плиту для его погребения. Во всяком случае, другого объяснения их предназначения он нашел, да и каменные пластины, большой кучей лежащие на полу, явно были отходами от могильной плиты. Неужели эти рубила такие твердые, что ими можно обрабатывать такие плиты. Может, из гранита они сделаны? Покрутил в руках, да нет — самый обычный кремень, такой же как тот, из которого сделан наконечник его копья. А вот отщепы от плиты казались странными, так и норовили выскользнуть из рук, скользкие какие-то, словно покрытые мыльной пеной. Рубила оставляли на их поверхности хорошо видимые следы.
— Плохой камень, не заострить, мягкий какой-то, — Энку попытался сделать из подобранного скола наконечник, но ничего не выходило.
Этот странный камень не давал ему покоя, очень уж он какой-то необычный и со скуки он начал отбивать куски от большого круглого куска, стараясь придать ему форму сковородки. К его удивлению, дело продвигалось довольно споро, и скоро в его руках оказалась настоящая каменная утварь.
Вечером устроили костер прямо под выходом из пещеры, Энку разделал птицу и хотел запечь ее в углях, но Андрей его остановил. Подставив по краям небольшого костра камни, водрузил на них свое творенье. Треснет от жара или нет? Не треснуло. Тогда птицу нарубили на мелкие куски и поджарили прямо в «сковороде» в собственном жиру.
— Еще теплая, — на завтрак большеносый уплетал ножку от вчерашней птицы, на которой не было видно капель застывшего жира. А ведь должны были образоваться при затухании костра.
Андрей дотронулся до «сковородки» рукой — и в самом деле, теплая. Получается, этот камень может очень долго отдавать тепло. Прямо чудо какое-то.
Утро прошло в попытках поднять могильную плиту наверх, столь ценный камень оставлять в гроте у Андрея рука не поднялась. Все грезил о сделанных из него «чудо- сковородках». В порыве жадности прихватил с собой и уже изготовленную — пригодится. Весил он, наверное, под двести килограммов, если не больше. Хотел даже разбить пополам, но не был уверен, что получится сделать это аккуратно. А вдруг разобьется от неловкого удара на несколько частей, тогда и вовсе его в дальнейшем использовать не получится. Если бы не богатырская сила Энку, то, наверное, забрать его с собой не получилось. Обвязали его веревками, за которые они вдвоем тянули, а для страховки дополнительно обмотали ремни вокруг растущей рядом чахлой березы.
— Мало тебе в каньоне камней, теперь с собой тащишь. Или тебе обидно, что Рэту тогда не успел накрыть тебя плитой и решил ее собой забрать? — плохое настроение Энку как всегда выражалось в виде повышенной ворчливости.
— Представь, как приятно поесть из «сковородки» сделанной из такого камня, когда Эрру вырежет их для нас, и как тепло будет всю ночь в твоей землянке, если обложить ими костер. Прижмешься к ним спиной, и дрожать не будешь под утро от холода. Знать бы еще, где белогорцы его нашли, на Холме Ушедших я таких валунов не видел.
На подъемах волокуша кряхтела под тяжестью камня, на спусках же она так и норовила ускользнуть от них, поэтому привязали к ней ремни еще и сзади, чтобы тормозить при необходимости.
— Надо бы посмотреть, ушли ли темнокожие, — Энку явно не хотелось еще раз бежать от разъяренного потерями противника.
Трупов темнокожих на месте, где их оставил большеносый, не было. Ни тел, ни голов. Только надпись Андрея и рисунок Энку напоминали о незавидной судьбе кроманьонцев. Забрали с собой? Или что они делают с мёртвыми?
— Сожгли, наверное, — говорят они так делают, конечно, если дерево найдут. А если нет, то в землю закопают.
Их не сожгли. Они очень удачно ушли с Холма Ушедших, темнокожие под оврагом уже разделали добычу, привязали за ноги к палкам и только-только собирались отбыть на свои стоянки. Андрей сверху насчитал не меньше двух сотен человек, собравшихся вокруг большой ямы, рядом с которой лежали три тела. Неужели пришли все охотники семей девятиглавого племени. Похоже на то. Теперь же перед отправлением они хоронили своих убитых товарищей.
— Чего они ждут? — Энку в нетерпении грыз ногти. — Нам надо забрать быка и идти в каньон, пока гиены и волки не набежали.
Вот сволочь, его, наверное, и ждали, в центре круга, который образовали охотники, появилась фигура в шапке. Андрей его сразу узнал — «самый мудрый» из семьи уничтоженных темнокожих, к которой принадлежала Ам.
Охотники разбились на пары и теперь по очереди подходили к кострищам, на которых они эти три дня готовили себе еду, набирали в ладони золы и засыпали в яму. После чего «самому мудрому» подали большой кожаный мешок, из которого он ладонью доставал красноватый порошок и начал осыпать им дно ямы. Старик не остановился, пока его не опустошил.
Не меньше пары сантиметров слой порошка получился на дне, не экономит, Андрей с интересом наблюдал за ритуальным действием. Что дальше, закинут тела в яму и зароют?
Но, как оказалось, это было только начало. С мертвых охотников сняли их испачканная в крови кожаные обноски и «самый мудрый» начал одевать на них чистую одежду. Сначала широкие кожаные штаны, затем длинную рубашку.
— Там что-то есть, зубы как на моем ожерелье закреплены, — Энку видел лучше Андрея и углядел детали, которые он не заметил.
Видимо, на рубашки было что-то нашито. «Самый мудрый» с двумя молодыми помощниками тем временем спустился в яму, куда начали спускать тела убитых темнокожих.
— Зачем они все это делают, Эссу? Для чего они одели их в новую одежду, она ведь им больше не пригодится?
— Чтобы когда они придут в Другой мир, они ожили в красивой новой одежде.
— Энку тоже хочет в Другой мир, если я вдруг умру. Только зачем им одежда в другом мире, надо копье положить или нож.
Андрей пожалел о своем ответе, не отстанет ведь теперь.
— Нет никакого Другого мира, Энку, и они не оживут. Уж я то знаю, сам не до конца умер и это меня относили на Холм Ушедших.
— Но ты все-таки положи мне в яму нож и копье, если я умру. И мое ожерелье с горном не забудь.
Не убедил, похоже.
Между тем старику в лисьей шапке передали в яму отрубленные большеносым головы, которые он видимо, видимо, приложил к телам.
— А если он перепутает головы? — Большой лоб Энку перерезала морщина. — Как они оживут в другом мире с чужой головой?
Неужели у большеносого чувство юмора прорезалось? Да нет, серьезен. Переживает, видимо, за охотников, у которых может случиться подобная оказия. Каково им будет в