Читать интересную книгу Осознанный аутизм, или Мне не хватает свободы - Екатерина Карвасарская

— Рисовать, — делает выбор Рома, и мы приступаем к следующему ходу.

— Чем будешь рисовать? — задаю я следующий вопрос.

— На бумаге, — еле слышно отвечает Рома.

— Нет, Рома. — И я повторяю свой вопрос, расставляя акценты на нужных мне словах. — Я спрашиваю, чем ты будешь рисовать на бумаге?

— Карандаши, — отвечает он, еще некоторое время подумав.

— Целиком говори, пожалуйста, — сразу поправляю я.

— Я буду рисовать карандашом, — отвечает он.

— Что будешь рисовать? — задаю я следующий вопрос.

— Травку, — немного подумав, ответил он.

— Какого цвета?

— Зеленый, — берет карандаш, рисует траву.

— А теперь что?

— Цветочек.

Дальше по той же схеме были нарисованы еще «солнце» и «домик» — стандартный Ромин набор. И тут я решила сменить тактику.

— Отлично! Давай теперь переворачивай страницу. — Рома послушно переворачивает страницу и ждет. — Какой цвет возьмешь? — спрашиваю я.

— Красный.

— Отлично! — и задаю следующий вопрос: — Что ты будешь рисовать красным цветом?

— Бегемота, — отвечает Рома.

— Говори, пожалуйста, целиком, — уже на автомате реагирую я на Ромину манеру говорить, максимально сокращая все, что только возможно.

— Я буду рисовать бегемота, — говорит он с ударением на последнее слово.

— А каким цветом? — не отстаю я.

— Красным.

— А теперь целиком, — вновь напоминаю я.

— Я буду рисовать красным бегемота.

— Отлично, давай рисуй, — говорю я, и Рома приступает к рисованию привычного человекообразного головонога под названием «бегемот». Далее по той же схеме он рисует желтого «медведя», как две капли воды похожего на бегемота. Но так как сейчас моя цель — развитие его инициативы и уверенности в выборе цвета и рисунка, а также развитие речи, а не правильность рисования, я не акцентирую на этом внимания.

— Молодец. А теперь что?

Рома тянется к очередному красному карандашу, выбирая его из всей многоцветной массы.

— Красный, — говорит Рома, неуверенно протягивая мне карандаш.

— Что красный?

— Карандаш.

— Целиком говори, пожалуйста, — опять встреваю я.

— Катя, я взял красный карандаш, — с ударением на последнее слово рапортует он.

— Что ты будешь рисовать красным карандашом?

— Грибок, — подумав, ответил он, с ожиданием взглянув на меня… неизвестно же, как я отреагирую…

— Отлично, только скажи целиком.

— Катя, я буду рисовать красным карандашом грибок.

— И опять с ударением на последнее слово. Заметив мой кивок, он начинает рисовать, и в процессе рисования у карандаша ломается стержень. Рома протягивает его мне.

— Что? — спрашиваю я.

Рома протягивает карандаш еще ближе ко мне и показывает на сломанный стержень.

— Рома, словами, — опять настаиваю я.

— Карандаш.

— Что карандаш?

— Сломался, — еле слышно произносит Рома, не привыкший говорить вслух.

— Что сломался? — продолжаю я.

— Катя, у меня сломался карандаш, — говорит он. Основная его проблема — это не неумение говорить, а отсутствие навыка пользования речью и тренировки говорения. Он обходится минимумом слов по жизни, предпочитая использовать жесты и взгляд. Да его никто и не заставляет особо, поскольку все уже и так привыкли его понимать.

Далее вновь по той же схеме: «вопрос-ответ-предложение», рисуется очередной головоногий «бегемот», потом «трава», «носорог», «слон», и, уже войдя во вкус, поняв, что можно говорить все, что угодно, он довольно быстро стал перечислять всех зверей, какие приходили ему в голову, правда, периодически повторяясь. Так он нарисовал еще одного «бегемота», «енота», очередного «медведя» и «ослика», как две капли воды похожих друг на друга, разве что разных цветов.

— Еще что?

— Таню, — неожиданно вспоминает Рома о существовании сестры.

— Здорово! Давай Таню. — И Рома рисует теперь уже Таню, которую можно отличить от «бегемота» или «енота» только лишь по подписи, снабжающей каждого нарисованного героя.

Далее были нарисованы: «ляля», «медведь» и «ослик».

— А теперь что ты нарисуешь?

— Палкана, — говорит Рома.

— Кого? — переспрашиваю я, не расслышав с первого раза.

— Нет, — тут же теряется Рома, — не скажешь.

— Я не расслышала, Рома, — говорю я и спрашиваю снова: — Кого ты будешь рисовать?

Так как уже довольно много времени мы достаточно четко строили наше общение с Ромой и он был настроен на меня и на рисование, мне таки удалось добиться от него повтора. Ему всегда дается это с трудом, так как обычно «не расслышали» и «переспросили» для него приравнивается к «неправильно», чего он очень боится и замыкается.

— Палкана, — повторяет он через некоторое время.

— Палкана? — вновь переспрашиваю я и иду на практически заведомо провальный шаг: — А Палкан — это кто? — Обычно на такие вопросы он не отвечает, так как они для него достаточно сложные.

— Царь, — как ни странно, получаю я ответ. Вероятно, он уже в достаточной мере влился в этот процесс говорения, вопросов и ответов, необходимости что-то придумывать, что для него это уже не было так сложно, как обычно. И опять же в данном случае для меня совершенно не важно то, что ответ не совсем соответствует истине. Главное — ответ есть.

Рома дорисовал Палкана, я сижу молча и смотрю на него, ожидая его дальнейших действий, а он в ответ очень внимательно смотрит на меня. Не дождавшись моего очередного вопроса, Рома молча протягивает мне карандаш.

— Словами, — тут же реагирую я.

— Катя, я нарисовал Палкана.

— Здорово! — говорю я и вновь замолкаю, внимательно глядя на Рому.

Через некоторое время, поняв, что от меня ничего не дождаться, Рома неуверенно говорит:

— Винни-Пух.

— Что Винни-Пух? — спрашиваю я.

— Катя, я буду рисовать Винни-Пуха, — говорит он, в то время как я продолжаю молчать, ожидая. его Дальнейших действий. Не дождавшись от меня команды, Рома очень неуверенно начинает рисовать, постоянно поглядывая на меня, в ожидании, что я его остановлю.

И так, раз за разом все более самостоятельно, были нарисованы «собачка», еще один «Винни-Пух» и еще один «бегемотик». Затем «волк» и, более того, именно волк, а не человекообразный головоног. Затем — «Дед Мороз», еще раз «ляля», «Пятачок», «разбойник». Снова «бегемот» и «медведь». Затем — длинношеий «жираф» и опять головоногие «медведь» с «бегемотом». И последнее, что мы успели за этот час — «барсук».

Что интересно, из огромной кучи карандашей Рома в первую очередь выбирал все яркие цвета: красный, желтый, оранжевый, зеленый, реже синий. Черный, серый, бежевый, коричневый, фиолетовый в большинстве своем остались не использованными.

То, что мы сегодня сделали, — это очень и очень хороший результат для Ромы, которому извлекать что-то свое, от себя и из себя очень и очень сложно.

23.11.2008

Диета, поляризация, биомедицинское лечение, медикаментозное лечение, АВА, дельфинотерапия, бассейн, остеопат, логопед, дефектолог, психолог, психиатр, биологическая обратная связь, пиявки, собаки, лошади, гомеопат, мануальный терапевт, РМО, ТЕАССН, PECS, БАДы, арттерапия, музыкальная терапия, психоанализ, невролог, невропатолог, нейропсихолог, подсадка эмбрионов, стволовые клетки, УЗИ всего, чего только можно, ЭЭГ, МРТ, Допплер, сканирование головного мозга, бабки, экстрасенсы, хелирование, натуропатия, Доман, Томатис….

Колоть, вливать, впихивать, заставлять, потакать, дрессировать, развивать, консервировать, провоцировать, поощрять, подавлять, возбуждать, а также много-много другого одновременно или с небольшим перерывом. Иногда полностью противоречащее одно другому. Бросая одно и начиная другое. В чем смысл такой терапии?

Пожалуй, основное, с чего необходимо начинать свой путь в реабилитации аутичного ребенка, — выбор пути. Надо научиться думать и выбирать, а не брать все, что дают. Важно выбрать что-то одно или хотя бы двигаться в одном направлении, не прыгая с места на место, в итоге не видя, что же на самом деле дало результат.

24.11.2008

Чем больше мы задумываемся над тем, как же внедрить что-то новое в рацион жизни ребенка, тем больше шансов, что нас постигнет неудача. Чем больше задумываешься, тем меньше уверенности, тем сложнее действовать.

Это как с ходьбой: если не думать, то идешь без запинок. А если думать, как это происходит, то начинаешь сбиваться.

Надо не думать, а просто делать.

25.11.2008

При неравномерном развитии, часто свойственном аутичным детям, почему-то в первую очередь начинают обращать внимание на сильные стороны и развивать их, не тренируя слабые. Это все равно что тренировать здоровый глаз, оставляя на будущее тренировку больного.