Мешок из журавлиной кожи лежал под деревьями, там, куда он его отшвырнул.
Он осторожно сделал шаг к мешку. Волк ощетинился, в горле заклокотал протяжный рык.
И тут, к удивлению Роберта, дерево, стоящее перед ним, склонилось к земле, закрыв его от волка. Сначала ему показалось, что дерево наклонилось само собой, но потом он понял, в чем дело: на верхнюю ветку опустилась какая-то птица, и под ее тяжестью тонкий ствол согнулся. Потом села еще одна птица, потом третья.
Длинноногие, с тонкими клювами — на ветвях тихо покачивались три журавля. В полумраке их силуэты мерцали белизной. Король прошептал:
— Хранители. — В его голосе дрогнула надежда.
Журавли смотрели на волка.
Взгляд его янтарных глаз перешел с Роберта на птиц.
Никто не шелохнулся.
И вдруг затрещали, захрустели ветки. По обледеневшему лесу кто-то приближался, продираясь сквозь кусты, ломая ветки. Тяжелый, огромный, такой, что земля дрожала. Роберт еще крепче прижался спиной к дереву, мечтая, чтобы оно раскрылось, чтобы отворилась за спиной дверца — и поглотила его.
Волк попятился. Зубы еще скалились, но в глазах промелькнул страх.
А слева густые заросли затрепетали. Сквозь них продиралась тень. С нее падали сорванные листья и ягоды, осыпалась глина, будто чудовище только что встало из илистой лужи.
Огромная рогатая голова, темная шкура, промокшая под дождем, крошечные глаза — красные, злобные.
Бык.
— Тише, — послышался шепот Клариссы. Чьи-то пальцы осторожно ухватили Роберта за руку, осторожно утянули за дерево. Король словно оцепенел. Роберту пришлось несколько раз сильно дернуть его, и только после этого он сделал шаг, спотыкаясь, и при этом движении все трое журавлей дружно повернули клювы, уставились на него сверху вниз, пригвоздив к земле пристальными взглядами.
Кларисса утащила Короля за ствол кряжистого дуба, в темную чащу, но бык всё равно упрямо шел вперед, пригнув голову. Его раскрытый рот зиял темнотой, как черная бездна; бык взревел, могуче и грозно, вызывая волка не смертельный бой.
Волк зарычал, однако не перестал пятиться, припадая брюхом к земле, прижав уши.
Потом резко развернулся и бросился бежать.
* * *
— От нее никакого толку. — Хлоя сердито сложила руки на груди. — Она уже дважды должна была остановить тебя, и все-таки ты здесь.
Вязель спокойно кивнул:
— Это тянется дольше, чем ты думаешь.
— И ты привел сюда Роберта. Надо же было выбрать именно его! — Не дожидаясь поэта, она повернулась и, крепко держа Калли под уздцы, вошла в одно из отверстий нитяной стены. Рядом с лошадью было темно и уютно, после быстрой скачки от ее могучих боков шел пар, но даже сквозь цокот копыт Хлоя чувствовала, что Вязель следует за ней как тень.
— Ты меня не задержишь, — сердито заявила она. — Я иду к Престолу. И постараюсь пройти как можно дальше. — Она посмотрела на него через плечо и буквально взбесилась от внимательного спокойного взгляда Вязеля. — Я могла бы тебя убить, — сказала она. — Просто захотела бы — и сделала так, что ты умрешь.
— Наверно, смогла бы, — согласился он. — Но не сделаешь.
Она ускорила шаг, но Вязель не отставал. Пригибаясь под крапчатыми мотками пряжи на потолке, она сказала:
— Там, наверху, я была маленькой и слабой. Знаешь, как это тяжело — быть маленькой девочкой? У меня не было никаких сил, никакой власти. Но здесь всё иначе. Король рассказал мне о Престоле. Тот, кто сядет на него, овладеет всем могуществом Потустороннего мира. Он что, солгал?
— Если бы этот мир и вправду был твоим, — заметил Вязель, — ты могла бы сотворить такой Престол, верно? Если бы. Но не приходило ли тебе в голову, Хлоя, что на самом деле он не твой?
Она остановилась, развернула Калли. Вязель чуть-чуть запыхался, но и она тоже.
— Чушь собачья! Я тебе не верю. Ты всегда лжешь, подшучиваешь, рассказываешь сказки. И никогда не говоришь правду в глаза.
Он печально улыбнулся.
— Не тебе меня обвинять. — Он шагнул вперед, потрепал Калли по стройной шее, погладил гриву. Лошадь тихонько заржала, склонилась к нему. — Потому что ты тоже никогда не говоришь правды. Ты делала вид, будто всё хорошо, а сама хранила горькую тайну. От Роберта, от родителей. Ты ведь никогда не рассказывала им о своих чувствах.
Он смотрел на нее сверху вниз; Хлоя обиделась.
— А какой смысл? Всё равно я не смогла бы ничего объяснить.
— Тогда как ты можешь винить их за то, что они ничего не знают?
— Могу! Во всем виноват Роберт. — Ей захотелось стать старше, выше ростом. Она пожалела, что не умеет спорить, не умеет говорить логично, не может пустить его же слова в ход против него. Ее душили слезы; она проглотила их, развернулась, пошла дальше.
Густая пряжа стала еще более спутанной. Путь преграждали огромные узлы; приходилось перешагивать через нее, пригибаться, уводить Калли в сторону. Хлоя стремительно шагала через отверстия и разрывы, сворачивала куда угодно — лишь бы там был путь, а Вязель неотступно шел по пятам, не отставая, молчал, как будто ждал удобного случая.
Ей хотелось убежать от него, но замок поймал ее, не выпускал, обвивал петлями руки и ноги. Пряжа стала плотнее, сомкнулась; в воздухе сильно похолодало, и Хлое казалось, она приближается к сердцу вязаной путаницы.
Под ноги начали попадаться мелкие зверушки, и все они бежали наружу. Они походили на мышей, пауков, жуков, а однажды, извиваясь испуганно, проползла змея. И туннели стали подвижными. Они то и дело вздымались под ногами, извивались, даже подрагивали, идти дальше по мягким податливым нитям было трудно, всё время надо было держать равновесие.
И тогда Вязель заговорил.
Его слова звучали тихо, и хоть она и пыталась не слушать их, но не могла.
— Видишь, как нелегко найти дорогу сквозь этот замок? А если бы Потусторонний мир был твоим — ты бы справилась в два счета. Не приходило ли тебе в голову, Хлоя, что ты сама задерживаешь себя?
— Заткнись, — рявкнула она.
— Ты сама себе ставишь преграды, сама себя запутываешь. Разве нет? Тебе не кажется, что мы погружаемся всё глубже в путаницу твоих собственных сомнений? Что в глубине души ты совсем не хочешь добираться до Престола. Наоборот — хочешь, чтобы тебя остановили. Хочешь, чтобы тебя силком вернули домой, хочешь утром проснуться в своей уютной постельке и увидеть, как над тобой склоняется Максел, как плачут от радости мама с папой. Хочешь помириться с Робертом. Хочешь, чтобы всё наладилось.
— Я сказала — заткнись! Ничего ты не понимаешь! Роберта нет в живых. Я сама его убила. — Она обернулась к нему, уязвленная, пылающая. Ей отчаянно хотелось заткнуть уши, не слушать его, она замахнулась кулаком. Он перехватил ее руку; его пальцы были холодные, на бледной коже пылали три красные отметины — следы былого воровства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});