боюсь разоблачить себя. — Я рада, что ты, наконец, признаешь это.
— У тебя дар намеренно не понимать меня. — Выражение его лица становится более серьезным и немного нежным, когда он протягивает руку и касается кончика моего носа. — Я больше не буду пытаться, — хрипло шепчет Джон. — Никогда.
В моем горле образуется комок.
— Я спрашиваю, в порядке ли ты, потому что забочусь. Но тебе не нужно успокаивать меня. Или угождать кому-либо. Ты не сделал ничего плохого, Джон.
Он тяжело вздыхает, и я нахожу его руку. Без колебаний он поднимает ладонь вверх и переплетает наши пальцы. Большим выводит круги по нашим костяшкам.
Мой голос едва слышен.
— Знаешь, почему я отправилась искать тебя?
Он сосредотачивается сильнее.
— Скажи мне.
Он все еще нежно исследует мою руку, гладкую кожу на тыльной стороне ладони, чувствительные края запястья и между костяшками пальцев. Я чувствую себя такой хрупкой, будто он сломает меня одним резким прикосновением или если отпустит.
Я не отвожу взгляда.
— Я скучала по тебе.
Джон судорожно сжимает пальцы.
— Я тоже скучал по тебе, Кнопка. Просто… — он качает головой, — если честно, не знаю, почему не ответил.
Мне кажется, я знаю. Потому что когда подавлена, то не хочу никого искать. Хочу, чтобы нашли меня, сказали, что я желанна, что во мне нуждаются. И когда не получаю этого, падаю еще ниже. Может, в этом отношении Джон отличается от меня, но очень сомневаюсь.
Я тяжело сглатываю.
— Я подумала… у меня создалось впечатление, что мир для тебя стал немного темнее, немного более тяжелым. Что тебе могут понадобиться объятия.
Мое признание, кажется, поражает его, и Джон вздрагивает, закрывая глаза, как будто рассматривает возможность отвернуться. Я безумно хочу сжать его руку и крепко держать. Но не делаю этого. Не мне принимать подобное решение.
Когда Джон открывает глаза и смотрит на меня, они слишком ярко блестят. От боли в них у меня перехватывает дыхание.
— Так и есть, — скрипучим голосом признается он. — Мне нужны…
Я раскрываю руки. Дрожа, он прижимается ко мне, кладет голову мне на грудь, руку обвивает вокруг талии и притягивает меня ближе. Наши ноги сплетаются. Джон вздыхает, когда наши тела буквально сливаются. Я провожу руками по его волосам, издавая бессмысленные звуки себе под нос.
— Черт, Стелла… это больно, и я не знаю, как… — Его тело напрягается, как будто он мысленно заставляет его не разваливаться.
— Я знаю, милый.
Я глажу изгиб, где его шея соединяется с плечом. Напряженные мышцы ощущаются как сталь под шелковой кожей.
Джон громко сглатывает.
— Оно приходит и уходит. Я нахожусь на вершине мира, а потом вдруг перестаю. — Тепло его дыхания касается моей груди. — Психотерапевт предупреждал меня. Она сказала, что это гонка на выносливость. Ты терпишь. Продолжаешь двигаться вперед. Но иногда, Стелла… иногда я так чертовски устаю.
— Тогда отдыхай, — шепчу я. — Отдохни со мной. Позволь мне ненадолго побыть местом, где ты преклонишь голову.
Он не двигается, щекой прижимаясь к моей груди.
— Я не хочу твоей жалости.
Нет, он хочет подтверждения. Я поняла.
— Я тебя не жалею. Подобное делается для людей, которые небезразличны.
Хотелось бы мне найти правильные слова, лучший способ подарить комфорт, но поэт здесь Джон, а не я. Я могу лишь обнимать его и надеяться, что это поможет.
Скованность в его теле ослабевает, но он остается совершенно неподвижным.
— Я тебе небезразличен?
— Конечно. — Мои щеки заливает румянец. Мы так долго вцеплялись друг другу в глотки, что говорить о чувствах неловко. — Мне бы хотелось думать, что теперь мы друзья, правда?
— Друзья, — выдыхает он. Но когда я дергаюсь, совершенно смущенная отсутствием энтузиазма с его стороны, крепко удерживает меня. — Мы друзья, Стелла. Всегда ими были, даже если ты этого не осознавала.
Не упускаю упрек в его тоне, но это лишь заставляет меня улыбнуться.
— Тогда ладно.
— Ладно, — соглашается он.
Мы впадаем в неуверенное молчание. Я играю с его волосами, проводя по ним пальцами, и Джон медленно расслабляется рядом со мной. Приятно сознавать, что я помогла ему почувствовать себя хоть немного лучше. Но я не могу перестать думать о том состоянии, в котором застала его.
— Джон?
— М-м?
Теперь он расслаблен и мягок.
Ненавижу то, что могу это разрушить, но мне нужно задать вопрос.
— Сегодня вторник. — Он внезапно напрягается. От чувства вины покалывает шею. Я продолжаю гладить его волосы, боясь, что он отстранится. — Ты же видишься с доктором Аллен по вторникам?
Джон глубже зарывается лицом мне в шею.
— Я забыл.
— Джон…
— Клянусь, это так, — уже громче говорит он, своими длинными пальцами обхватывая мое бедро и крепко сжимая. — Знаю, это прозвучит как полное дерьмо, но я иногда забываю. Особенно, когда подавлен.
— Я тебе верю, — произношу тихо. — Но разве время подавленности не самое подходящее, чтобы вспомнить о консультации?
Не вижу его лица, но каким-то образом понимаю, что он хмурится. Чувствую в напряжении его шеи и том, как он сжимает руки.
— Предполагалось, что я буду писать списки, — рычит Джон напротив моей груди, потом коротко и безрадостно смеется. — Вроде как сложно это делать, если я забываю писать хреновы списки.
— Правда. — Я сдерживаю улыбку. — Знаешь, я могу помочь. Напоминать тебе…
— Нет, — прерывает он мягко, но резко. — Я не хочу этого от тебя, Кнопка. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Человеком, который нуждается в напоминаниях. Человеком, которого нужно чинить.
— Я не вижу тебя таким, — возражаю я.
На этот раз Джон успокаивает меня, медленно выводя круги на бедре.
— Я знаю, милая. Но есть некоторые вещи, которые мне нужно научиться делать самостоятельно. Пожалуйста.
Я вынуждена согласиться. Он прав, а гордость — очень сильное чувство. Иногда это все, что у тебя осталось. Я могу сделать только то, что он просит.
— Хорошо. Но, пожалуйста, пообещай мне, что позвонишь доктору Аллен.
Когда он отвечает, я чувствую его улыбку.
— Позвоню.
Он слегка толкает мою руку макушкой. Не так уж нежно. Но поскольку мне нравится играть с его шелковистыми волосами, я с радостью принимаюсь снова перебирать их пальцами.
Наконец, он тихо заговаривает.
— Киллиан так злился на меня. Когда я предпринял попытку. В смысле, я понимаю…
— Прости, — прерываю я резче, чем хотела, — но Киллиан может идти в жопу.
Плечи Джона вздрагивают.
— Господи, Стеллс, — просит он с хриплым смехом, — не сдерживайся.
— Знаю, что он твой друг. Но я серьезно. Он может идти прямо на хрен.
Я чувствую, как он улыбается, усиливая хватку.
— Это напугало его, Кнопка. Напугало всех. Я даже не представлял, насколько