проконсультируется с Кораном, однако мать шла напролом. Она подготовила свадьбу с головокружительной скоростью, а я все это время ходила как в тумане. Прошло меньше двух месяцев со дня, как я решила выйти за Мехди, и я в коротком белом свадебном платье, заплаканная, с маленьким тортом отправилась к папе в тюрьму. Я решила повидаться с ним за несколько часов до свадебной церемонии, которая должна была пройти у нас дома. Всю ночь накануне свадьбы я плакала, плакала по пути в тюрьму и прекратила лишь за час до церемонии.
В день свадьбы мать все повторяла, что наши судьбы очень похожи: ее отца тоже не было на ее свадьбе. Отец же написал в дневнике, что наши с ним судьбы, видимо, «переплетены», так как я совершила ту же ошибку, что и он. В странном параграфе, написанном от третьего лица, он рассуждает: «Наконец судьба Азар стала такой же, как у ее отца. Она сама себя толкнула на замужество. Поскольку дома она была несчастна, пока ее отец отсутствовал, она предпочла сбежать. Так единственный человек, кто постоянно думал обо мне, перенес свою привязанность на другого». Мой брат провел половину летних каникул в Исфахане. Его вызвали в Тегеран, и несколько дней перед свадьбой он ходил по двору и уговаривал меня все отменить. На звонки Мехрана я не отвечала. Он, как и остальные мои родственники со стороны отца, понимал, что у нас с Мехди очень мало общего и был крайне удивлен моим выбором.
За десять с лишним лет до этого отец сказал, что упрямство нужно не только для того, чтобы чему-то противиться, оно также нужно для того, чтобы чего-то добиваться. Рудабе настояла на браке с Залем не назло, не потому, что хотела пойти наперекор родительской воле или была в отчаянии; она сделала это из любви к Залю. Вот почему ее упрямство благородно, вот почему им стоит восхищаться. Смысл этих слов дошел до меня слишком поздно.
Свадьба прошла на нервах. Мехран звонил до последнего дня и умолял передумать. Брат просил все отменить. За несколько дней до церемонии матери позвонил дядя абу Тораб из Исфахана и сказал, что проконсультировался с Кораном и получил негативный ответ. Лейла, младшая дочь тети Мины, моя суровая наставница, усадила меня и попыталась втолковать, что я стала той, какой всегда хотела меня видеть мать: «леди». Теперь у меня есть обязанности, и я должна вести себя соответственно. Я согласно кивала. Точно так же я кивала, когда Лейла прочла мне лекцию о супружеском долге. Но надо было спросить, что Лейла посоветует очень напуганной и растерянной девочке, которая притворяется уверенной в себе и решительной взрослой женщиной.
На медовый месяц мы поехали на нашу виллу на Каспийском море, взяв с собой всю семью мужа. У него было три сестры; их мужья и дети остановились неподалеку на популярном курорте. Отец купил виллу много лет назад, когда этот участок на побережье еще не был застроен. Ему нравилось это место, он ездил туда при всякой возможности. Если правда, что место может вмещать частичку души человека, то можно сказать, что он вложил в него всю душу.
Пляжи Каспия уникальны, им нет равных в мире, хотя, возможно, я просто повторяю, что мне говорил отец. Он сказал, что мало где в мире по одну сторону от пляжа находятся горы и лес, а по другую – море. Он по несколько часов бродил в чаще леса, выискивая экзотические растения и цветы для своего сада. Ни одна возлюбленная никогда не занимала в его сердце столько места, как этот сад. Когда я была подростком, в холодные зимние дни и летний зной, даже если у него выдавалось всего два выходных, он проделывал путь в четыре с половиной часа из Тегерана, чтобы поработать в саду. Постепенно землю раскупили богатые семьи, и вокруг нашего простого дома выросли роскошные сады и виллы. Матери никогда не нравилось сюда ездить. Она была городской до мозга гостей и несла с собой городскую нервозность. Цветы для нее были всего лишь красивой декорацией. С момента приезда она начинала донимать бедного садовника и его семью, чтобы те наводили в доме и саду безукоризненный порядок. Отец был общительным, хотел приглашать соседей и друзей, но мать превращала любые визиты в кошмар. Она беспокоилась из-за того, что подать к столу, кого позвать. Не любила плавать. Она вообще не умела расслабляться.
Если бы меня попросили закрыть глаза и представить себя там, где я отдыхаю душой и чувствую себя как дома, я бы выбрала эту виллу, этот сад. Воскресила бы в памяти запах моря и песка, разные оттенки зелени, влажную взвесь в воздухе, торжествующую улыбку отца, который показывает мне свои последние находки: огненно-красный цветок под названием Фирдоуси и еще один, с маленькими нежными цветочками, свисающими со стебля, как виноградины – «косы невесты». В этот дом мы с мужем отправились на медовый месяц. И, пожалуй, трудно было выбрать менее подходящее для этого место.
Мы с Мохаммадом держим фото отца, который не смог прийти на свадьбу
Большинство воспоминаний о первых двух проведенных вместе ночах стерлись из моей памяти. Помню, что я не смогла заниматься с ним любовью. Мне было страшно и одиноко, я вдруг почувствовала себя маленькой (какой и была) и совсем не искушенной. Хотелось домой. Я думала о родителях, брате и ничего не могла делать. Он не был ни нежен, ни груб. Я вообще не помню, каким он был. Он просто хотел получить свое, то, на что теперь имел законное право.
Я была напугана и испытывала глубокую печаль, но он этого не понимал. Воспринял мое нежелание заниматься с ним сексом как знак, что я не девственница. Спросил, не ввели ли его в заблуждение. В моем воображении ясно рисуется одна сцена, я вижу ее черно-белой: влажный воздух, его фигура отчетливо вырисовывается в дверном проеме; он стоит в белом махровом халате и курит. А где была я? Наверно, стояла рядом и что-то ему объясняла, уверяла, что я девственница. Следующим вечером за ужином, когда все смеялись и праздновали, он сказал младшей сестре: «Объясни ей, что делать». Та с милой улыбкой повернулась ко мне – она всегда была очень мила – и произнесла: «Просто закрой глаза и ни о чем не думай. Представь, что ты где-то в другом месте, не здесь. Представь что угодно: например, что ешь