Он пытался быть сдержанным и где-то даже холодным, но перед глазами снова всплывала эта картина – Таня без сознания на полу зала.

– У тебя лопнула киста, – эмоционально продолжил Арсений, – началось внутреннее кровотечение. Если бы я не вернулся…

– К-какая киста? – губы Тани задрожали. – У меня ничего такого не было…

– С твоими нагрузками я бы не удивился, если бы у тебя внутренние органы лопаться начали! – воскликнул Мельников, но затем осекся, понимая, что немного перегнул палку.

Воспользовавшись минутным ступором, в который впала Таня, переваривая услышанное, Арсений вышел в коридор и позвал к себе врача сборной, Антона, который провел в больнице почти всю ночь. Как и сам Мельников.

– Таня, у тебя случилась апоплексия, – несмело начал Антон, что последние несколько лет сталкивался только с чисто спортивными травмами, но вчера был вынужден вспомнить и краткий курс по гинекологии, – говоря простыми словами, у тебя лопнула киста яичника.

Таня моргнула. Эти болезни женской репродуктивной системы всегда были максимально далеки от неё. Растяжения, ушибы, переломы, сотрясения случались, а вот такие диагнозы и такие слова Таня слышала впервые. Казалось, что это могло произойти с кем-то другим, но только не с ней.

– Жидкость, которая была в кисте, – продолжил Антон, стараясь говорить очень аккуратно, медленно и тихо, будто Таня была маленьким ребенком, – попала в брюшную полость.

Арсений, стоя у окна, напряженно наблюдал за реакцией Тани. Ночью её экстренно прооперировали, и он не находил себе места. Он считал себя виноватым. Он не должен был верить ей на слово, не должен был позволять сесть себе на шею. Но он изначально не поставил себя как тренера-деспота. Он хотел быть именно тренером-другом.

– Этот яичник пришлось полностью удалить…

Таня моргнула, и по её щеке пробежала слеза, срываясь с линии скулы. Она видела глаза Антона, выражавшие сочувствие, и видела тревогу в глазах Арсения.

– Я теперь… – Таня попыталась задать вопрос, но в горле образовался ком, и она не смогла договорить. Однако Антон догадался, о чем могла пойти речь.

– Не переживай раньше времени, – затараторил он, надеясь, что сможет сдержать подбирающуюся к ней истерику, – есть ведь лечение, есть второй яичник и…

– Оставьте меня, – хрипло попросила Таня, чувствуя, что вот-вот разрыдается, – пожалуйста.

Антон поднялся со стула, ещё раз посмотрел на Таню, что демонстративно перевела взгляд на окно, однако глаза её уже блестели от стоявших в них слёз, и вышел, беззвучно пожав ладонь Арсению.

А вот Мельникову уйти и оставить её в таком состоянии оказалось куда сложнее. Он собирался сегодня прочитать ей нотацию. Собирался по-настоящему отругать и поставить условия, на которых они