Алан, Суон, Коэн Уэллс, Калеб Келзо, Чарльз Бигай и Ричард Теначи.
Эйприл.
Сеймур…
Теперь уж не отвернешься в другую сторону, не сделаешь вид, будто ничего не произошло. Подобно бедной Черил Стюарт, он старался не заводить обязывающих связей, но каждый человек оставляет после себя след, который ничем не вытравить. Как ни беги от призраков, все равно тебе нипочем так не разогнаться, чтоб не встретить их там, где ты полагал себя в полной безопасности.
Он припарковался за «хондой» и вылез. Она пошла ему навстречу, еле-еле волоча ноги, словно дистанция до пункта назначения была непомерной.
– Привет, Джим. – Эйприл, видимо, приняла его молчание за оторопь и продолжила: – Я журналистка и всю жизнь прожила во Флагстаффе. Или ты меня считаешь совсем безмозглой, чтоб я в этом городе не разыскала тебя?
Джим постарался ответить твердо, но не грубо:
– Чем могу быть полезен?
– Чем человек может быть полезен журналисту? Рассказом.
– Каким рассказом?
– Правдивым. Расскажи, что у нас творится.
Джим едва сдержал смех.
– Я?.. Хорошо бы мне кто-нибудь рассказал.
Уловив в его голосе страшную усталость и горечь, Эйприл дала ему минуту передышки. Она повернула голову ко входу в небольшой коттедж.
– У тебя есть повод не приглашать меня в дом?
Джим пристойного повода не нашел. Можно, конечно, сказать, что он устал, что хочет побыть один, можно, конечно…
Можно, конечно, сказать правду. Ему страшно оставаться наедине с ней в четырех стенах.
– Повода нет. Заходи. Тем более я беспокоюсь за пса.
Они прошли по бетонной дорожке, проложенной меж двух клочков газона. Джим отпер дверь и отступил в сторону, пропуская вперед Эйприл.
Воздух внутри был чистым, значит, Немой Джо, несмотря на одиночество, совладал с потребностями своего организма. Неторопливо цокая когтями по полу, он выглянул проверить, кто там пришел, но при виде Джима и Эйприл никаких чувств не выказал.
Эйприл посмотрела на него с симпатией, но тем не менее заметила:
– Да, сторожевой собакой его не назовешь.
– Это уж точно. Может, он и сумеет меня защитить, если я схвачу его и брошу в морду грабителю.
Равнодушный к этим нелестным замечаниям, пес повернулся и прошествовал на кухню, к двери, что вела в садик. Джим открыл ее и выпустил его. Пока Немой Джо искал подходящее для облегчения место, Джим проверил, есть ли у него чистая вода, и насыпал в миску собачьего корма.
Потом вернулся в маленькую гостиную, которая одновременно служила и столовой. Эйприл стояла, засунув руки в карманы джинсов, и осматривалась. Джим снова взял тайм-аут:
– Кофе будешь? Больше угостить нечем.
Эйприл оглянулась на него и помолчала, словно прикидывая, стоит ли пить кофе в этот час и способен ли Джим сварить его как следует.
– Ладно, давай кофе.
– Только у меня молока нет.
– Сойдет и без молока.
Джим оценил ее попытку снять напряжение. А может, это всего лишь журналистский прием для соответствующей подготовки источника информации.
Он вышел на кухню и стал вставлять фильтр в кофеварку. Эйприл тоже появилась на пороге.
– А ты неплохо устроился.
Джим пожал плечами.
– Это временное жилище, пока я не заведу свое.
Она заметила как бы мимоходом:
– Я слышала, ты теперь работаешь на Коэна Уэллса.
Скоро ты узнаешь, чего хочет от тебя хозяин города…
Джим даже не задумался, откуда она узнала. Она ему с порога это объяснила: журналистка и всю жизнь прожила здесь. А он вовсе не считал ее безмозглой.
– Я пилот на ранчо и начальник будущего воздушного флота. Уэллс намерен прикупить еще вертолетов.
– Какой разговор, он многое может прикупить. Не только вертолеты, но и людей.
Она произнесла это ровным тоном, не делая акцентов. Поэтому фраза вышла не язвительной, а сочувственной.
Джим не хотел срываться, ни в коем случае не хотел. Но то ли усталость сказалась, то ли напряжение, то ли чувство вины. Его вдруг словно передернуло; огненный кофе, который он в этот момент разливал по чашкам, брызнул ему на руку; кофеварка выскользнула из пальцев, опрокинула чашку; та с треском раскололась на полу, забрызгав его темно-коричневой дымящейся жидкостью. Сжав зубы, чтобы не застонать, Джим открыл кран и сунул руку под холодную воду. От этого ему стало еще больнее.
Тогда он повернулся к ней и, черпая заряд из этой боли, повысил голос больше, чем следовало:
– Чего ты хочешь от меня, Эйприл? Я знаю, что поступил с тобой по-свински. Как и со многими близкими людьми. «По-свински» – это еще мягко сказано. Так может, лучше сказать мне прямо, что я дерьмо, дать мне в морду и уйти, хлопнув дверью?
Эйприл долго не отвечала. Она продолжала стоять и смотреть на него с грустной улыбкой. Как ни странно, он прочел в ее глазах не укор, а щемящую нежность.
– Нет, Три Человека. Нет, бедный мой мальчик, который никак не хочет взрослеть. То дело прошлое. Слишком много воды утекло. Я изменилась, быть может поневоле, но я стала другой. К сожалению, я не знаю, каким стал ты.
Пожалуй, Джим впервые увидел ее сегодняшними глазами. Он слишком поспешно сбежал от прошлого, чтобы помнить, как она хороша – во всех смыслах. Тогда, много лет назад, он считал, что вырвался из тюрьмы, и ему даже в голову не приходило, что Эйприл не тюремщица, а такая же узница, как он.
Она продолжала все тем же хладнокровным тоном, только это было хладнокровие заточенного клинка:
– Могу повторить, чего я от тебя хочу. Рассказа. Я хочу знать, что происходит в этом городе и что полиция так тщательно скрывает. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что видел. Один раз в жизни ты просто обязан сказать мне правду.
– Ты меня шантажируешь?
– Почему бы и нет? По-твоему, ты заслуживаешь иного отношения?
Джим вспомнил, что лучшая защита – нападение, и сменил тему.
Резко, неожиданно, жестоко.
– Сеймур – чей сын?
Она остолбенела. Потом круто повернулась и вышла из кухни. Джим настиг ее и остановил, положив ей руку на плечо. Эйприл тут же стряхнула его руку, но больше не сделала попытки убежать. В глазах у нее блестели слезы, и Джим чувствовал, что она ненавидит себя за них.
Но он не стал ее щадить.
– Чей он сын?
– Мой! – выкрикнула ему в лицо Эйприл.
Джим придвинулся к ней так близко, что почувствовал на лице ее дыхание. Он начал охоту за правдой и уже не мог повернуть вспять, даже зная, что эта правда его погубит. Он схватил Эйприл за плечи и стал трясти.
– Нет, ты мне скажешь правду! Чей сын Сеймур?
Слезы струились по ее щекам, смывая годы одиночества, годы отчаянной борьбы за выживание, когда рядом не было никого, кому она могла бы показать свои раны, когда в бессонные ночи смотрела в темноту, пытаясь разглядеть за ней свое будущее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});