Я отдохнула в своих покоях до вечера, подкрепилась принесенной пикси едой, записала в блокноте, что узнала за последние сутки, прочитала предыдущие записи. Об опоздании на бал я не беспокоилась: пикси предупредят, они во дворец не только слуги, но и своебразные часы.
С утра они кричат: «Рассвет!», позже зовут на завтрак, затем вопят «Полдень близится!» и приглашают на обед, затихают до сумерек, и к ночи зовут придворных на ужин с королем. К слову о придворных: во дворце живут только приближенные Элидира, составляющие ему компанию в обеденной, на прогулках, охоте. По сути, вся жизнь высоких фейри проходит в развлечениях. Люди обычно завидуют этому, но если подумать, то такое существование — скука смертная! Особенно в наш век, когда фейри сидят безвылазно в холмах. Люди больше не боятся их, не забредают нечаянно, договор между людьтми и фейри строго контролирует каждый контакт, магия утухает. Договор должен был стать гарантом Равновесия, а стал его угрозой.
Лежа на диване в простом платье, еще не прибранная, я грызла кончик ручки и думала обо всем сразу: о бале, о выкриках пикси в коридоре, предвкушающих веселье, о стиле жизни сидхе, об Ириане и Скендере, о холме, прямо сказавшем, что хочет перемен…
В дверь постучались. Я отложила ручку и блокнот, одернула задравшееся платье, встала с дивана и открыла дверь. Там оказался Падрайг в белых переливающихся одеждах, с серебряным обручем на голове; красивый, весь сверкающий, эльф окинул меня взглядом. Взгляд его почему-то задержался на моих губах.
— Госпожа друидесса, — проговорил он, неприятно удивленный, — ты еще не готова?
— Э-э, нет, — ответила я.
— Где Ириан?
— Его нет во дворце. На бал он не придет.
— Гости уже спускаются в снежную залу, — мрачно проговорил маг; взгляд его будто прилип к моим губам. Не выдержав, я спросила:
— Что-то не так с моим ртом?
— Он синий, — сдавленно ответил маг.
Я пальцем потерла губы, на пальцах остались следы чернил.
— Это от ручки, — выдохнула я с облегчением. — Не волнуйся, Падрайг, я скоро спущусь, сама.
— Тебе помочь подготовиться?
— Спасибо, сама справлюсь.
Падрайг посмотрел на меня скептически, развернулся и ушел. Его длинные одежды с волочащимися по полу рукавами так причудливо переливались, что я выглянула в коридор и смотрела ему в спину, пока он не пропал из виду. И, подозрительно глянув на риоров, все еще несших вахту у моих дверей, вернулась в свои покои.
Настало время одеваться. Облачившись во все новое, начиная от белья и заканчивая туфельками, я тщательно расчесала волосы гребнем. Они легли на плечи и спину красивыми волнами, как я и хотела. Достав из сумки косметичку, я стерла с лица следы от чернил и нанесла макияж, от которого успела отвыкнуть в Файдкамене. Закончив с приготовлениями, отошла к другому зеркалу, побольше, и покрутилась перед ним.
Платье, что я надела, придумал Скендер. Когда он вытащил плод своего воображения из сундука, Огарок презрительно хмыкнул:
— Что это за серая тряпка?
Провидец ничего на это не ответил и вручил платье мне. Ткань была мягкой-мягкой, и, в отличие от Ириана, я сразу точно определила ее цвет — приглушенный серо-голубой с намеком на сиреневый, под цвет моих глаз. Платье село на мне безукоризненно, подчеркнуло изящность фигуры; при движении юбки вспыхивали серебристыми искрами. Я покрутилась перед зеркалом еще, и почувствовала неправильность, несоответствие. Платье село идеально, но вместо друидессы в отражении я увидела испуганную невинную деву лет шестнадцати, которая почему-то надела взрослое платье с глубоким декольте, открытыми плечами и руками.
— Не накручивай себя, Магари, — вслух сказала я самой себе. — Ты отлично выглядишь.
Собравшись с духом, я покинула свои покои, но далеко не ушла: несколько пикси подлетели ко мне и восхищенно залепетали:
— Какое красивое платье!
— Лоскосное, — вставил один, с явным дефектом речи, и я перевела его слово как «роскошное».
— Ах, какое мягкое!
— Как переливается!
Пикси облетали меня, касались благоговейно платья, ахали, когда оно искрилось серебром при их прикосновении, а я… я насупилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Платье нравится вам, платье красивое, а я что, нет? — обиженно проговорила я.
В холмах лгать нельзя, поэтому маленькие фейри закивали.
— Ах, вот как, — раздосадованно протянула я.
— Ты плосто слиском бледная, — простодушно проговорил один из пикси, подлетая к моему лицу.
— Плечи бы открыть, — деловито отметил другой, приподнимая мои волосы.
— … Волосы в прическу убрать…
— И налумянить!
— А давайте, — согласилась я. — Помогите мне подготовиться к балу!
Пикси переглянулись, польщенные тем, какую важную миссию им доверили, и самый разговорчивый из них заверил:
— Будес осень класивая!
Глава 25
Это был второй бал в моей жизни. Первый раз на балу мне посчастливилось побывать в восемнадцать лет: Вегрийская Община друидов и Орден Сопротивления устроили в Кэнтоне праздник для друидов, инквизиторов, монахов, фейриологов и демонологов — всех тех, кто прямо или косвенно имеет дело со сверхъестественным. Дядю пригласили, и он, как и прочие вечные холостяки, взял в спутницы родственницу — меня. Бабуля тогда дала мне напутствие: «Чтобы без жениха не возвращалась!» Увы, в ту пору я мучилась комплексами и еще страдала от подростковых прыщей, так что ни один из молодых и не очень приглашённых ринов не увлекся мной. Я жалась по уголкам, но не сильно беспокоилась по поводу своей невостребованности у кавалеров. Потягивая из хрупкого бокала сок, я восторженно оглядывала на пышные интерьеры, угадывала, кто из танцующих инквизитор, кто демонолог, и кто действующий экзорцист, поглядывала на дядиных коллег-друидов, пару раз подходила послушать, что говорят седовласые фейриологи и чувствовала себя частью этого замечательного общества — ведь я тоже учусь на фейриолога, и во мне течет кровь друидов!
Но в эту ночь, войдя в залу, созданную изо льда, теней, инея и снега, я замерла, подавленная открывшимся мне великолепием, и ясно почувствовала, что чужая здесь. Придворные сидхе, и без того восхитительно красивые, пригламурились и стали неестественно, до боли и слез прекрасными. Я замерла у самого входа.
От обилия прекрасного, сверкающего и божественного мне стали отказывать органы чувств: уши начало закладывать, в глазах затуманилось, кожу будто стянуло. Сидхе хотели быть сегодня особенно яркими, и их яркость меня ослепила и обезоружила.
— Госпожа друидесса! — объявил церемониймейстер, высокий эльф в белых до рези в глазах одеждах.
Я двинулась вперед, ощущая себя слепоглухонемой плачущей коровой. Только не это! Слезы потекли! Так и до тошноты недалеко! Я юркнула к стенке и пальцами смахнула первые слезинки со щек, но они, слезинки, не кончались и самым подлым образом портили мне эксклюзивный пикси-макияж и репутацию!
Как нарочно, все на меня смотрели: то ли моя личность притягивала золотые божественные взоры, то ли мой наряд, то ли мое начинающее «течь» лицо. Чем больше на меня смотрели, тем сильнее текли слезы. И что же они все так светятся, а?
— Гребаный гламур, — выругалась я тихонько.
— Что?
Обернувшись, я увидела — нет, узрела — богиню. Она поразила меня своей красотой настолько, что я даже не смогла разглядеть черты ее лица. Она превратилась в моих глазах в одно слепящее черно-бело-красное пятно. Белый цвет, это, полагаю, кожа и наряд, черный — волосы, алый — губы.
— Что ты сказала? — надменно спросила богиня, и мне послышался запах озона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Гребаный гламур.
— Какой-какой гламур? — заинтересовался другой сидхе, золото-белое сверкающее пятно. — Гре-бный?
— Гре-ба-ный.
— Гребаный, — серьезно повторил сидхе. — Никогда не слышал о гребаном гламуре. Это новый вид чар?
— Я все объясню, — пообещала я, — только сначала мне нужно слезы утереть.
Мужчина, которого я все еще не могла разглядеть, выудил откуда-то платок и протянул мне. Приложив платок к глазам, я с минуту постояла, восстанавливаюсь после непереносимой красоты, затем осторожно промокнула глаза, влажные щеки и, опустив взгляд в пол, сказала: