Гораздо менее радикальные меры, предпринятые в западных странах во имя равенства результатов, постигла та же судьба, хотя и в меньшей степени. Они также ограничили личную свободу. Они также не смогли достичь своих целей. На практике оказалось невозможным определить «распределение по-честному» приемлемым для широких кругов способом или удовлетворить членов сообщества тем, что с ними обращались «справедливо». Напротив, каждая новая попытка обеспечить равенство результатов вела к росту неудовлетворенности.
Большая часть морального пыла, скрывающегося за стремлением к равенству результатов, рождается широко распространенной верой в несправедливость того, что одни дети должны иметь большие преимущества перед другими только потому, что им посчастливилось иметь обеспеченных родителей. Конечно, это несправедливо. Тем не менее несправедливость может принимать разные формы. Она может принимать форму наследования собственности (ценных бумаг и акций, домов, предприятий); она может также иметь форму наследственного таланта (музыкальных способностей, физической силы, математической одаренности). Наследование собственности может оспариваться с большей горячностью, чем таланта. Но существует ли между ними какая-либо разница с этической точки зрения? Тем не менее многих людей возмущает наследование собственности, но не таланта.
Посмотрим на этот вопрос с точки зрения родителей. Если вы хотите гарантировать своему ребенку более высокие доходы на всю жизнь, вы можете сделать это различными способами. Вы можете оплатить образование, которое вооружит его знаниями для получения профессии, приносящей высокий доход; вы можете основать дело, которое будет приносить ему более высокий доход, чем заработная плата наемного работника; вы можете оставить ему собственность, доход от которой позволит ему безбедно существовать. Существует ли какое-нибудь этическое различие между этими тремя путями использования вашей собственности? Если государство оставляет вам деньги после уплаты налогов, чтобы вы потратили их на свои нужды, может ли оно позволить вам тратить их на разгульный образ жизни, но запретить передачу их вашим детям?
Подобные этические вопросы сложны и деликатны. Их нельзя разрешить на основе таких упрощенных формул, как «честная доля для каждого». На самом деле, если относиться к этому серьезно, то молодым людям с меньшими музыкальными способностями нужно давать наибольшее количество музыкальной подготовки, чтобы компенсировать их наследственный недостаток, а тем, кто имеет большие музыкальные способности, нужно препятствовать в получении хорошей музыкальной подготовки. Подобного принципа нужно будет придерживаться по отношению ко всем другим видам природной одаренности. Это может быть «честным» по отношению к молодым людям, обделенным талантом, но будет ли это «честно» по отношению к одаренным людям, не говоря уж о тех, кому придется платить за обучение бездарных, или тех, кому не дали возможности развить свой талант?
Жизнь несправедлива. Соблазнительно поверить в то, что правительство может исправить то, что создала природа. Но не менее важно осознавать, сколь много мы выигрываем от этой самой несправедливости, на которую мы сетуем.
Нет никакой справедливости в том, что Марлен Дитрих родилась с красивыми ножками, которыми мы любуемся, или в том, что Мухаммед Али от рождения был наделен способностями, которые сделали его величайшим боксером. Но, с другой стороны, миллионы людей, которые получали удовольствие, любуясь Марлен Дитрих или наблюдая за схватками Мухаммеда Али, получили пользу от несправедливости природы, которая произвела на свет Дитрих и Али. Каким был бы этот мир, если бы все люди были копиями друг друга?
Конечно, несправедливо, что Мухаммед Али может заработать миллион долларов за одну ночь. Но не будет ли еще большей несправедливостью по отношению к его болельщикам, если, следуя некоей абстрактной идее равенства, ему бы запретили зарабатывать за одну схватку или за каждый день подготовки к бою больше, чем самый неквалифицированный докер? Такое вполне возможно, но в результате люди были бы лишены права смотреть бои Мухаммеда Али. Мы глубоко сомневаемся в том, что он захотел бы подвергать себя жесткому режиму тренировок, которые предшествуют схваткам, или участвовать в таких тяжелых боях, если бы его зарплата равнялась зарплате докера.
Еще один аспект сложного вопроса справедливости можно проиллюстрировать азартной игрой, например, в баккара. Игроки могут начать вечер с одинаковым числом фишек, но в ходе игры их количество становится неравным. К концу вечера одни крупно выигрывают, а другие — проигрывают. Должны ли победители во имя идеала равенства вернуть свой выигрыш проигравшим? Ведь это лишит игру азарта! Даже проигравшим это не понравилось бы. Один раз им могло бы понравиться, но станут ли они играть снова и снова, если будут заранее знать, что в любом случае они останутся при своих?
Этот пример гораздо более жизнен, чем может показаться на первый взгляд. Каждый день все мы принимаем решения, связанные с определенным риском. Иногда они связаны с большим риском, например, когда мы выбираем профессию, жену, дом или объект для инвестирования. Чаще всего риск невелик, например, когда мы решаем, какой фильм посмотреть, пересечь ли улицу на красный свет, купить акцию этой компании или другой. В каждом случае вопрос состоит в том, кто решает, идти на риск или нет? Это, в свою очередь, зависит от того, кто несет ответственность за последствия принятых решений. Если ответственность на нас, мы можем принимать решения. Но если эту ответственность несет кто-то другой, можем ли мы и будет ли нам позволено принимать решения? Если вы играете в баккара по поручению кого-нибудь и на его деньги, должен ли он дать вам неограниченный простор в принятии решений? Наверняка он наложит на вас какие-то ограничения. Или возьмем совершенно другой пример. Если правительство (такие же налогоплательщики, как и вы) берет на себя возмещение ущерба в случае разрушения вашего дома от наводнения, разрешит ли оно свободно выбирать, где строить дом? К примеру, на низменном месте, подверженном наводнениям. Неслучайно, что растущее вмешательство правительства в принятие личных решений идет рука об руку со стремлением к «честной доле для каждого».
Система, при которой люди сами принимали решения — и несли ответственность за их последствия, — преобладала на протяжении всей нашей истории. В последние два столетия именно эта система дала Генри Форду, Томасу Эдисону, Джорджу Истмену, Джону Рокфеллеру и им подобным стимулы для преобразования нашего общества. Эта система давала другим людям стимулы вкладывать капитал в рискованные предприятия, которые создавали эти амбициозные изобретатели и капитаны индустрии. Конечно, на этом пути было много проигравших. Возможно, больше проигравших, чем победителей. История не сохранила их имена. Но в большинстве своем они действовали с открытыми глазами. Они понимали, что рискуют. Выигрывали они или проигрывали, общество в целом получало пользу от их готовности идти на риск.