Суон как будто отмахнулась от него шляпой и опустила глаза.
– Да ну. Зря ты так думаешь. Не хочу повторять мудрые банальности, но не все то золото, что блестит. Когда жила здесь, не чаяла уехать подальше. А оказывается, мир всюду одинаков. Меняются только родные места. Поэтому, наверное, не стоит возвращаться.
Когда она подняла на него глаза, Алан увидел в них застарелую боль. В настоящем порой чувствуешь себя очень неуютно, если это настоящее усеяно обломками прошлого, которое трудно забыть.
– Ты наверняка гадаешь, зачем я пришла.
Алан усмехнулся.
– Поздороваться со старым другом – чем не причина?
Суон положила шляпу и очки на кресло.
– В общем, да. Хотела спросить, как ты себя чувствуешь. Но еще и сказать тебе кое-что. Надо было это сделать намного раньше, не после того, как с тобой случилось несчастье. Но ты ведь знаешь: я никогда смелостью не отличалась.
– Разве, чтобы достичь таких высот, смелость не нужна?
– Никакая это не смелость. По молодости я тоже обольщалась, а потом поняла, что для этого нужно.
Алан молча ждал продолжения. Он вдруг почувствовал к ней такое же сострадание, какое временами испытывал к себе.
– Не смелость, а отчаянность.
Когда-то за такое выражение ее лица он готов был отдать жизнь.
– Так что мне, чтоб добиться успеха, смелость не понадобилась. Вот ты и в самом деле герой.
Все герои давно мертвы. Даже те, которым посчастливилось вернуться живыми…
– Я не герой.
– Нет, герой. Ты всегда был им, хоть и не знал этого.
– Кому это нужно?
– Многим. Это нужно ребятам, которых ты спас. Это было нужно тебе, чтобы стать тем, кем ты стал. Это нужно…
Суон запнулась, и Алану хватило этой заминки, чтобы в голову полезли самые черные мысли.
Стать тем, кем я стал…
Вспомнились бессонные ночи на больничной койке, зверская боль в ногах, слезы, градом катившиеся по лицу. Все это он вспомнил и в который раз спросил себя: «Если б ты знал, что тебе придется испытать, пошел бы ты их спасать или остался в укрытии, зная, что душа потом будет не на месте, что совесть будет мучить, зато останешься цел и невредим?»
Жив.
Тысячу раз он себя спрашивал, стал бы рисковать жизнью, спасая тех ребят. Спрашивал и не находил ответа.
А тем временем Суон едва слышно закончила свою мысль:
– Это нужно было мне, чтоб набраться смелости и прийти сюда.
Алан молчал. Его ожидание было в равных долях соткано из нетерпения и страха.
– Все эти годы я жила и пользовалась благами жизни с ощущением, что не имею права на них, что вот-вот кто-то мне скажет, что я присвоила их незаконно, и заберет назад. Я добилась того, о чем с детства мечтала, но… – Она оборвала фразу, видимо сочтя недоговоренность более красноречивой, чем слова. – А потом я поняла почему…
Еще одна короткая пауза, чтобы взять дыхание, и наконец Суон выбросила белый флаг:
– Когда идешь на подлость, надо иметь силы, чтобы ее забыть. А я свои переоценила. Потому и пришла сегодня к тебе.
Она посмотрела Алану прямо в глаза, и он все прочел в ее взгляде.
– Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?
Алан долго не отвечал, во всяком случае ей это молчание показалось вечностью. Многие на его месте сказали бы себе в этот миг: «Все-таки есть справедливость на свете».
Вот она перед ним, такая беззащитная. Ничего не стоит воспользоваться этой беззащитностью и насладиться мщением. Он может убить ее одним словом. А может и разрешить вопрос, мучивший его самого. В этот миг он отбросил все сомнения и ответил себе «да». Если бы все повторилось, он поступил бы так же – рискнул своей жизнью ради спасения тех ребят.
Потому и теперь не произнес убийственных слов.
– Конечно, Суон. Я давно тебя простил.
Кто-то вновь запустил время, остановившееся в этих четырех стенах, а на лице Суон, как пожар, вспыхнула улыбка.
– Значит, я могу иногда приходить?
Алан вдруг осознал, что за все время их разговора глаза Суон ни разу не остановились на его ногах.
– Ты не мучайся, Суон. Мы были детьми и наделали много ошибок. Ты, Джим, я. Прошло столько лет, и я думаю, если нам и надо просить у кого-то прощенья, то у самих себя. Мне ты ничем не обязана. И никто тебя не заставляет сюда приходить.
– Ты не веришь в то, что мне самой хочется?
Алан, в отличие от нее, уперся взглядом в протезы, скрытые под спортивным костюмом, только чтобы не видеть ее лица.
– Давай смотреть правде в глаза. У твоих ног весь мир. У меня же вместо ног металл и пластмасса. Что тебе за радость навещать инвалида?
Он все-таки поглядел на нее и улыбнулся, не сознавая, как жестоко прозвучали его слова в сочетании с этой улыбкой.
– Скорее всего, это с твоей стороны не радость, а жалость. А твоя жалость мне совсем не нужна.
Глаза Суон подозрительно блеснули. Она взяла с кресла шляпу, быстро скрыла слезы под темными очками и еле заметно кивнула:
– Я поняла. Прости. Ну тогда я пойду. – Она подошла и мазнула губами по его щеке. – Прощай, Алан.
Этот легкий поцелуй она умудрилась наполнить пьянящим ароматом и недозволенной нежностью.
– Прощай, Суон. Будь счастлива.
Она повернулась к нему спиной и в мгновение ока исчезла за дверью. И весь мир будто перестал существовать, как случалось всякий раз после ее ухода. Алан остался один, и, хотя солнце еще просачивалось сквозь планки жалюзи, ему показалось, что комната вмиг погрузилась в кромешную тьму.
Глава 23
– Ты почему мне не сказала?
Эйприл убрала голову с его плеча и повернулась на бок, стараясь не слишком отдаляться от его теплого тела и чувствовать твердую выпуклость груди и силу ног, переплетенных с ее ногами. Она смотрела на него молча, вытянувшись рядом на постели и уже вернувшись в этот мир.
Когда он поцеловал ее в гостиной, на Эйприл вдруг накатил такой шквал страсти, что слезы вмиг превратились в острые коготки, а рот стал разверстой раной. Они сплелись в объятии, и одежда сама собой упала на пол, как будто для того и была пошита. Джим ощутил под пальцами знакомую гладкость кожи, никогда еще не приводившую его в такой восторг.
А впрочем, она женщина, он мужчина. История стара как мир.
Для древней борьбы тел, именуемой сексом, до сих пор не придумали иного названия. Даже странно, что она повторяется с завидной регулярностью и никому до сих пор не наскучила. Джим смутно чувствовал перемены в этой женщине, но разбираться в них было неохота. Ему хотелось лишь продлить свои ощущения как можно дольше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});