Читать интересную книгу Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Да уж, подпустила! — ворчит Рука, оценивающе разглядывая повреждения на лице Тилии. — На тебе живого места нет.

— Думаешь, теперь они нас отпустят?

Гоминидка пожимает плечами:

— Слышишь, как тихо? Они все снаружи. Ждут решения Старика, хотя думаю, он уже всё решил.

— И?

— Ну, смотрел он на тебя точно не по-доброму. Хотя, кто его знает, что у него на уме… Я тут пыталась выяснить, кто из них его правая рука, но они все, словно в рот воды набрали, а в глазах — страх.

— Когда мы говорили со Стариком, я что-то не видела рядом с ним никого похожего, — с сомнением говорит Тилия и, морщась, отстраняется от колдующей над ней Руки. Как бы от такой чрезмерной заботы на её лице не появилось ещё парочка синяков. — Все как будто в равном положении.

— Может, этой мрази и не было поблизости, — задумчиво произносит однорукая, и как подозревает Тилия с облегчением, отдавая ей кусок мокрой ткани, и давая возможность самой позаботиться о себе. — Ладно, ещё есть время. Я эту тварь из-под земли достану! А ты давай-ка отдохни…

С этими словами Рука поднимается с колен и скрывается за ширмой, оставляя её наедине со своими мыслями. Прислушиваясь к воцарившейся тишине вокруг, Тилия гадает: радоваться ей или начинать паниковать. Чего ещё им следует ожидать, после того, что она сотворила с той гоминидкой? Заверениям Шрама о том, что победитель может рассчитывать на снисхождение, уже не кажутся правдивыми. Такой человек, как Старик, может наобещать чего угодно, а после просто отдать приказ перерезать им глотки, и никто на сотни стадиев вокруг не посмеет ему воспрепятствовать.

Но сколько бы она не ломала сейчас голову, от неё уже ничего не зависело. Ей оставалось лишь лежать на жёстком полу, размышляя об их с Рукой дальнейшей незавидной участи, время от времени проваливаясь в тревожный сон.

Когда спустя какое-то время её будет Рука, Тилия по выражению лица пытается определить настроения вокруг.

— Что там? — сипло спрашивает она, пока та заботливо помогает ей подняться.

— Тебя хочет видеть Старик.

Всё её нутро противится этому, но она лишь молча кивает, понимая, что тот, кто держит в страхе больше полусотни гоминидов, любым путём добьётся желаемого и она, так или иначе, предстанет перед вождём этих земель.

Когда Тилия поддерживаемая Рукой, выбирается на воздух, понимает, что проспала достаточно долго. Солнце давно скрылось за горизонтом и на Долину опустились сумерки. Тело убитой гоминидки уже успели убрать с поляны, но бурые пятна крови всё ещё напоминали о недавней бойне. Разбавленная светом факелов темнота вызывает в душе Тилии лишь тревогу. Неужели они не боятся тех чудовищ, что появляются с приходом ночи? Можно подумать, что всё это сказки, и никаких Витилиго не существует, вот только её накидка из псиного меха и реакция на неё местных гоминидов выдумкой никак не назовёшь.

— Принесите победительнице её трофеи! — ни к кому конкретно не обращаясь, говорит Старик. Его приказ тут же беспрекословно выполняется и перед Тилией появляется аккуратно сложенная накидка и полупустой мешок. — Ты подтвердила своё право на них. Ту, что ты одолела, была сильным противником… Я предлагаю тебе и твоей спутнице остаться у нас навсегда. Каждая из вас получит место в моём доме, еду и защиту. Такие, как ты нужны нам. — дружный рокот проносится по толпе, едва он произносит эти слова. — Но, если ты желаешь продолжить свой путь, я тебя останавливать не стану.

Тилия не верит своим ушам. Неужели он вот так просто возьмёт и отпустит их на все четыре стороны?

— Мы всё же пойдём дальше, — ни секунды не раздумывая, отвечает она, чувствуя спиной враждебность тех, чью соплеменницу она сегодня лишила жизни.

— Как пожелаешь, — соглашается с её решением Старик, не единым мускулом на изуродованном шрамами лице не выдавая своих эмоций. — Можете уйти утром. Вы больше не пленницы.

— У меня вопрос…

— Ну, задавай, коль такая смелая! — усмехается тот в свою тёмную с проседью бороду, отчего белые борозды на щеке ещё больше уродуют его лицо.

— Та вертушка, что мы видели по пути сюда… их ведь много? Зачем они прилетают?

— Это единственный способ доставить таких как ты в Яму.

— Но зачем?

— Потому что там, наверху, вы не нужны. Отбросы! — Старик переводит взгляд на стоявшую рядом с Тилией не принимающую в разговоре никакого участия Руку. — Спроси свою подругу, почему она попала сюда? Что она помнит последним, перед тем, как её забрали люди в чёрной форме? Думаю, ответ тебя не обрадует.

Тилия переводит растерянный взгляд на гоминидку и тут же по полыхнувшему ненавистью взгляду понимает, что предводитель задел ту за живое. Высоко задрав голову, словно делая вызов всему свету, Рука медленно цедит сквозь зубы:

— Мы преступники! Меня отправили сюда за то, что я перерезала глотку ублюдку с окраин, который пытался причинить вред моей сестре, а её сослали сюда за то, что она защищала меня и ранила карателя!

Поражённая Тилия не в силах произнести ни слова. Значит, всё это время ответ был на поверхности. Была только одна причина, по которой гоминиды попадали в Долину — свершённое ими преступление. Проступки, за которыми следовало наказание.

Она медленно обводит взглядом притихшую гоминидскую толпу, словно впервые видя все эти хищные, злобные маски. Все они преступники. Не существовало никакого идеального государства без убийств и насилия, как все эти годы внушало им правительство. Просто преступления теперь совершались ниже — в наружном городе. И преступали черту совсем ещё дети! И таких по Долине были сотни!

Злость и обида начинают наполнять её изнутри. Она столько времени провела в неведении относительно своего появления в этом месте, что даже представить себе не могла, что её попросту водят за нос. А ведь ей всего лишь требовалась правда! Она на протяжении всех этих дней вставала и ложилась с одной лишь мыслью: «Почему я оказалась здесь?» И всякий раз слышала всё что угодно, но только не правду.

Тилия отрывает взгляд от окружавших её навсегда помеченных радиацией лиц и, протолкнув ком в горле, снова обращается к Старику Патрису:

— Хотите сказать, со всеми так поступают?

— Тех, кто оказался бы здесь по другой причине, я не встречал.

— Но я не совершала преступление!

— Видимо Совет так не считает, — отзывается Старик и, прищурив свои серые, глаза спрашивает елейным голосом. — Что, не нравится правда?

Но Тилия не отвечает, она настолько поражена, что просто не находит слов. Она вспоминает Като и остальных детей, с которыми свела её судьба, сначала в кватромобиле, затем возле стены с гнёздами. Им всего-то по семь-восемь лет! И все они преступники? Что же могли натворить эти малыши, чтобы оказаться здесь? Украсть еду, не более. Она будто снова слышит слова Руки, сказанные несколькими днями ранее, о том, что мальчик снова воровал еду, и такое уже случалось. Правда была в том, что не от хорошей жизни маленький Като шёл на воровство. И за это милитарийцы лишали их единственного, родительской любви? От подобных мыслей начинает мутить.

— Но почему только дети? — смотрит она прямо в мутные глаза Старика, когда тот приподнимает брови и усмехается. Тилия, наконец, всё понимает.

Второй эдикт!

«Любое преступление, будь то кража, неповиновение властям или лишение другого колониста жизни, карается изгнанием».

Изгнанием карали взрослых, а детей и подростков, вроде неё Тилии или Руки, отправляли в Яму, где они были предоставлены сами себе. Своего рода милосердие, которым одаривал Совет всех без исключения жителей пекла, посылая на смерть родителей и давая второй шанс их детям.

Казалось бы, ответ найден, но, как и неделю назад, это не объясняло того, почему она оказалась в Долине, да ещё с клеймом на спине? Какое преступление она, ещё несовершеннолетняя жительница Башни, успела совершить, не покидая пределов второго уровня?

Тилия последовательно вспоминает последние дни перед тем, как оказаться в комнате подготовки, но ничего не приходит на ум. Как и все остальные, она каждое утро поднималась с постели, умывалась, завтракала в общей столовой уровня, дожидалась, пока за ними явятся кураторы и группами по восемь отведут в классы. Занятия заканчивались, когда за окнами уже смеркалось и хотелось лишь одного: остаться наедине с собой и своими мыслями.