Действительно, не все захотят переселяться на новые земли сразу. Но это же не значит, что у них не появится такого желания вообще никогда! Кроме того, революцию на Мангареве, даже если она состоится, нельзя оставлять без поддержки и присмотра, иначе она рискует выродиться черт знает во что. Опять же там вполне могут появиться люди, желающие сменить место обитания. Ведь даже сейчас чуть ли не на самой нижней точке развития архипелага его населения было никак не меньше двух тысяч человек. А возможно, и больше, просто Фидель и Че имели довольно смутные представления об арифметике.
Наконец, у меня имелось и еще одно дело, начать которое следовало на Хендерсоне, а закончить в Москве. Точнее, в расположенном неподалеку от нее городе Фрязино, построенном вокруг мощного оборонного завода, в числе прочего занимающегося и выпуском полупроводниковых приборов.
Во исполнение своих планов я доработал-таки генераторы открытия переходов так, что новый канал мог открываться на прецизионном расстоянии от только что закрытого. Мне удалось достичь точности в десять микрон, и вскоре, после дня напряженной работы, я стал обладателем двух десятков пятидесятимикронных пластин из монокристаллического кремния.
Ведь его мало получить с требуемой степенью чистоты и регулярности решетки. Надо еще и ухитриться не опохабить эти параметры при распиловке на тонкие пластинки, являющиеся основой для транзисторов и микросхем. Это весьма непросто, а мой способ, как я надеялся, позволит достичь очень хороших результатов.
И вот, значит, вскоре моя «девятка» ехала по Щелковскому шоссе, направляясь в город Фрязино. В тамошней лаборатории согласились взять на исследование пластины, порезанные методом последовательного открытия и закрытия межмировых переходов. Правда, в сопроводительных документах этот метод именовался совершенно иначе.
Потому как деньги улетали со страшной силой, пора было задуматься о том, под каким соусом средства из Германии, как обещал дядя Миша, будут переведены на счет моего ИП. То, что это вполне может вызвать у определенных кругов желание прибрать к рукам якобы столь доходное предприятие, нами учитывалось как вполне вероятное развитие событий. Из которого, если не щелкать клювом, можно будет извлечь очень нелишнюю в сложившейся ситуации материальную выгоду.
Глава 28
Как и следовало ожидать, первым из текущих проектов был завершен «Тритон» – его спуск на воду состоялся в самом конце мая четвертого года новой эры. Я, честно говоря, с нетерпением ждал этого момента, ибо походы на «Мечте» показали, что укорачивание мачты и уменьшение площади парусов явно вышло за пределы разумной осторожности. Даже при боковом ветре в семь баллов, то есть пятнадцать метров в секунду, катамаран под гротом и стакселем не то что не переворачивался, но даже толком и не кренился. Поэтому пауза в мореплавании была использована для изготовления заготовки под новую мачту и пошива нового комплекта парусов. Но испытывать такую оснастку мы решили сначала на «Тритоне», отчего мне и не терпелось побыстрее спихнуть его на воду, пока дуют довольно сильные ветры.
Третий корабль островного флота имел, как уже говорилось, стандартное водоизмещение в три тонны при длине семь с половиной метров. И на нем стояла семиметровая мачта с возможностью удлинения еще на три метра.
Парусное вооружение, хоть и оставалось бермудским, то есть состоящим из треугольных грота и стакселя, тоже изменилось по сравнению с «Авророй» и первым вариантом на «Мечте». Там грот крепился к мачте на кольцах, что позволяло легко рифить парус, то есть опускать его вниз на сколько надо и подвязывать тесемками. Но с точки зрения аэродинамики данная конструкция была совершенно ублюдочной, в чем я убедился, сделав несколько моделей.
Между мачтой и передней кромкой паруса образовывалось завихрение, сильно снижающее эффективность работы паруса, и это снижение было тем сильнее, чем круче к ветру шла модель. Уже при курсе галфвинд работали, считай, только две трети паруса, а при более острых углах картина ухудшалась просто лавинообразно.
Обнаружив такое явление, я сел чесать репу. По всему выходит, что щель между парусом и мачтой недопустима. Так, может, просто обернуть передний край паруса вокруг мачты, причем зашить его не сразу за ней, а немного отступив? Тогда сам собой получится профиль, в первом приближении напоминающий птичий.
Сказано – сделано, и вскоре пруд начала пересекать из конца в конец модель с гротом улучшенной аэродинамики. Причем она сразу поплыла куда быстрее, а когда я подобрал форму подшива передней кромки, и вовсе начала демонстрировать отличные результаты. Мало того что скорость модельки увеличилась почти на четверть, так она теперь могла плыть навстречу ветру под углом в сорок пять градусов!
Так вот, на «Тритоне» уже стоял именно такой грот. Правда, рифить его можно было только на полтора метра вниз, а дальше сминаемый карман не давал опускать парус. Так что пришлось изменить систему убирания паруса. На «Авроре» он просто полностью наматывался на гик, а на новом корабле этот самый гик, то есть горизонтальная рея, к которой крепилась нижняя кромка паруса, мог подниматься вертикально. Далее складка паруса оборачивалась вокруг мачты и гика, после чего подвязывалась. Как ни странно, такая схема уборки и постановки паруса оказалась даже удобнее предыдущей.
Испытания продемонстрировали, что за время пребывания на Хендерсоне я заметно вырос как кораблестроитель. Несмотря на высоченную мачту, «Тритон» не пытался переворачиваться даже при сильных порывах бокового ветра. Правда, он поднимал наветренный корпус так, что тот почти выходил из воды, но, во-первых, это было именно «почти». А во-вторых, катамаран кренился достаточно медленно, и рулевой успевал среагировать.
Скоростные данные «Тритона» тоже внушали уважение. Под парусами мне удалось разогнаться до двадцати двух километров в час, а с подключением мотора скорость возросла до тридцати. Небо и земля, если сравнивать с «Авророй» или тем более с первым моим блином по имени «Богатырь». То есть можно было спокойно удлинять мачту «Мечте», чем мы и занялись.
Теперь высота мачты на нашем океанском лайнере составляла двенадцать метров, а стакселей стало два. Один крепился на месте старого – просто он стал повыше. Но появился второй, а если смотреть спереди, то первый, для чего, кроме мачты, пришлось удлинить и бушприт. Не заморачиваясь поисками, как они теперь называются, я просто велел называть их большим и малым стакселями.
В результате модернизации площадь грота у «Мечты» составляла сорок восемь квадратных метров, большого стакселя – двадцать и малого – двенадцать. Чуть поменьше, чем у серийного парусного катамарана двадцать первого века примерно такого же класса, но уже не в разы, как это было раньше.
Испытания продемонстрировали, что «Мечта» буквально преобразилась. Раньше паруса могли использоваться только как помощь работающим дизелям, а теперь кораблик мог развивать вполне приличный ход и с заглушенными моторами. Причем, что интересно, он двигался под парусами даже при ветре в полтора-два балла! В старом варианте имело смысл поднимать паруса только при вдвое более сильном ветре.
В качестве заключительного аккорда испытаний было произведено плавание вокруг острова Хендерсон, во время которого дизеля вообще не включались. Дул свежий северо-западный ветер, и мы, стартовав от пляжа, сначала взяли курс строго на север. Хоть и не очень быстро, но катамаран плыл под углом почти в сорок пять градусов к встречному ветру! Развивая при этом порядка восьми километров в час, а скорость бокового сноса я оценил в полтора.
Потом «Мечта» сделала левый оверштаг и начала огибать остров против часовой стрелки. Скорость сразу возросла до двадцати километров, и минут через тридцать пять мы, довернув влево, обошли южную оконечность Хендерсона.
Там гремели взрывы, вспухали облака серого дыма, а из них периодически летели то камни, то ветки. Это дядя Миша так отдыхал от авиаконструкторских работ, тренируя своих революционеров в практическом метании ручных гранат.