Шеннон проснулась, дрожа от страха, покрытая испариной. Джон был рядом, обнимал ее, успокаивая.
– Шеннон, все хорошо. Это только сон.
– Я ему так и сказала, – пробормотала она, все еще дрожа от ужаса.
– Кому?
– Кахнаваки. Он хотел открыть гроб, но я не давала ему… – Она глубоко вздохнула. – Это был самый страшный сон в моей жизни.
– Понимаю. Попей воды, – Джон протянул ей бокал. – Успокойся. Расскажи мне свой сон.
– Не хочу. Он очень странный. Я не вижу в нем смысла.
– Тебе снился Кахнаваки, – упрямо допытывался он. – Он пытался открыть гроб, но ты не хотела. Почему?
Она заглянула в его бездонные зеленые глаза.
– Все, кого я когда-либо знала, были там. Все они были мертвы. Кахнаваки тоже. И ты.
– А ты была мертва?
– Думаю, да. Мы все двигались, говорили, но… Не глупо ли это? Мне кажется, мы все были мертвы.
– Посмотри же, ты жива. И я жив. И Кахнаваки. Это был только сон. Но смысл в нем есть.
– Что ты сказал?
– Ну, да. Когда-нибудь мы все умрем. Вспомни совет моего отца. Нельзя бояться смерти, нельзя жить в вечном страхе.
– Я не боюсь смерти. Я боюсь…
– Шеннон, – Джон настойчиво посмотрел ей в глаза. – Сейчас же расскажи мне, чего ты боишься.
– Я не боюсь умереть. Я боюсь стать причиной смерти. Мне легче умереть, чем нести ответственность за чью-то смерть, – Шеннон откинулась на подушку и закрыла глаза. Она была измучена. – Я больше не в силах разговаривать. Обними меня, Джон. Все хорошо. Я просто устала.
– Ты устала, – Джон обнял ее, погладил по волосам. – Рад, что ты рассказала мне об этом. Кажется, я тебя понял.
– Понял?
– Да. Ты устала объяснять мне, а я все не понимал, что ты считаешь себя ответственной за все, что происходит.
– М-мм…
– Такого больше не будет. Поняла?
– Стараюсь, – вздохнула Шеннон. – Думаю, Малиновка родила сегодня. Мне приснился малыш, и они назвали его в твою честь, как и обещал Кахнаваки.
– Возможно. Если так, то он, должно быть, очень счастлив. Он хотел сына.
– М-мм.
– Спи, cherie. He бойся своего сна. Если он вернется, не поддавайся ему. Смерть не властна над живыми, пока их час не пробьет. Наше время еще не пришло.
Шеннон прижалась к широкой груди Джона. Она больше не боялась уснуть. Джон все объяснил, успокоил. Она надеялась, что и при свете дня все будет также ясно и понятно.
* * *
– Джон, мне нравится мое новое платье, – Шеннон расправила изящный воротник красивого, скромного серого шелкового платья, одернула ярко-синюю нижнюю юбку. – Спасибо, что попросил Чарльза найти что-нибудь поприличнее.
– Когда он увидел тебя в том безобразном зеленом тряпье, он не мог успокоиться, пока не нашел подходящей одежды. Шеннон, ты прекрасна. Перестань суетиться.
– Надеюсь понравиться твоей матери. Не могу поверить, что мы уже приехали. Мне нужно еще немного времени, чтобы успокоиться. – Она нервно теребила атласные ленты накидки. Потом взглянула под колеса прочного черного экипажа Чарльза Бингхэма. – Ты был прав, Джон. Здесь такие грязные дороги.
– Поэтому я и попросил Чарльза найти для тебя башмаки на деревянной подошве. Женщины вынуждены ходить в них по улице.
– Мне еще не доводилось носить такие башмаки. Твоя мама подумает, что я самая неуклюжая женщина на свете.
– Моя мама сразу поймет, что ты изящна и прекрасна.
Шеннон принялась теребить золотистую косу.
– Ты уверен, что у меня все в порядке? Я хорошо выгляжу? В этой одежде так трудно разобраться.
– Не хватает одной детали, – сказал Джон. – Перчаток.
– Перчаток? Джон, я даже и не подумала о них.
– Я должен был вспомнить. – Он вынул из кармана отлично сшитого темно-синего камзола гладкое золотое кольцо и надел ей на палец. – Чтобы все знали, что ты – моя.
– О, Джон! – глаза Шеннон засияли от счастья. – Где ты взял его?
– Став торговцем, остаешься им навсегда, – напомнил он ей слова Чарльза. – Бингхэм продаст и родную мать, если она кому-нибудь понадобится. – Джон натянул вожжи. – Ну, мы прибыли в логово льва. Вернее, львицы. – Помогая Шеннон выйти из экипажа, он добавил: – Твой наряд великолепен, и ты тоже. Тебе не о чем беспокоиться.
– Ты очень красив, Джон. – Шеннон улыбнулась, оглядывая его. Коричневые бриджи, высокие черные сапоги. Волевой подбородок. Глубокие зеленые глаза. – Когда твоя мать увидит нас рядом, она поймет, что мы созданы друг для друга. О! Это Мередит?
Двери широко распахнулись. Невысокая девушка с рыжевато-каштановыми волосами бросилась Джону на шею.
– Джонни! Мама! Иди быстрее! Джонни приехал!
– Вы кто, юная леди? – грубовато спросил Джон. – Куда вы подевали мою плоскогрудую сестрицу?
– Перестань! – взвизгнула она от удовольствия. – Какой ты несносный! Я совсем не изменилась. Ну, может быть, чуть-чуть.
– Успокойся, – приказал Джон. – У меня важное сообщение. Посмотри-ка на ту непривлекательную женщину.
– Женщину? – взглянув на Шеннон, Мередит зарделась. – Извините, мисс. Я так взволнована…
– Послушай, – напыщенно продолжал ее озорной брат. – Это наша новая служанка. Покажи ей, куда поставить вещи, и пусть приступает к своим обязанностям.
– Служанка? – Мередит нахмурилась. Потом в ее зеленых глазах заплясали веселые огоньки. – Мама! Джонни женился! – Она бросилась к Шеннон, схватила ее за руки. – Как тебя зовут? Джонни никогда не говорил о тебе. Вы любите друг друга? Только честно!
– Меня зовут Шеннон. И мы любим друг друга. – Она улыбалась, очарованная юной сестрой Джона и ее шутливым отношением к старшему брату. – Я люблю твоего брата. Но мы не женаты.
– Еще! – загудел Джон. – Еще не женаты. Шеннон хочет венчаться. Если ты пообещаешь хорошо вести себя, тебя, может быть, впустят в дом.
– Перестань дразнить ее. А то Шеннон передумает и не выйдет за тебя. Шеннон, идем, я познакомлю тебя с мамой и Питером. Как только они увидят тебя, они умрут на месте.
– Приятная перспектива, – развеселился Джон. – Шеннон, ты готова?
– А где Принц? Нельзя же его бросить здесь…
– Чарльз Бингхэм впустил его в дом, но у моей мамы на этот счет свое мнение. Принц! Иди за дом. Мы оставили Герцогиню с Кахнаваки, – сообщил он сестре, вызвав у нее вздох разочарования.
Шеннон проследила взглядом за волкодавом, скрывавшимся за углом скромного кирпичного дома, и еще раз пригладила волосы.
– О’кей, я готова!
ГЛАВА 17
Сидя у окна, Элейн Ван Хорн уже оценила обстановку и теперь, невозмутимая и уверенная, ожидала, когда они войдут в дом. Это была миниатюрная женщина с копной пышных золотисто-каштановых волос, словно прошитых серебряными нитями. В синих глазах светилось ожидание. Она неясно обняла своего единственного сына.