произнесла то же самое, но ее мгновенное согласие ударяет в самую грудную клетку. Я откидываюсь назад, сдувшись. У меня нет большого опыта в получении советов, но я совершенно уверена, что дающий их должен поддерживать вас. Разве не так?
— Так страх действует на отношения. — Женщина слабо улыбается. — Я бы убила за сигарету, но пытаюсь бросить. — Она наливает нам еще шампанского, а потом снова заговаривает: — Я упоминала, что выросла на Нижнем Ист-Сайде. Но замужнюю жизнь провела на окраине. Восемьдесят вторая и Мэдисон. Мне там нравилось. В редкие выходные я ходила обедать в «Метрополитен».
Она поигрывает ножкой бокала.
— Потом Джерри умер, а я повсюду видела только его. В каждой вещи, в каждом эхо пустых комнат.
— Как вы оказались здесь? — спрашиваю я, не совсем понимая, к чему она клонит, но зная, что обязательно прояснит.
Морщины на ее лице углубляются, расходясь от глаз и рта, словно грани звезд.
— Здесь я встретила Джерри.
— В этой квартире?
— Нет. В этой церкви. Мы оба присутствовали на свадьбе. Патриция, невеста, была секретаршей в брокерской фирме, где я работала. Фирма принадлежала Джерри, хотя я познакомилась с ним только в этот день. У него была слишком высокая должность, чтобы возиться с новыми сотрудниками.
— Ого. И теперь вы живете здесь.
— Да. У меня был прекрасный дуплекс площадью в четыре тысячи квадратных футов, дом, полный чудесных воспоминаний, и я больше не могла этого выносить. Однажды такси застряло в пробке прямо перед этим зданием, и я заметила большую вывеску, рекламирующую новые преобразования кондоминиума. Я вспомнила, как мы с Джерри впервые столкнулись на ведущей к дверям церкви лестнице. — Она тихонько смеется, прищуривая глаза. — Два нью-йоркских еврея, идущих на католическую свадьбу.
Образ скользкого от пота Джона, только что вернувшегося с пробежки и подарившего мне вкрадчивую улыбку, когда мы впервые столкнулись на крыльце, заполняет мой разум.
— И вы перенесли дом сюда.
— Да. Несмотря на то, что он маленький, без консьержа и вдали от всех моих друзей. В этом месте все началось, а теперь оно стало домом.
Миссис Голдман тянется и касается моей руки кончиками пальцев. Костяшки у нее узловатые, тыльная сторона ладони покрыта прожилками и пятнами, но все еще элегантна, кожа прохладная и мягкая.
— О, ты бы видела этого человека в самом расцвете сил. Джерри был богат, как Мидас, красив, как грех и смотрел на меня так, словно я хрустящая сотня, которую кто-то оставил на тротуаре. — Я смеюсь, и она позволяет себе ласковую улыбку. — А я была более чем рада, что меня подобрали. Мы обрушились в любовь друг к другу, как карточный домик на сильном ветру. Но я сопротивлялась из-за вполне реального страха, что потеряю себя в нем. Стоял конец шестидесятых. Мы, женщины, жгли лифчики, но это все равно был мужской мир. Мне было в новинку даже иметь офис, не говоря уже о секретарше. За каждую унцию уважения, которое получала, мне приходилось бороться. Бороться, чтобы удержаться. Как бы это выглядело, если бы я вдруг связалась с большим боссом?
Она пожала плечами и сделала глоток из своего бокала.
— На меня бы смотрели как на жалкую легкую юбку, карабкающуюся по служебной лестнице на коленях. Но я так его любила. Я знала, что он был одновременно началом и концом меня. Джерри предложил бросить все и уйти. — Она опускает голову, словно внутренне смеясь. — Но это не изменило бы моего восприятия. Мы оказались в тупике. Обречены одновременно любить и гневаться друг на друга.
— Что вы сделали? — Очевидно же, что она вышла за него замуж.
— Я порвала с ним. — Женщина кладет вишню в рот и старательно пережевывает. — И я стала чертовски несчастной.
— Вы вернулись к нему?
— Нет, — улыбается она. — Каждый вечер он звонил с одним и тем же вопросом: «Это все еще стоит того?». Я держалась месяцы. Пока, наконец, не смогла ответить: нет, оно не стоило того, чтобы быть в разлуке с ним.
— Потом вы сошлись, жили долго и счастливо и все такое?
Миссис Голдман качает головой.
— Нет. Все, чего я боялась, свершилось. Мне пришлось уйти из фирмы и открыть собственную. Это отбросило меня на несколько лет назад, потому что никто не хотел нанимать женщину-финансового менеджера. — Ее взгляд помрачнел. — Но я настойчиво продолжала. И сделала это.
— Но вы потеряли…
— Что? — прерывает она. — Уважение бестолковых придурков, которые на самом деле и не уважали-то меня? Сон? Деньги?
Она кладет руку на стол, и на мгновение выражение ее лица становится открытым и молодым.
— Я потеряла все это. И обрела любовь всей моей жизни. И это не только шампанское и розы, хотя мы наслаждались ими каждый день. Мы боролись, сражались. Время от времени у Джерри случались месяцы депрессии. Формально мы были настоящей катастрофой. Вместе…
Миссис Голдман пожимает плечами и отворачивается. Слезы наворачиваются ей на глаза, и она шмыгает носом.
— Черт возьми, я действительно хочу сигарету.
Ее потеря и любовь, которую она чувствовала к мужу, обволакивают нас, одновременно удушая и все же как-то согревая. Я даю ей мгновение, мои собственные мысли становятся неудержимы.
— Я не знаю, является ли Джон тем самым, — наконец произношу я. — Но он единственный, о ком я думала как о том, с кем могла бы попробовать.
Миссис Голдман выпрямляется и пришпиливает меня взглядом.
— Тогда чего ты ждешь?
Глава 15
СТЕЛЛА
У меня ледяные пальцы. Не знаю, почему обращаю на это внимание, но не могу игнорировать, открывая ведущую на террасу стеклянную раздвижную дверь. Сердце тяжело и неистово грохочет в груди, и в попытке успокоиться я делаю глубокий вдох. У меня нет причин нервничать, но вот она я, схожу с ума.
У щиколотки жалобно мяукает Стивенс и трется гладким телом об икры. Он держался рядом все время, пока я болела. Мне стало легче, но малыш все равно волнуется.
— Ты остаешься здесь, дружище.
Мягко отодвигаю кота назад в дом и закрываю дверь прежде, чем он пойдет за мной. Он смотрит на меня таким печальным взглядом, словно провожает на войну.
Я смеюсь над своими заблудшими мыслями, но напряжение все равно не отступает.
Заходящее солнце окрашивает террасу в розовый и золотой, и нагревает выложенные вдоль стены между квартирами Киллиана и Джона камни. Прижимаю к ним руки и на долгое мгновение закрываю глаза, а потом подаюсь вперед и кричу:
— Я перелезаю через стену!
Дверь Джона открывается.
— А ты не можешь просто написать сообщение,