одиночке, в гордом одиночестве, всегда одни. Наши деревья сгорают. Наши святыни рушатся. Нами пренебрегают и забывают, мы все слабеем и слабеем, пока, наконец, наши владения не погибают, а мы не исчезаем из мира, как тени… одинокие… – Ногадишао пожал плечами, отчего из его костяшек посыпались комья грязи. – Но ты не одна, не так ли? Я здесь, верно?
– Почему так происходит?
Дайгана погладил бороду, изучая ее глазами, формой напоминающими маленькие белые грибы.
– Ты случайно не дубликат, не так ли? Копия? Еще одна ты? Как… другая ты?
Миуко вытаращила глаза.
– Как вы?..
– Тьфу. Не такая уж ты и особенная. Такое случалось уже раньше, да? Иногда встречаются два одинаковых духа там, где должен существовать только один. Ты здесь незваный гость, шаоха! Тень.
– И что происходит с тенью, если она не принадлежит этому месту? – поинтересовалась она.
– Она… э-э… изгоняется.
– Что?
– Изгоняется! – Он взмахнул руками, словно разгоняя облако дыма. – Ха-ха!
Миуко осмотрела свои немеющие пальцы. Тело теряло материальность гораздо быстрее, чем проклятие поглощало ее. Судя по непрозрачности ее конечностей, прикинула она, она была прозрачной уже на четверть. Если она получит заклинания в Доме Ноября следующим утром, то сможет схватить Туджиязая в Веваоне той же ночью, возможно, после того, как ее прошлое «Я» спасет девочку-журавля. Однако к тому моменту пройдет немало времени, и она, вероятно, станет полностью прозрачной и слишком слабой, чтобы бороться с ним.
Но она не могла позволить себе подобные мысли.
– Разумеется, – продолжил Ногадишао, – если бы ты что-нибудь съела, это, вероятно, затормозило бы процесс. Ты выглядишь голодной, да?
Словно в ответ в животе у Миуко заурчало.
– У меня были овощи… – начала она.
– Пф-ф. Овощи. Я имею в виду, ты поела?
То, как он произнес это, заставило ее пальцы сжаться. На мгновение она представила, как прикладывает свою ладонь к щеке первого встречного, мечтая о сладком, прохладном бодрящем ощущении вытекающей из плоти жизни…
– Вы имеете в виду, убила ли я кого-нибудь? – выдохнула Миуко.
– Это то, что ты делаешь, да? То, что подпитывает тебя.
«Нет!» – запротестовал человеческий голос. Но она не могла повторить этого… Во всяком случае, искренне. Каким-то образом она понимала, что отнятие жизни омолодит ее, предоставит больше времени, чтобы остановить доро ягра, как и понимала то, что без этого будет слишком медлительной, чтобы добраться до Дома Ноября вовремя.
И снова Миуко почувствовала, как внутри нее пробуждается тот самый голод. Лесной дух находился в пределах досягаемости, с любопытством посматривая на нее из-под своих насупленных бровей. Осталось только убить его, и у нее появится достаточно сил, чтобы попасть к жрецам Накаталоу до начала кровавой бойни.
Но когда она представила, как нападает на него, перед ее глазами развернулся иной путь, извилистый, как вьющаяся виноградная лоза. Как одинокая шаоха, она даже не надеялась убедить жрецов в своих добрых намерениях (какими они были в ее одержимом демоном мозгу), но если у нее получится упросить лесного духа отнести ее к воротам храма, то она не только доберется до Дома Ноября вовремя, но и получит законное право просить жрецов о помощи, потому что прибыла в компании дайганы.
Если, конечно, такой одичавший дух, как он, может считаться законным основанием.
«Это лучше, чем поглотить его и навсегда потерять нашу человечность», – сказал человеческий голос, и как бы ей ни не хотелось этого признавать, Миуко вынуждена была согласиться.
Как же убедить его? Она ничего не могла предложить ему, кроме пустой горлянки из-под тыквенной воды и волшебной кошки, которая убивала других кошек, – но ни то, ни другое не пригодилось бы лесному духу.
Но он был отчаявшимся, одичавшим и одиноким, и она могла бы извлечь из этого выгоду. Без святыни, последователей, что молились бы ему или оставляли подношения, он был не так уж далек от того, чтобы самому превратиться в тень.
Внезапно она рухнула на землю, упав ниц перед дайгана, который резко отпрянул.
– Ногадишао-канай, – начала она, прижавшись лбом к земле. – Я рада, что нашла тебя.
– Нет-нет-нет-нет. Я нашел тебя, помнишь? Обнаружил в своем лесу, визжащую, как байгана.
– Как раз наоборот, – солгала она. – Меня послали найти тебя, потому что ты единственный можешь мне помочь.
– Помочь шаоха? – Он захихикал. – Да я лучше съем свою бороду!
– Я лишь наполовину шаоха, и именно по этой причине меня избрали. Ты уже заметил, о мудрейший, что я не из этого времени, и это правда! Я посланница из будущего, и мне поручено предотвратить ужасное бедствие, но для этого мне нужна твоя помощь.
Воцарилась тишина, и Миуко зажмурилась, молясь, чтобы он не раскусил ее ложь.
Откуда-то сверху раздраженно проворчал дайгана:
– Поднимайся. Это хуже, чем твои крики, а? Я ни слова не понял из того, что ты пробормотала в эту грязь.
Миуко присела на пятки и расправила разорванную одежду.
Лесной дух подпер подбородок одним из своих сучковатых кулаков, и его белесые глаза моргали, как она поняла, с любопытством.
– Так ты посланница, а?
Значит, она привлекла его внимание. Это было начало.
Миуко прочистила горло.
– Конечно. Ты видишь, что на мне одеяние жрецов? Это потому, что последователи Амьюнаса назначили меня для выполнения чрезвычайно важной миссии. – Она указала на свое одеяние, внимательно осмотрев каждую прореху, пятно и отметину от ожогов. У любого другого человека ее потрепанный вид вызвал бы подозрения, но дайгана казался довольно чудаковатым, чтобы обращать на такое внимание. – Никто не смог бы выжить вне своего времени достаточно долго, чтобы добиться успеха, поэтому я оказалась единственным вариантом.
– И какое же ужасное бедствие ты должна предотвратить, а?
Она глубоко вдохнула, принимая серьезный вид для пущей убедительности.
– Завтра на рассвете Дом Ноября постигнет серьезная трагедия. Жрецы погибнут, храм сгорит, а гора, на которой он стоит, превратится в ойю. Только мне под силу предотвратить беду, и только ты можешь помочь мне, ибо без тебя, о Образец Проворства, я не смогу добраться до храма вовремя.
Ногадишао, дурно пахнущий вонью кабана и гнилью, бочком подобрался ближе.
– Тебе нужна моя помощь? – тихо переспросил он.
– Да.
– Ты… – Он проглотил слова между гнилыми зубами, как будто не пробовал их на вкус столетиями. – Нуждаешься в моей помощи.
– Да, – повторила она. – И если поможешь мне, твое имя никогда не будет забыто. В твою честь возведут святилища. Почитатели будут стекаться в твой лес. Никогда больше твои леса не будут заброшены, ибо станешь ты Ногадишао-канай, Спасителем Дома Ноября.
Ее заявления звенели в ветвях деревьев с таким величием, которое свойственно мошенникам и лжепророкам, и на мгновение Миуко почувствовала