Возможно, он говорил о праве людей решать, кто будет хозяйничать и распоряжаться. Муссолини сформулировал эту идею лучше, чем Патрик. «Фашизм, - объяснил он, - это свобода. Поскольку реально существует только одна свобода, свобода государства и индивидуума в этом государстве. Таким образом, для фашиста все - только в государстве, и никакие общественные или церковные организации не могут существовать и тем более иметь смысл вне государства. Фашизм… этот синтез и единство всех ценностей, истолковывает, развивает и дает силу всей жизни народа».
Коллективную свободу люди осуществляют посредством голосования. В этом, собственно, и заключается вся демократия. Вначале в Америке и в других странах правом голоса обладали очень немногие - только владеющие землей мужчины. В 1898 г. Новая Зеландия первой предоставила право голоса женщинам. С тех пор все новые и новые категории населения получали право приходить к урнам для голосования.
В начале XX в. полагали, что голосование ключ к миру, процветанию и свободе. Даже сегодня большинство людей верит в это, несмотря на целое столетие доказательств обратного. В Первую мировую войну в основных воюющих державах все взрослые мужчины уже получили право голоса. Это принесло им куда как много блага! После войны существовала всеобщая уверенность, что распространение демократии предотвратит будущие войны. Через десять с небольшим лет после заключения перемирия народ Германии выбрал своим руководителем Гитлера, а итальянцы вручили верховную власть Муссолини.
Читатели, рассчитывающие получить финансовые советы, могут счесть эту критику демократии неуместной. Но мы лишь стремимся показать, как устроен мир. Человек не склонен к уединению, он - стадное животное. Люди мыслят и творят историю в коллективах, а не в одиночестве. Демократия усиливает влияние коллективного мышления в политике точно так же, как фондовый рынок создает условия для коллективного мышления в сфере финансов. Нет уверенности, что и то и другое сделают мир лучше, но они по-своему его меняют. А их совместное влияние делает мир более опасным.
Демократия не делает людей богаче. Одним из внушительных примеров экономического успеха в послевоенное время является Гонконг, жители которого никогда не имели никакого права голоса. Более того, когда все жители западных стран получили право голоса, рост экономики не ускорился, а замедлился.
Свободнее ли те, кто живет в условиях демократии? Можно ли их назвать более миролюбивыми? Делает ли демократия людей более богатыми? Более счастливыми? Ничто не свидетельствует в пользу этого.
«Целые библиотеки написаны по этому вопросу [что такое демократия], пишет Люсьен Бойа в книге «Демократический миф» (TheMythofDemocracy). - Дело в том, что демократию не удается охарактеризовать простой недвусмысленной формулировкой. Она представляет собой нечто движущееся, многостороннее и противоречивое. Это не «вещь» и даже не «идея»; это мифология».
Король Франции Людовик XVI не был демократом, отмечает Бойа. Он был «абсолютным монархом». Его считали почти богоподобным, власть которого, как принято было говорить, не ограничена волей народа. В такой системе один человек - один голос. Людовик и был этим человеком; он имел право голоса. И при всем том, что мог сделать Людовик? Он мог вступить в войну. Но он был вынужден изворачиваться в поисках денег на войну. Он мог попросить их у банкиров. Он мог пойти на увеличение налогов, но это как повезет.
Людовик ничего не мог сделать один без поддержки огромного множества людей самого разного звания и положения. По сути, он был связан по рукам и по ногам похуже баптистского священника. Он мог столкнуться с сопротивлением собственных чиновников, церкви, банкиров или горожан. Его могло привести в уныние даже насмешливое замечание любовницы.
Людовик мог издать указ. Но кто стал бы проводить его в жизнь?
Он мог объявить войну, но кто бы пошел воевать?
Тогда говорили, что Людовик всемогущ. Но если вся власть была в его руках, у простых граждан не должно было быть никакой. Однако, по сравнению с избираемыми сегодня Жоржами и Жаками, Людовик обладал ненамного большей властью, чем американский избиратель. И в конечном итоге Людовик, как позднее царь Николай II, не только не смог предотвратить революцию, но даже не сумел сохранить собственную жизнь.
Когда революционеры разнесли двери Бастилии, считавшейся символом королевского угнетения, они открыли для себя частичку истины. Бастилия была почти пуста. Людовик почти никого не мог упрятать за решетку. Абсолютные монархи исчезли с липа земли не потому, что обладали чрезмерной властью, а потому что власть их была слишком мала.
Земля свободы
Сегодня - хвала демократии! граждане Страны свободы и других западных демократий платят в 5-10 раз более высокие налоги, чем подданные абсолютных монархов, и подчиняются правилам и нормам, которых Людовик не смог бы и вообразить.
Сегодня американские тюрьмы переполнены, а президент может вступить в войну почти с кем угодно. При этом ни Фукуяма, ни общественное сознание не в состоянии даже понять, что случилось, а уж тем более - что делать.
Никогда эксплицитно не формулируемая перспектива, которую обещает современное общество потребительской демократии, заключается в том, что граждане обретут счастье в этой жизни благодаря услугам здравоохранения и охраны порядка, а современный капитализм обеспечит производство и распределение богатства. Согласно Фукуяме, род людской, склонный рационально обдумывать и принимать решения, выбрал западную демократическо-капиталистнческую систему точно таким же образом, как заказывают выпивку в магазине, доставляющем покупки на дом.
Называется ли общественное устройство коммунизмом или либеральной демократией, людям обещается одно и то же: участники процесса воображают, что система даст им что-то такое, чего они не смогут добыть в частном порядке. Поскольку власть большинства несравненно больше власти короля, граждане и ожидают от нее куда больше, чем подданные рассчитывали получить от абсолютного монарха. Они даже не в силах представить причину, по которой главное обещание могло бы оказаться невыполненным.
«Толпа не только импульсивна и изменчива, - объясняет Гюстав Лебон. - Как и дикарь, она не допускает, чтобы что-нибудь становилось между ее желанием и реализацией этого желания. Толпа тем менее способна допустить это, что численность создаст в ней чувство непреодолимого могущества. Для индивида в толпе понятия о невозможности не существует»103.
Время для всех начинаний
На войне, как и в любви, нужно немного безрассудства. Участвуя в лихой кавалерийской атаке, последние, кого вы хотели бы иметь рядом, это группа непрошеных советчиков. В такой ситуации рядом вам нужны настоящие мужчины, мысли которых просты и незатейливы, как кувалда.
Когда такие люди рядом, вы можете надеяться на успех - взломать боевые порядки противника и сокрушить его. Но стоит хоть чуть-чуть усомниться в успехе и допустить нерешительность и ваша песенка спета.
Ни бог войны, ни бог любви не прощают полумер. «Отвага, - наставлял Дантон французских генералов в 1792 г., - нам нужна отвага, больше отваги и ничего кроме отваги».
Солдат, политик, футбольный болельщик - все они отличаются повышенной восприимчивостью к мышлению толпы. Понаблюдайте за болельщиками на стадионе; они криками и аплодисментами подбадривают свою команду, как будто таким образом можно повлиять на исход игры. Сама идея сочувствия победившей команде представляет собой примитивную форму группового мышления. Собственно, это никакое не мышление, а просто неразумное чувство, охватывающее всех членов группы и понуждающее их подчинить свои идеи и стремления воле большинства. Ободряемые теплом и дыханием окружающих. люди совершают поразительные поступки.
Футбольный матч лишь на короткое время захватывает чувства людей, и болельщики понимают, что это только игра. Вовлеченность безмерно усиливается, когда речь идет о более глубоких и более абстрактных притязаниях, таких, как всеобщее богатство или господство, причем в масштабе не футбольного поля, а целого мира. Важно понимать, что при этом людьми движут не рациональные соображения, а примитивные, эгоистичные чувства, зачастую представляющие собой лишь зачаточные, не выражаемые словами стремления. Разумными аргументами их не остановить. Лебон пишет:
Несмотря на весь свой прогресс, философия до сих пор не дала еще толпе никаких идеалов, которые могли бы прельстить ее; но так как толпе нужны иллюзии но что бы то ни стало, то она инстинктивно, как бабочка, летящая на свет, направляется к тем, кто ей их доставляет. Главным фактором эволюции народов никогда не была истина, но всегда заблуждение. И если социализм так могуществен в настоящее время, то лишь потому, что он представляет единственную уцелевшую иллюзию. Несмотря на все научные демонстрации, он продолжает все-таки расти, и социальная иллюзия царит в настоящее время над всеми обломками прошлого, и ей принадлежит будущее. Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой104.