начали рассылать на мобильники «письма счастья»…
— Ну, давай зайдём? Ты готова?
— Не знаю, — призналась Тамара, поднимаясь на ноги. — Что мне ему сказать?
— Просто веди себя как обычно. Он не злой, не съест. И не при смерти… тьфу-тьфу-тьфу. Всё будет хорошо.
Впервые в жизни Света положила руку ей на плечо.
— Поняла?
— Угу… Я постараюсь.
— Чего «постараюсь», это не экзамен тебе…
Тамара нервно сглотнула.
Света открыла дверь и первой вошла в палату.
— Привет, пап.
…Тамара много раз думала о том, как же на самом деле выглядит этот легендарный Виктор Саныч, про которого стаккатовцы ей проели все уши — впору покупать новые. А выглядел он как высокий, не без худобы человек с бритым лицом, орлиным носом и тонкими бровями. Было в его выражении лица что-то по-доброму хулиганистое. Только встретившись с ним взглядом, Тамара подумала, что он сейчас как-то её разыграет.
— Ой, хтойта-хтойта! — голос у него был глубокий и низкий. Он приветственно раскинул руки, сидя на своей койке в полосатой майке и ободранных джинсах, и обнял Свету. — Здравствуй, здравствуй! Эт кого это ты ко мне на съедение привела, м?
Он взглянул на сжавшуюся Тамару, с опаской подходящую к нему.
— Папа, не пугай её, она и так тебя до колик боится!
— Серьёзно что ли?! — и Виктор Саныч громко расхохотался, но тут же замолк, приложив руку ко рту (видимо, шуметь было нельзя, а смех его звучал раскатами грома). — Да не бойся, подойди сюда, милая. Не кусачий я.
— З-здравствуйте, — Тамара улыбнулась: совсем не таким представляла она бывшего главу «Стаккато». — Меня Тамара зовут.
— А меня Виктор Александрович Манохин… — мужчина протянул ей руку, и Тамара её пожала. И тут же ойкнула: мужчина как-то сложил пальцы руки так, что при рукопожатии ущипнул её за руку.
— Ай!
— Папа! — пригрозила ему Света, а Виктор Саныч снова рассмеялся, но теперь уже тихо.
— Да ладно, ладно… Что ты как мама сразу.
— А мама правильно делает! Что ты как мальчишка себя ведёшь?
— А я кто тебе, дядька старый? Мне в школу завтра… Слушай, — Виктор Саныч воровато оглядел палату, а потом понизил голос: — Ты покурить мне не принесла, Светка?
— Пап, тебе нельзя…
— Светуль, ну я ж просил. Ну одну сижку. А если откинусь завтра?
— Папа, нет, — железно ответила Света. — Это вредно. Вот выйдешь — хоть сто пачек «Уинстона» тебе куплю. А в больнице нельзя.
— Ну вот что с тобой будешь делать, а… — Виктор Саныч огорчённо покачал головой, — не любишь, не жалеешь ты батьку-то… Тамар, а ты чего встала? Садись давай, в ногах правды нет… А в твоих, я погляжу, особенно.
— Пап!
— Ну тихо, тихо, шуткую я, шуткую…
Тамара присела на стул рядом с кроватью, внимательно разглядывая Виктора Саныча и держась настороже: как бы он ещё как-нибудь её не разыграл. Тот вперил в неё взгляд.
— Ну и как тебе «Стаккато»?
Тамара сперва опешила.
— Ааа, ну… в каком смысле? То есть, он… Хорошо, наверное? Мы выступили недавно, вот…
— Где, в ДК? — кажется, он и так это знал, но Тамара всё равно ответила:
— Ага. Сыграли Шекспира…
— Ну и как сыграли?
— Ребята говорят — так себе…
— Понятненько… Ну, слушай, мне Светка про тебя такие дифирамбы пела — заслушаться можно. И клуб ты, мол, подняла, и людей привела.
— Всё так, и всё… не совсем так, — Тамара съёжилась. — Я никого не поднимала. Это ребята всё. Просто Света хотела закрываться, когда мы встретились, и я спросила: можно мне попробовать? А потом и ребята вступили…
— Ага, сами взяли и вступили! — улыбнулась Света, стоящая над ними со скрещенными на груди руками. — А кто им яростные речи чуть ли не каждый день толкает? И мне тоже? Ты бы слышал, пап, так кричит, что хоть в огонь, хоть в воду за ней идти хочется.
Тамара густо зарделась: она не была мысленно готова к тому, что её будут хвалить.
— Слушай, Свет, — сказал Виктор Саныч. — С тобой мы поговорить везде успеем. Может, выйдешь на минутку? Мы с Тамарой обмолвимся парой словечек.
Сердце у Тамары, кажется, забилось медленнее. Испуг сковал её: оставаться без Светы наедине с её отцом она не хотела.
— Ммм… Ладно… Тогда позовёте, как закончите?
— Не, зачем, мы тебя в коридоре оставим, сами чай пить пойдём, — и Виктор Саныч снова рассмеялся сквозь зубы. Света смерила его недовольным взглядом и, качая головой, удалилась.
Как только дверь в палату закрылась, Виктор Саныч будто бы постарел: он расслабился, сгорбив спину и тяжело выдохнув, опустил голову и слабо улыбнулся. Посмотрел на Тамару:
— То, что она говорила — правда?
Тамара судорожно кивнула.
— В целом, да. Так и было.
— Понятно…
Зачем-то ещё раз протянул ей руку.
— Спасибо тебе большое, — сказал Виктор Саныч чуть хрипло. Он смотрел на неё с такой добротой и благодарностью, что у Тамары ком стал в горле. — Светка-то моя — голова горячая, мало ли чего может придумать. Но из-за моей отставки «Стаккато» закрывать нельзя. Я ребят учил для того, чтобы они учились дальше.
— А вы… собираетесь возвращаться, когда вас выпишут? — осторожно спросила Тамара.
Виктор Саныч странно посмотрел на неё. Потом на дверь.
— Только Светке не говори, договорились?
— О чём?
— Меня не выпишут.
Звонкое молчание бесшумной каплей упало с потолка и раздалось по всей палате. Тамара ощутимо это почувствовала.
— В каком смысле?
— Чутьё мне подсказывает, — объяснил Виктор Саныч серьёзно.
За окном падал медленный снег.
— Бывают такие вещи, после которых из больниц не возвращаются. Конечно, все мне твердят, что нужно быть оптимистом, но куда там… Попробовали бы они сами, — и он грустно рассмеялся, оскалив зубы.
Тамара подумала: кажется, ему страшно. И она подумала про свою бабушку, которая тоже в больнице, и теперь страшно стало ей. Сердце сжалось, и, чтобы страх отступил, она заговорила:
— Извините за такой вопрос, но… почему вы такое решили сказать мне?
— А мы с тобой мало знакомы, — Виктор Саныч подмигнул ей. — Так что и горевать ты недолго будешь.
— Не говорите так, пожалуйста!
— Да шучу же я. Расслабься. Я, Тамара, вот о чём попросить тебя хотел. Ты только, ежели взялась, не бросай, хорошо? Я понимаю, тебе с тростью тяжело. Но… «Стаккато» это то, ради чего я жил последний десяток лет. И мне просто хотелось бы знать, что он остаётся в надёжных руках.
Тамара совершенно смешалась, мысли в голове путались, мешая друг другу. Этикет диктовал ей настаивать на том, что всё будет хорошо, и что Виктор Саныч ещё увидит свет; здравый смысл