над могилой моей матери.
Народу на кладбище было не очень много; всё-таки последние три года моя мама не вставала с постели, и знакомых у неё было не очень много. Ну не Грачёвых же ожидать на похоронах.
Здесь и сейчас находились и Славик с Эрикой — впрочем, с того самого утра в больнице они были при мне почти всё время. Занятно, но они никому и словом не сказали о том, что я Грачёв. Не знаю, почему, из доверия к главе или по каким-то своим соображениям, но я был благодарен им хотя бы за это.
Прочие Тёмные — те, кто вообще был в курсе — решили, судя по тому, что я слышал, будто моя мать любовница Виктора Эрмита, отца Александра Эрмита. Некоторые из них сейчас были здесь — скорее их уважения ко мне, чем к ней, но большинство предпочло заняться делами, которых и так было навалом.
Кавадзаки… вслух он, само собой, ничего не говорил, но его взгляд давал понять, что всё происходящее он считает фарсом. Наверное, даже логично, учитывая обстоятельства… хотя и довольно обидно для меня. Сейчас он стоял поодаль, прислонясь спиной к большому дереву, и наблюдал за тихой похоронной церемонией.
Единственным, кто пришёл, чтобы действительно поддержать меня и почтить её память, была, разумеется, Алиса. Она неплохо знала маму, ещё по старым временам, и она стояла тут, возле меня, непривычно тихая и смирная.
А ведь она же первая — без моей просьбы, без напоминаний — метнулась рыть носом землю в поисках гадёныша Роблена и его новой подружки Вивианны. Мы, конечно, тоже не тормозили; Тёмные весь город перевернули в поисках этой чёртовой парочки.
Тщетно. С того самого дня его никто не видел — совсем никто. Роблен словно растворился.
Больжедор… этот во всеуслышание объявил, что отрекается от сына и от всего, что тот делает, после чего просто заперся в резиденции Грачёвых, окружив себя охраной. Дядюшка, узнав о смерти моей матери, наверняка пересрал за свою жизнь, поняв, что никакие сила, власть и деньги теперь его защитят его от такой простой и банальной вещи, как смерть.
Пусть трясётся; я займусь им чуть позже.
Зимина, напротив, начала атаковать в ответ, огрызаться и прощупывать нашу оборону. Пошли первые потери… но это были только мелочи, ничего серьёзного.
Пока — ничего серьёзного. Зимина входила во вкус, ещё не разобравшись, что где.
Нет, на данный момент сука Роблен и Вивианна оставались гораздо более серьёзной проблемой. Даже если забыть о том, что они сделали… а забыть уж точно не выйдет. Так вот, даже без этого, как закроешь глаза на остальное?
Семью Вивианны — того самого Высокого Консула с роднёй — нашли мёртвыми в их собственном особняке. Даже не мёртвыми, а… расчленёнными на куски. Жёстко жёстко.
Конечно, убийц так и не нашли… но имеющий глаза да увидит. Роблен и Вивианна оставили там несколько весьма жирных намёков, давая понять, что это именно их рук дело.
Учитывая, что одновременно с этим счета Консула были опустошены, как и тайники в доме… выглядело логично. Кто же откажется ударить по врагу и одновременно с этим заполучить прорву денег? И я бы не отказался от такого шанса.
Но, делая всё это, Роблен умудрялся оставаться невидимкой. Проклятие… мне бы хоть что-то. Хоть крохотную зацепочку, улику, которая приведёт меня к нему… и я не остановлюсь, пока не достану его.
Больжедор, конечно, тоже это понимает. Потому и превратил свой дом в полноценную крепость, способную выдержать хоть лобовую атаку, хоть длительную осаду.
Пусть понервничает, сходя с ума и превращаясь в параноика. Атаковать Грачёвых пока смысла не было — где бы ни скрывался Роблен, он точно не там. А тратить силы, пока он не найден, я не хотел.
Гордиев узел… с такими вещами есть одна проблема.
…визг тормозов; машина с тонированными стёклами резко подъехала к нам, оставляя следы покрышек прямо на могилах, свежих и постарше.
Тёмных не нужно было просить дважды. Машина ещё не успела остановиться, как в неё ударил целый залп всего — и пуль, и боевых заклинаний. Бесполезно, машина надёжно защищена от всего этого; толкнув Алису на землю, я тут же встал перед ней, на случай, если дело примет совсем скверный оборот.
Вот он, гордиев узел, и вот эта самая проблема. Если ничего с ним не делать, он будет неумолимо затягиваться прямо у меня на шее.
Дверца тачки распахнулась; оттуда на землю вылетело что-то большое, а машина тут же рванула отсюда, так же резко и быстро, как появилась. Я поглядел ей вслед; затем — на то, что из неё выбросили.
Тело.
Я помог Алисе подняться; затем поспешил к телу, выброшенному из машины. Вокруг него уже собралась толпа, разумеется, Кавадзаки впереди всех. Тёмные расступились, пропуская меня и давая мне увидеть лежащую там покойницу.
Карина оставалась красивой, как и всегда — даже мёртвой. Наклонившись, я подобрал записку, приколотую к её груди.
'Ты вечно бегаешь от смерти, но раз ты так хорош, смогут ли от неё убежать твои друзья?
— твой двоюродный брат ٩(｡•́‿•̀｡)۶'
Да уж. Гордиев узел затянулся крепко, не развяжешь.
А значит, выход один.
Этот узел нужно разрубить.
* * *
Автор завёл себе телеграм-канал и теперь будет настоятельно просить вас на него подписаться в каждой главе. https://t. me/oroshitpost
Глава 3
Смерть смерти рознь; даже становясь причиной чьей-то смерти, можно относиться к этому по-разному.
Есть те, кого ты ненавидишь. Вот Роблен или Вивианна — их смерть стала бы для меня (и станет) величайшим подарком. А есть… рядовые Светлые. Немного странно осознавать, что я стал причиной смерти стольких людей, которые ничего не сделали мне лично — и даже особо не сожалею.
Или вот Карина.
О её смерти я тоже не сожалел, нет; никто не скажет, что она не заслужила этого. Но всё-таки и искренне ненавидеть её не мог. Каждый раз при мысли о ней в голове вспыхивал образ — та Карина, которой она была когда-то, та, с которой я познакомился много лет назад. Несломленная, умная, весёлая…
Наверное, её смерть всё же испортила мне настроение. Ну, насколько вообще можно испортить настроение тому, кто находится на похоронах собственной матери.
Так что по пути до женского общежития я по большей части молчал, погружённый в свои мрачные мысли. Машина притормозила у ограды, чуть в стороне от ворот; я решительно пресёк попытки Славика отправиться со мной — да, в целом он прав, мне сейчас не стоит ходить без охраны, но подвал дело иное, не хватало ещё, чтобы он увидел Архимага — и вышел наружу. Стоял день, территория была пуста; идя в сторону подвала, я продолжал крутить в голове все эти мысли…
И застыл, открыв дверь.
Опять бардак.
В который раз? Третий, четвёртый? Стоя на пороге подвала и оглядывая помещение, я чувствовал, что даже не удивлён. Пустые бутылки — на месте, три спящие девицы — тут (странно, что тёти Зины нету, в прошлый раз была), богатырский храм Октября — в наличии. И над всем этим витает стойкий запах болезненного похмелья.
Наверное, я мог бы даже найти это забавным. Но в последние дни у меня резко пропало настроение смеяться.
…последние дни выдались суматошными; даже если не говорить о похоронах этим утром и о том, что случилось на них, дела Тёмных захватили меня с головой. Ничего удивительного, что в подвал я заглядывал лишь для того, чтобы оставить старикам еды и убедиться, что они тут ничего не взорвали.
И всякий раз заставал тут… это.
Я прикрыл дверь за собой; мой взгляд остановился на Архимаге.
Старик не спал — единственный из всех. Сидя за обшарпанным колченогим столом, он вертел в худощавых пальцах костяшки пожелтелого домино; руки Архимага слегка дрожали, взгляд рассеянно бегал где-то по стенке. В таком виде он ничуть не напоминал грозного владыку Тёмных — скорее, наоборот, ни дать ни взять пенсионер из дома престарелых, растерянный, одинокий и печальный.
Покачав головой, я опустился напротив.
— Откуда вы каждый раз берёте выпивку?
Архимаг никак не отреагировал, словно не видел и не слышал меня; продолжая глядеть в стенку, он тяжко вздохнул.
— Эй, — заметил я. — Ведь я ваши пьянки не разгонял и не запрещал. Но ведь и совесть нужно иметь!
Наверное, стоило бы разгонять… но я не хотел лишать стариков единственного развлечения, которое было им доступно. Красть тут нечего, уйти они не могут, пусть