Бжезинский излагает свои соображения так, будто в них есть логика, как если бы они являлись результатом некоего анализа. Но за ними не стоит железная логика. Нет даже картонной логики. Его «логика» - это всего лишь слова и необоснованные мнения. При этом такого рода общими местами полны газетные передовицы, интернет-чаты, предвыборные речи политиков, радио- и телевизионные передачи и даже разговоры в кафе.
Беззастенчивый lumpen dunken
«Мировая экономика в опасном состоянии, объясняет профессор Джеффри Гартен, еще один автор редакционной колонки в Interna tionalHeraldTribuneв январе 2003 г. Объем торговли и промышленных инвестиций падает, заводы производят больше, чем могут продать, многим регионам угрожает дефляция. Германия и Япония пребывают в стагнации. Большие развивающиеся рынки, от Бразилии до Индонезии, переживают серьезные трудности. Чтобы придать мировой экономике импульс к дальнейшему движению, Вашингтон должен сплотить своих экономических партнеров - группу из семи государств, включающую Канаду, Японию и четыре европейских страны»98.
Какой поразительный мир порождает lumpendunken! Возникла проблема? Просто соберите группу присяжных политиков. Гартен думает, что они в состоянии договориться - между собой об изменении всей мировой экономики.
США уже сделали все, что могли, говорит он. Процентные ставки были снижены. Страна «уже имеет большой бюджетный дефицит», отмечает он с одобрением. Л что эти европейцы? Придется, думает он, подтолкнуть их к тому, чтобы они также понизили процентные ставки и увеличили расходы. И, да, конечно, мы можем также «побудить Японию реструктурировать банковские долги, душащие экономику».
Ого, им придется это сделать. Но, минутку, если вы собираетесь привести в порядок мировую экономику, зачем ограничиваться этим?
Не забывайте, говорит он, нам придется осуществить восстановление Ирака. На это может потребоваться 1,2 трлн долл., и это «не включая расходов на осуществление планов администрации по распространению рыночных и демократических институтов в странах Залива». За 1,2 трлн долл. можно рассчитывать па реконструкцию, проведенную с голливудским размахом. Эта сумма соответствует 49 896 долл. на каждого иракца, что в 19 раз превышает величину среднего годового дохода в этой стране. Откуда возьмутся деньги? Гартен и здесь рад помочь: «Администрация Буша должна работать с Конгрессом, чтобы запланировать выделение нужных средств, а Митчелл Даниэле, директор Административно-бюджетного управления, этому противится». Мы не знакомы с Даниэлсом, но рады обнаружить, что он, в отличие от Гартена, не безумен.
«Мы вступаем в десятилетие политической и военной напряженности, - читаем мы, как будто бы он в силах предвидеть будущее, и важной частью американского ответа должно стать государственное строительство». А почему бы и нет? Решив проблемы мировой экономики, политические рабочие лошадки способны, даже не вспотев, построить одно- два государства.
Беда в том, что люди серьезно воспринимают такого рода lumpendunken. Им кажется, что раз они разбираются в мелочах, то могут понять и большие проблемы, а значит, в состоянии управляться с мировыми вопросами не хуже, чем с газонокосилкой.
Абстракции как общеизвестное знание
Толпы могут «знать». Но понимание толп - это абстрактные общие понятия, а не личный опыт. Специфическим характером этого абстрактного знания является его предельная упрощенность, что делает его легкоусвояемым толпой.
Выступление перед толпой эрудированного, хорошо знающего предмет человека может оставить ее равнодушной. Зато настоящий демагог способен сформулировать несколько примитивных идей, которые быстро обеспечат ему популярность и политическое влияние. Читатели, до сих пор не понимавшие, почему все политики производят впечатление людей недалеких, теперь знают это таково требование профессии. Дело в том, что человечество в массе своей не способно ни понять сложную или неоднозначную мысль, ни запомнить ее.
Вот почему история, которую способна помнить толпа, - это всегда ее самая примитивная и грубая версия. История, как и все остальное, делается доступной для массового сознания только после сведения к наименьшему общему знаменателю, в конечном итоге к простому мифу. Возьмите простейший «факт»: Франция и другие союзные державы одержали победу в Первой мировой войне, а Германия потерпела поражение. Об этом знает каждый школьник. В терминологии Ницше это wissen, или общее место. Никто лично этого не видел и не переживал, так что это просто абстракция, но ее тем не менее считают истиной.
Но если сказать француженке, сыновья которой погибли на этой войне, а муж вернулся инвалидом, что она должна праздновать победу, она посмотрит на вас как на идиота. Франция лишилась трети капитала. Миллионы людей погибли. Половина страны лежала в руинах. Что же это за победа?
А, ну да, Франция ведь вернула Эльзас и Лотарингию! И кто от этого выиграл? Стала ли новая женушка уцелевшего в боях лотарингца милее, чем была его прежняя фрау? Стала ли кислая капуста вкуснее, сменив название с немецкого sauerkrautна французское choucroute? Стало ли хмельнее вино, перестав быть weisswienи став vinblanc? Вряд ли. Они по-прежнему пахали землю, как и до войны. И спустя многие годы они порой находили в земле неразорвавшиеся снаряды Первой мировой, и не раз бывало, что те взрывались от прикосновения плуга.
А кто жил лучше в послевоенные годы, победители или побежденные? Только не победители. В 1930-е годы Франция, Британия и Америка все еще пытались выкарабкаться из спада, тогда как Германия переживала экономический подъем. В то время как союзники казались уставшими, вымотанными и потерявшими ориентиры, Германия вошла в период поразительной стойкости, гордости и энергии.
Стала ли Франция более защищенной после того, как она установила контроль над правым берегом Рейна? Вовсе нет. Германия быстро восстановила вооруженные силы и, как показали последующие события, уже в 1934 г. представляла собой более опасную силу, чем 20 годами ранее.
Если Франция победила, то в чем был ее выигрыш? Можно с равной основательностью утверждать как то, что Франция победила, так и то, что Франция потерпела поражение.
Факт есть факт, но…
Что же это за удивительное знание, дорогой читатель? Процесс lum pendunkenговорит нам, что истиной является «факт», по и прямо противоположное также является истиной. А какого рода мыслительный процесс здесь возможен? Какого рода рассуждение может одновременно привести к двум выводам, отличающимся между собой как день и ночь?
Именно это отличает мыслительный процесс толпы от индивидуального мышления. Толпа способна поверить почти во что угодно. Потому ее знания столь же шатки и ненадежны, как логика ее рассуждений. Индивидуум обладает знанием куда более прямым и непосредственным. Мужчина знает, что будет, если слишком долго держать в пальцах горящую спичку или если обидеть жену; и это знание почти никогда его не подводит.
Но даже для индивидуума процесс умозаключений действует не столь надежно, как принято думать. Мы, люди, склонны льстить себе. Мы верим в свою разумность, и почти так оно и есть. Мы так успешно используем разум по отношению к тому, что находится рядом, что не можем удержаться от использования его по отношению к вещам далеким и неизвестным. Мы пытаемся объяснять происходящие рядом события, называя их «причины», а потом пускаемся в экстраполяции, пытаясь логично предугадать будущие результаты этих причин.
В отличие от мухи цеце или кенгуру человек способен сложить 2 плюс 2. Если человек всерьез занят делом и это дело имеет для него смысл, скорее всего он получит 4. Но когда он с той же самой способностью мыслить влезает в чужие дела, пытается, например, установить мир па Ближнем Востоке или получить выгоду от бума на Уолл-стрит из фактов образуется каша, а все уравнение обращается в чистую бессмыслицу.
Получается, что разум - наша главная сила. Увы, по это и наша главная тщеславная претензия. Простая констатация факта, такая, скажем, как «Я - лжец», немедленно ставит нас в тупик. Если это утверждение истинно, оно противоречит себе. А если оно ложно, ну…
Даже в математике, самом рациональном из всех занятий, не все так ясно, как представляется. Бертран Рассел в книге «Принципы математики» (PrincipiaMathematica) попытался сформулировать логические основы всей математики. В 1931 г. Курт Гёдель, блистательный математик, указал на неустранимые противоречия в построениях Рассела. Рассел, который всю жизнь занимался всякими сомнительными проектами, спустя много лет вспоминал: «Я понял, разумеется, что работа Гёделя имеет принципиальное значение, но меня она озадачила. Я испытал радость оттого, что больше не работаю с математической логикой»99.