— Позвонил Фрэд. Это ее сын. И сказал, что старик снова сходит с ума. Он жуткий пьяница, и только она способна его утихомирить, когда он в таком состоянии. Она взяла такси и поехала домой. Я на нее не в обиде: в конце концов, нужно же было что-то делать. — Она глубоко вздохнула; я почувствовал в темноте тепло ее дыхания. — Я не могу осуждать миссис Джонсон. У меня у самой есть пьяницы в семье.
— Вы когда-нибудь были у нее дома?
— Нет, — решительно отозвалась она. — Если у вас больше нет вопросов, то не стоит терять время.
— У меня еще несколько вопросов. Это очень важно… вопрос жизни и смерти.
— Чьей жизни? — удивленно спросила она. — Чьей смерти?
— Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции здешней газеты.
Я услышал, как она глубоко вздохнула.
— Вы слышали раньше это имя?
— Да. Слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства. Ей хотелось знать, есть ли среди наших пациентов женщина по имени Милдред Мид. Я ответила ей, что эта женщина находилась у нас какое-то время, но теперь переехала. Ей захотелось самостоятельности, и она наняла домик в Магнолия Корт. Впрочем, мисс Мид поселилась у нас вследствие связей с миссис Джонсон.
— Каких связей?
— Они в родственных отношениях друг с другом.
— В каких именно?
— Они мне не говорили.
— Миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?
— Нет. Я не хотела ее волновать. После отъезда мисс Мид она была очень недовольна. Можно сказать, что она отнеслась к этому, как к личному оскорблению. Они тогда ужасно поссорились. Откровенно говоря, чуть не разодрались. Обе они слишком вспыльчивы и легко теряют контроль над собой, как мне кажется.
Ее красноречие показалось мне наигранным; у меня было такое впечатление, что своими словами она создает дымовую завесу, заслоняющую от меня то, что мне хотелось знать.
— Мисс Сиддон приезжала сюда сегодня вечером? — спросил я напрямик.
— Нет. — Ответ прозвучал столь же решительно. Но ее ресницы слегка подрагивали, как будто пытались скрыть какую-то мысль.
— Если она здесь была, вы должны непременно сказать мне об этом. Ей может угрожать серьезная опасность.
— Мне очень жаль, но я ее не видела.
— Это правда, миссис Холмэн?
— Перестаньте сверлить мне дырку на голове! — неожиданно взорвалась она. — Я очень сожалею, что происходит что-то недоброе и что ваша знакомая впуталась в неприятную историю. Но это не моя вина. Может быть, вам больше нечего делать, а меня ждет работа.
Я неохотно простился с ней, чувствуя, что она знает больше, чем говорит. Атмосфера дома призрения, с его стариками, болезнями и подавляемой болью, сопутствовала мне до самого дома Джонсонов.
XXXVІІ
Высокий старый дом был погружен в темноту. Казалось, он висел надо мной на фоне звезд, как мрачное прошлое, состоящее из нескольких слоев, означающих ряд поколений. Я постучал в дверь, затем, не дождавшись ответа, еще раз.
У меня было желание заорать на дом, как ранее Джерард Джонсон, и я начинал подумывать, не схожу ли, подобно ему, с ума. Облокотившись на стену, я посмотрел на тихую улицу. Я поставил машину за углом, поэтому проезжая часть была совершенно пуста. Над зарослями оливковых деревьев показалась бледная полоска неба, которая все больше светлела.
Утренний холод пробрал меня до самых костей. Очнувшись, я принялся так сильно колотить в дверь, что отбил пальцы и стал посасывать их, сунув в рот.
Из-за двери донесся голос Джерарда Джонсона:
— Кто там?
— Арчер. Откройте, пожалуйста.
— Не могу. Она ушла и заперла меня на ключ! — хрипло заскулил он.
— Куда она пошла?
— Кажется, в свой дом призрения… «Ля Палома». Сегодня у нее ночное дежурство.
— Я только что оттуда. Миссис Джонсон вторично ушла с работы.
— Ей не следует этого делать. Она потеряет и это место. Нам придется жить на пособие. Не знаю, что с нами будет.
— Где Фрэд?
— Не знаю.
— Мне хотелось задать ему множество разных вопросов, касающихся его жены и пропавшей картины, но меня обескуражили его бессмысленные ответы. Я пожелал ему через дверь спокойной ночи и отправился в полицию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Маккендрика я застал в его кабинете; он выглядел почти так же, как семь или восемь часов назад. Под глазами у него я заметил синие мешки, но взгляд был острым и настороженным; он был тщательно выбрит.
— Похоже, вы не выспались, — обратился он ко мне.
— Я совсем не ложился. Все пытался разыскать Бетти Сиддон.
Маккендрик сделал такой глубокий вдох, что под ним даже стул затрещал, а затем с шумом выпустил воздух.
— Почему вас это так волнует? Мы не можем следить за каждым движением репортера в течение двадцати четырех часов в сутки.
— Я знаю. Но мы имеем дело с необычным случаем. Думаю, стоит обыскать дом Джонсонов.
— У вас есть основания полагать, что мисс Сиддон находится там?
— Ничего конкретного. Но существует вероятность и даже подозрение, что пропавшая картина находится именно там. Она уже прошла через руки миссис Джонсон, а потом через руки ее сына Фрэда.
Я напомнил Маккендрику все известные нам факты: что Фрэд Джонсон украл или позаимствовал картину из дома Баймейеров и что её потом украли из музея или, согласно ранее выдвинутой Фрэдом версии, из дома Джонсонов. К этому я добавил полученную от Джесси Гейбл информацию, свидетельствовавшую о том, что Уитмор купил картину у миссис Джонсон.
— Все это очень интересно, — равнодушным тоном отозвался Маккендрик, — но у меня сейчас нет времени разыскивать мисс Сиддон. А также искать исчезнувшую, украденную или пропавшую картину, которая, по всей вероятности, не представляет особой ценности.
— Зато девушка представляет. А картина — ключ ко всей этой дьявольской загадке.
Маккендрик тяжело навалился на стол:
— Это ваша девушка, верно?
— Я еще в этом не уверен.
— Но она вас интересует?
— Очень, — ответил я.
— А исчезнувший портрет — это та картина, которую вам поручили найти, ведь так?
— Ну, предположим.
— И поэтому вы считаете, что она является ключом ко всей загадке, да?
— Я этого не говорил, капитан. Мне кажется, что девушка и картина играют важную роль вне зависимости от того, каково мое личное отношение к ним.
— Это вы так думаете. Я бы хотел, чтобы вы пошли в ванную и внимательно рассмотрели себя в зеркале. Можете воспользоваться моей электробритвой. Она в шкафчике за зеркалом. Свет включается с левой стороны.
Я зашел в ванную и оглядел свое лицо; оно было бледным и усталым. Я сделал гримасу, чтобы оживить его, но глаза не изменили выражения, оставаясь стеклянными и матовыми.
После того как я побрился и умылся, мой внешний вид слегка улучшился, но не исчезли беспокойство и усталость, сковывавшие все тело.
Когда я вернулся в кабинет, Маккендрик внимательно посмотрел на меня:
— Вы себя лучше чувствуете?
— Немного лучше.
— Сколько времени прошло с тех пор, как вы ели?
Я взглянул на часы: было без десяти семь.
— Часов девять или десять.
— И за все это время вы не сомкнули глаз?
— Нет.
— Ладно, пойдем позавтракаем. Джо открывает в семь.
Джо был владельцем ресторанчика для рабочих; зал и бар начали уже заполняться посетителями. В прокуренном помещении царила атмосфера легкого, шутливого оптимизма, как будто начинавшийся день предвещал что-то радостное.
Мы заняли один из столиков, усевшись друг против друга. Ожидая, пока подадут завтрак, мы обсудили за кофе весь ход следствия. Я с досадой подумал о том, что до сих пор не сказал ему о своем разговоре с миссис Чентри; я понимал, что необходимо это сделать, прежде чем он узнает об этом сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Однако я отложил свое намерение до того момента, пока не подкреплюсь солидной порцией съестного.
Мы позавтракали беконом с ветчиной, картофелем-фри и гренками, а на закуску потребовали шарлотку и ванильное мороженое.