Им открылись внутренние покои замка — просторные, засыпанные глубоким снегом. В этом каэре не было крыши, только небо над головой, и оно терялось среди бурных снежных вихрей. Ров вокруг крепостных стен был полон воды, но она покрылась крепким льдом. По обе стороны высились громадные валуны, похожие на окаменевших великанов, они выстроились в четкий круг, а в расщелины между ними набился снег.
Это место было им всем хорошо знакомо. Кромлех Эйвбери, циклопический круг, такой, каким он был в незапамятные времена, когда внутри него еще не поселилась деревня, когда его еще не рассекли дороги.
Хлоя решительно шла между исполинскими камнями входа, брела, увязая по колено в снегу. Роберт вошел вслед за ней и увидел внутри кольцо пылающих огней. Между камнями ярко полыхали погребальные костры. А снаружи всё ближе подступали деревья. Они смыкались плотным кольцом вокруг высокого откоса, беспокойная колышущаяся масса растянулась в глубину на сотни миль, черное шелестящее войско подступало всё ближе, и из его недр крадучись выползали звери — лиса, выдра, заяц, медведь, они карабкались по насыпи, лунный свет обрисовывал их темные силуэты. Роберту показалось, будто из леса выходят и люди — древние охотники с копьями, Маркус и Джимми, почитатели Котла с развевающимися пестрыми знаменами, водруженными среди меловых камней, как в тот день, когда он втянул Вязеля в кольцо.
По насыпи вскарабкался Дэн, и Хлоины подружки из школы, и мама с папой, и Максел, неодобрительно сложивший руки на груди, но в белых метельных вихрях их очертания расплывались, как будто разум того, кто их сюда призвал, из последних сил удерживал их на месте.
Хлоя ничего не сказала. В ее лице сквозила холодная белая решимость, вселявшая в него страх. Она смотрела только вперед, не оглядываясь.
Кларисса прошептала:
— Здесь нет Вязеля.
— Он придет.
Она искоса грустно поглядела на него.
— Ты ему слишком доверяешь.
— Он мне нравится. И Макселу тоже. — Роберт сам удивился своим словам. Он об этом в глубине души едва догадывался.
Хлоя пересекла второе кольцо костров и достигла внутреннего круга, южного, того, где неровной линией выстроились камни поменьше, а в центре высился могучий обелиск.
Роберт с благоговением взирал на исполинский камень, чуть накренившийся, его синяя тень перечеркнула снежную белизну. Его окружало третье кольцо костров, языки пламени лизали камень, и между валунами был только один просвет, узкий, как щель. Хлоя остановилась. Вокруг плясали и трепетали ее бесчисленные тени.
Она обернулась:
— Роберт, я пришла. Вот он. Его сердце громко забилось.
— Хлоя, я без тебя не вернусь. Не входи туда.
Она невесело улыбнулась:
— Еще как вернешься. Потому что ты к этому уже привык. К тому, что я лежу там. Тихая, безответная. Ты привык к этому и уже начал думать, что я никогда больше не очнусь. И решил, что так будет даже лучше.
— Да! — Жгучие слезы ярости заслонили ему взор. Он подошел к Хлое и заорал ей в лицо: — Да, решил! Верно! Решил! Я и сам не знал, что думаю так, но, как видишь, оказывается, думал. И кто бросит в меня камень? Я вынужден был защищаться, Хлоя, мне пришлось построить вокруг себя крепость. День за днем, камень за камнем. Потому что иначе жизнь стала бы невыносимой.
Она в ужасе смотрела на него.
— И мама, и папа, и Максел — все они окружали себя непроницаемой стеной, и правильно делали! Так и надо! Это естественно! Это не значит, что они сдались! Не значит, что мы тебя не любим!
Слева от него что-то шевельнулось. Он заметил, что Кларисса украдкой бросила туда взгляд.
Метель стихла.
Она прекратилась внезапно, всех удивив. В прозрачном воздухе белели облачка их дыхания. А над головой стремительно улетали тучи; на небе неожиданно вспыхнули звезды, яркие, голубые и красные, складывавшиеся в незнакомые созвездия Потустороннего мира.
И вдруг они увидели, что высокий камень посреди круга был спинкой исполинского трона. Сиденьем служила горизонтальная плита, она была застелена красным покрывалом, а чтобы углы не топорщились, к ним вместо грузов были привязаны небольшие золотые яблоки. По обе стороны от Престола росли узловатые орешники с ветками, тяжелыми от спелых плодов, а перед троном в земле разверзался колодец — небольшой круг блестящей воды, полный отраженных звезд.
Хлоя сделала шаг к колодцу.
— Хлоя!
К всеобщему удивлению, голос принадлежал Макселу. Он неуклюже спустился с насыпи и зашагал между камнями к Престолу, и его силуэт с каждым шагом становился все отчетливее. У Роберта словно гора с плеч свалилась, от радости подкосились колени.
Хлоя в смятении смотрела на него.
— Как вы сюда попали?
Максел пожал плечами:
— Вязелю… трудно было прийти. Он просил меня передать пару слов. — Максел покопался в кармане, достал сигареты и знакомую зажигалку. Щелкнул, склонился головой к вспыхнувшему язычку пламени. — Впрочем, не только меня, — неразборчиво пробормотал он.
Хлоя оглянулась.
Они спускались от насыпи, почитатели Котла, мужчины и женщины в сумасшедших пестрых одеждах, а за ними, слабо улыбаясь ей, плелся Дэн.
— Привет, Хлоя, — нервно пробормотал он.
— Это еще что! Я вас сюда не приводила! — Ее захлестнула паника; она с трудом овладела собой. — Не подходите ближе! На самом деле вас здесь нет. Вы остались там.
— И ты тоже. — Максел с наслаждением выдохнул сигаретный дым. — Лежишь неподвижно на кровати, а твои мама с папой сидят возле тебя, терзаясь адскими муками. Вот уж не думал, что ты, девочка, способна так с ними обойтись. Не думал, что ты обольешь нас всех таким презрением.
В ее глазах блеснули слезы. Она всегда очень болезненно воспринимала его упреки; вот и сейчас она заговорила робким, тихим голосом:
— Нет. Я просто…
— Чистое потакание своим прихотям. — Максел окинул взглядом огромные камни. — Сдается мне, это место мне знакомо. Лучше бы ты, Хлоя взяла за образец для самого внутреннего каэра, например, церковь. — Он посмотрел на Престол, высящийся у нее за спиной. — И эта штуковина мне тоже что-то напоминает.
Его пренебрежение было невыносимо.
— Я только хотела, чтобы вы думали обо мне так же много, как и о Роберте!
Максел ткнул в нее толстым пальцем:
— Неправда. Ты, Хлоя, просто ревновала. А зависть — смертный грех. Не обманывай себя. — Его голос стал мягче. — А я тебя все-таки люблю, глупая ты девочка, люблю не меньше, чем Роберта. Мы все тебя любим.
— Вот оно, самое главное — «глупая девочка». Вот кем вы все меня считаете, и даже вы, Максел, этого не видите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});