Заодно, побочно, получался и деготь, и древесный спирт, и сода, и много угля. Последний был очень важен для заводов Льва Кирилловича. Настолько важным, что в Ярославле задумали строить огромную угольную мануфактуру. По новой технологии. С пиролизом древесины в больших кирпичных печах, с побочным получением дегтя, древесного спирта и поташа с содой. Само собой, эта Ярославская мануфактура была отдана Лопухиным, равно как и две пороховые подмосковные. Также еще не построенные.
Мушкеты изготавливал Никита сын Демидов в Туле. Гарантировав выпуск десяти тысяч «стволов» в год, но он активно занимался расширением мощностей. И по прикидкам должен был удвоить выпуск в будущем 1702 году. Впрочем, даже десять тысяч мушкетов в год выглядели весьма впечатляюще, закрывая в известной степени потребности импортных закупках. Ну разве что оставляя на откуп импорту пистолеты и всякую специфику. До всего этого у Никиты руки прошло не дошли.
Пока не дошли.
Пушки мал-мало изготавливались на Пушечном дворе в Москве. Да, далеко не те, которые хотелось. И, быть может, не так быстро, как требовалось. Но изготавливали.
В воздухе висело только производство холодного оружия.
Серьезно висело.
Приходилось использовать что придется. Как такового единых образцов просто не имелось. Тесаки еще для Бутырского полка как-то изготовили. Но и то — со скрипом и весьма серьезными проблемами. Как таковых мануфактур по выпуску серийных клинков просто не имелось. А мелкие частные производства не только не справлялись с объемом, но и гнали изделия нередко весьма вариативного качества.
Что еще?
Обозы.
Здесь все было еще более неопределенно.
Царь хоть и заинтересовался идеями сына, но не спешил претворять их в жизнь. У него просто не хватало ни времени, ни сил для этого, ни людей, которым сие можно было бы доверить. Да и браться за выпуск повозок мало кто хотел. Поэтому со скрипом к началу 1701 года удалось организовать правильный обоз только для Бутырского полка. В остальных же творился хаос. Про унификацию колес с артиллерией и речи не шло…
Да, по сравнению с началом 1701 года в оригинальной истории, все было на порядок лучше. Но еще очень далеко от нормальной готовности к боевым действиям. Впрочем, Петр Алексеевич был доволен.
Эффект контраста — великая вещь.
Все эти бесконечные опыты, учения и маневры, на которых настаивал сын, позволили ему предельно ясно и отчетливо осознать ту степень ничтожности в которой прибывало его войско к 1698 году. И понять, почему крохотную в общем-то прибрежную крепость — Азов, им пришлось брать так долго и мучительно, собирая под ее стенами поистине грандиозную армию в семьдесят с лишним тысяч человек…
Петр с сыном укатили в Преображенское. Беседуя и планируя дела.
Алексею, несмотря на сопротивление отца, удалось отстоять свои интересы. И скинуть лишнюю нагрузку. Чтобы просто высыпаться по-человечески.
Дорогу, практически достроенную, отдали Корчмину. Конным полком занимался Меншиков, Леша туда последние несколько месяцев заглядывал хорошо если раз в неделю. Благо, что Александр Данилович прекрасно все понял и уже сам справлялся.
Для печной мануфактуры удалось найти толкового управляющего. С селитряной его участие требовалось минимальным. Даже для расширения, ибо она была построена по модульной схеме. Да, бесконечно масштабировать вряд ли получилось. Но довести до тысячи тонн в год было несложно. Тем более, что там Лопухины отдувались по полной программе.
Так что к марту 1701 года Алексей в основном учился, изучая языки, и вел научно-исследовательскую работу. В своих лабораториях да опытовых мастерских и переписываясь с Каширской лабораторией, созданной Львом Кирилловичем при своих заводах. Именно она и проводила опыты и изыскания, направленные как на улучшения пудлингования, так и на освоение штамповки. Царевич же, лишь поддерживая с ней активную переписку, старался направить ее в нужную сторону. Примерно. Ибо и сам не обладал профильными знаниями, опираясь лишь на кругозор, хорошее знание общей физики с химией, а также то, что он краем глазом видел на заводах в прошлой жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Еще сельскохозяйственные станции.
Но они зимой много времени и сил не занимали. Да и вообще, к весне 1701 года Алексею удалось найти людей, которые в полях контролировали этих объекты. А он сам с ними находился в переписке.
Раскидался.
Вздохнул с облегчением.
И теперь делил с отцом это высвобожденное время…
Ромодановский же, после присутствия на маневрах, отправился к себе домой. Но поехал не один.
С гостем.
Татарским купцом, который прибыл в Москву ради, так сказать изучения рынка. Ну, не совсем татарским. Однако именно им он и представлялся.
— Война тяготит людей, — тихо произнес гость, когда остался с Ромодановским один на один.
— Война никогда не бывает легкой.
— Мы все от нее устали.
— Ты видел царя и царевича. Кто-то устал, кто-то этим живет. Вон, видел какой славный полк сверстали?
— Славный, да, — покачал головой собеседник. — Но разве торговля не выгоднее войны?
— Смотря какая война. Царь с сыном мыслят взять Царь-град.
— Мы же оба понимаешь, что это просто слова.
— Как знать? — лукаво прищурившись ответил Ромодановский. — Еще десять лет никто бы и помыслить не мог, что русский флот побьет турецкий. Да и не было того флота у нас. А ныне вон — под Керчью разгром полные устроили.
— Это случайность. Просто случайность. Никто не был готов к бою у нас.
— Война и состоит из случайностей. — пожал плечами Федор Юрьевич.
— Удача переменчива.
— Это верно. Сказывают, что она крайне ветряная девка. — кивнул князь-кесарь. — А все же запало тебе в душу игрища нашего нового полка.
— Запали. Но это всего один полк.
— Пока один. Да и солдатские ты не видел. Там не хуже.
— Мой великий государь ищет мира, не понимая смысла в этой войне. Ради чего мы деремся? Ради клочков пустынной степи? Какой толк в ней?
— Раз он ищет, так пускай и предлагает.
— Тогда он будет выглядеть просителем. Это урон его репутации.
— Боится, что его янычаре скинут? А? — едко усмехнувшись хохотнул Ромодановский. — Мы то своих всех извели. Стрельцов более на Руси и не осталось. Всех разогнали. Очень рекомендую.
— Шутки шутишь?
— Царевич открыто говорит, что янычары ныне — проклятье осман. И считает, что пока вы их не изведете, покоя внутреннего не получите.
«Татарский купец» внимательно посмотрел на собеседника.
— Я не хотел бы касаться этой темы. У янычар есть недостатки, но они много пользы нашей державе приносят.
— Да пожалуйста. Это ведь ваши дела. Мы для себя решили, что они нам даром не нужны. Впрочем, давай вернемся к желанию твоего господина. Он жаждет мира, но не хочет его предлагать, избегая выступать просящей стороной. Так? Отлично. Но неужели он мыслит, что мы, выигрывая войну, должны просить о мире?
— Было бы не дурно, но он не верит в вашу готовность к этому шагу, — вежливо произнес визави. — Мой великий господин предлагает найти кого-то третьего, кто бы выступил примирителем.
— Ты имеешь в виду нашего миролюбивого шаха?
— Быть может, — уклончиво ответил «купец». — Есть разные пути. В конце концов в Европе вскоре будет большая война. И в наших интересах вместо этой пустой драки попытаться заработать немного денег на драке этих, — махнул он рукой куда-то в сторону.
— Французы готовы вам заплатить? — чуть подавшись вперед, спросил Ромодановский.
— Еще год-два и много кто будет готовить заплатить. Вам за то, нам за это. Мы ведь оба понимаем, что вся эта шумиха, созданная Петром Алексеевичем, нужна не для войны с нами.
— Как знать? Впрочем, мы готовы подумать над вашим предложением. Осталось найти того, кто нас помирит. Но я бы сильно не спешил, если мы хотим заработать денег.
— Разумеется, — понимающе улыбнувшись, кивнул «татарский купец…»