проделала то же самое со второй пачкой.
— Всё правильно! — как мне показалось, с малой долей разочарования произнесла она. — Здесь десять тысяч. Но откуда у тебя столько денег? — растерянно спросила она.
— Дома взял, — честно признался я, не уточняя, из какой именно части дома, — Какие мои дальнейшие действия?
— Жди! — рассеянно ответила мне моя торгово-мебельная благодетельница, — в понедельник вечером позвоню и скажу, когда тебе гостиную привезут. Сам собирать будешь?
— Могу и сам, но лучше пусть это сделает профессионал, — я вовремя вспомнил, что никаких инструментов у меня нет, — Если мастер есть, то на фига лезть?!
— Правильно! — одобрила Шевцова, — Скажу, чтобы сборщика тебе из магазина прислали. Десятку ему за работу дашь, гарнитур большой и работы там много.
На этой благостной ноте мы с торговой начальницей и расстались. Тем же бодрым шагом я заторопился на улицу, не забыв вежливо попрощаться с монументальной секретаршей.
— Куда сейчас? — спросил вырванный из полудрёмы Стас, когда я завел двигатель, — К Фесенко рано, он до пяти работает.
— К знакомой моей поедем, на производственное объединение имени Орджоникидзе, — не стал утаивать я от друга следующей реперной точки, — Она там социалкой рулит.
Стас моментально взбодрился и подобрался.
— Серёг, я почти всю ночь не спал! Голову ломал, — голос опера оптимизмом не модулировал, — Даже, если она захочет помочь, то ничего не получится, район другой.
— Сам знаю! — в словах друга был неоспоримый резон, — Я еще вчера сказал тебе, что шанс невелик. Но под сидячую жопу, уж точно, доллар никак не подсунешь! Не хочешь, давай не поедем!
— Поедем! — всполошился сыскной мизантроп, — Обязательно поедем! Серёг, а почему доллар? — не удержался от приступа любопытства Гриненко.
— Поговорка такая есть, — отмахнулся я, — У валютчиков.
К Боровиковой мы зашли вместе, таиться смысла не было никакого.
— Серёжа, я и рада была бы тебе помочь, но ты же сам прекрасно понимаешь, что наш профком не пропустит выделение жилья твоему товарищу! — Боровикова жалобно смотрела на меня, прижав обе руки к груди и без всякого сожаления смяв кружева жабо вместе с грудью.
— Понимаю, Людмила Васильевна! — под жалобным взглядом Стаса подтвердил я, — Но неужели ничего нельзя придумать?
Глаза Гриненко сейчас напоминали взгляд ребенка, у которого в разгар его дня рождения забрали все только что подаренные ему игрушки. А потом еще и кусок торта, который был у него на тарелке.
— А что тут придумаешь, Серёжа?! — без вины виноватая Боровикова развела руками, — Мы на ходатайства своего родного Советского РОВД отказываем, а тут Октябрьский район! Да меня со свету сживут! Начальник нашего Советского райотдела на ближайшем же бюро райкома скандал устроит. Ему мы жилья не даём, а какому-то Октябрьскому РОВД вдруг взяли и дали!
— Где у тебя жена работает? — повернулся я к Стасу, — Кто она у тебя по профессии?
— Бухгалтер она, — уныло ответил сослуживец, — В строительно-монтажном управлении.
Н-да… Жопа полнейшая! Поторопился я вчера, необдуманно поселив надежду в душе поверившего в меня опера. Боровикова была абсолютно права. Ни малейшего основания, чтобы пойти навстречу ходатайству начальника Октябрьского РОВД о выделении жилья оперуполномоченному Гриненко не было. Заводской профком и жилбыткомиссия ни в жизнь не пропустят такого решения. И районные власти категорически не поймут Боровикову, если часть жилого фонда предприятия уйдет менту другого района. Да что там не поймут! Они её осудят и подвергнут жесткому остракизму!
— Людмила Васильевна, если я что-то придумаю, вы его жену пристроите бухгалтером на ваш завод? — я кивнул в сторону Стаса.
— К себе в соцкультбыт возьму! — оживилась женщина, обрадовавшись, что хоть чем-то может мне помочь.
— Вот и отлично! — улыбнулся я ей, — Есть у меня кое-какие мысли, чтобы волков накормить и при этом овец не разобидеть! Спасибо за чай, Людмила Васильевна!
— Что ты придумал? — заглядывая мне в глаза, беспокоился мой коллега, когда мы спускались к выходу, — Серёга, ты ведь опять что-то придумал? Я же вижу!
А я пока еще ничего не придумал. У меня в голове просто роились разрозненные мысли. Которые замельтешили после одной боровиковской фразы, произнесённой ею вскользь. И просто так, между прочим, произнесённой.
— Дружище, ты пожалуйста не суетись и не мешай моим мозгам работать! — окоротил я друга, который снова воспрял в своих надеждах. Как птица Феникс из еще тёплого пепла истлевших жилищных перспектив. — Шансы по-прежнему невелики, но они есть! И поехали уже к твоему Фесенко! Или ты запамятовал, что прокуратура тебе в затылок дышит?
Гриненко моментально утратил блеск в алчущих глазах и сразу забыл о хрустальной мечте касательно решения своего жилищного вопроса.
Мы молча загрузились в «шестерку» и я порулил в сторону вечернего рандеву с проблемным терпилой.
Василия нам пришлось ждать. Не шибко долго, но тем не менее. Стас перехватил его на проходной и привел в машину. Мужик держался уверенно, но всё же было видно, что наша встреча его не радует. Его специально разместили на переднем пассажирском сиденье, чтобы мне не пришлось к нему оборачиваться.
— В этой машине не курят! — одёрнул я гражданина Фесенко, заметив, как он с набитыми перстнями пальцами вытянул из пачки сигарету.
— А я, начальник, к тебе сюда не напрашивался! — неуважительно оскалился, скорее всего, рандолевой фиксой неудобный во всех отношениях Вася.
Бывший сиделец, а ныне полноправный советский гегемон Фесенко продолжил приготовление к дымопусканию, вытащив из кармана еще и спички. Меня слегка удивила его такая самоуверенная наглость. Хочешь, не хочешь, а настала пора расставить акценты в наших с Васей взаимоотношениях.
Подождав, когда мимо машины пройдет компания пролетариев, я, почти без замаха дном правого кулака заехал курильщику по лбу. Поскольку бил я, находясь от клиента сбоку, то и удар получился не в полную силу. Однако Васе на первое время хватило и этого. Пока недавно ограбленный сиделец вращал глазами, приходя в себя, я успел заметить, что кроме трёх наколотых перстней на фалангах, в его руках ничего уже не было. Вряд ли Василий осознанно передумал курить. Вероятнее всего, встретившись своим мыслительным аппаратом с моим кулаком, он просто не удержал в своих пролетарских руках вредоносные атрибуты. А это значит, что уже не зря соприкоснулись