— Да? — ее мать откладывает книгу в сторону.
— Ну, это о Блейке, но речь не о его аварии, ну, может быть, совсем немного. Во всяком случае, я узнала, что у Блейка есть любовница.
— О, — снова говорит ее мать. Виктория, прикусывает губу, потому что это удар по ее гордости, признаваться матери в этом.
— Я поехала на квартиру, где он прячет ее и заплатила ей, чтобы она покинула страну и больше никогда не видела Блейка. Ее мать иранка или что-то в этом роде, и я предложила ей пожить там некоторое время, пока все не утихнет.
Глупый взгляд моментально исчезает с лица матери и марионеточная мягкость, которую Виктория помнит с детства, испаряются без следа. От такого преображения Виктория в удивлении открывает рот и понимает, что, по-видимому, она никогда не знала по-настоящему свою мать, которая оказывается далеко не глупой женщиной.
— Сделав это, ты подверглась огромнейшему и неоправданному риску, который совершенно не обоснован. Такие женщины будут постоянно произрастать в такой почве, как наша, и быстро вянуть, но когда ты с силой вырываешь один из корней, а именно это ты и сделала, они оставляют глубокий след, уродливый шрам, который некоторые мужчины могут счесть совершенной ошибкой, потерять такую любовь.
Мудрость слов ее матери не вызывает у нее сомнений, и Виктория выглядит несколько встревоженной.
— Но он брал ее на Бал Гильдии!
Ее мать смотрит на нее прищуренными глазами.
— Откуда ты знаешь?
Виктория отводит взгляд в сторону и осторожно ставит Суки на землю.
Мать вздыхает и бросает большого размера мятную конфетку, спаниель ловит ее и начинает хрустеть.
— Ты следила за ним, ты играешь в очень опасную игру, Виктория. Как она выглядит?
— Шлюха.
Мать внимательно смотрит на нее.
— Хорошо, она очень красивая и молодая, — выплевывает Виктория.
— Но влачит нищенское существование?
— Она выглядит бедной, нежели нищенкой.
— Ах, дорогая. Возможно, ты поступила правильно.
— Что мне еще сделать?
— Ничего больше. Убедить своего отца, чтобы он поговорил с Блейком и взял на себя вину за оплату девушки. Тогда эта ситуация будет выглядеть менее отвратительной, потому что это нормально, когда отец защищает интересы своей дочери. Ты должна оставаться незапятнанной. Пойди и поговори с отцом сейчас, он в своем кабинете, и он никогда не мог противиться твоим слезам.
Виктория встает и ее мать говорит:
— Ты понимаешь, что это будет не последняя женщина, которая придет в твою жизнь, не так ли?
— Да.
— И ты уверена, что хочешь такой жизни?
Виктория, не колеблясь, отвечает:
— Да.
Ее мать печально кивает.
— Запомни это. Я замужем за человеком, который меня не достоин, так же будешь и ты. Все наши женщины так поступают.
Виктория дышит с трудом.
— Ну, беги, дорогая, — произносит она с глуповатой улыбкой и возвращается к своему роману.
33.
Первый человек, которому звонит Лана, является Джек, отвечая на пятом звонке, когда она уже собирается повесить трубку.
— В чем дело? — говорит он мгновенно настораживаясь.
— Ох, Джек, — отвечает она.
— Где ты?
— Еду к маме.
— Я встречусь с тобой там.
— Джек, нет смысла со мной встречаться там, я просто хотела услышать твой голос.
— Что случилось?
— Ничего, — но ее голос срывается.
— Черт побери, ничего. Так что все-таки случилось?
— Я должна уехать, везу маму обратно в Иран.
— Что?
— Всего на год.
— Я иду к вам.
— Пожалуйста, не надо, Джек. Я чувствую себя усталой, но сейчас у меня все хорошо. Я рада слышать твой голос и то, что тебе позвонила. Теперь я знаю, что мне делать. Я напишу тебе по электронной почте, когда обустроюсь, там, наверное, немного примитивно, поэтому может занять какое-то время, но ты будешь первым, кому я пишу.
— Разве ты не хочешь встретиться со мной прежде, чем уедешь?
— К тому времени, когда ты придешь, я уже уйду. Кто-то заставляет расторгнуть договор в одностороннем порядке, они не заморачиваются этим. Я как бы прыгнула из огня да в полымя, но думаю, что все будет хорошо, когда я приеду в Иран.
— А как же Блейк?
— Он уже история. Он никогда не должен узнать, куда я уехала.
— Он обидел тебя?
— Нет. Он все еще без сознания в госпитале.
— Ты же собираешься туда не по собственной воле, не правда ли?
— Нет, но это самое лучшее решение. Сейчас я должна идти, Джек, напишу, как только смогу.
— Пока, Лана.
— Пока, дорогой Джек.
34.
Отец Виктории сидит в большом кресле, читая газеты, в богато обставленной комнате. На ковре, рядом с его ногами свернувшись клубочком, лежит его любимый фоксхаунд, Сержант. При ее появлении, он медлительно передвигает свои скорбные глаза в ее направлении, и постукивает о ковер кончиком тринадцатилетнего хвоста.
— Папа!
Отец наклоняет голову, и смотрит поверх очков затуманенными голубыми глазами.
— Привет, кошечка, — добродушно приветствует он.
— Папа, я совершила нечто ужасное.
Хьюго Монтгомери опускает газету и прищуривает глаза, удивительно, его взгляд тут же становиться другим, более собранным.
— Сядь, — приказывает он.
Виктория с обеспокоенным и несчастным лицом, вышагивает к креслу.
— Ну? — спрашивает он.
Она опускает глаза и крутит черный жемчуг на браслете.
— Я обнаружила, что Блейк содержит ужасную женщину из муниципального жилья, — она встает и вдруг делает несколько шагов вперед. — Он заплатил ей.
Ее отец мудро молчит.
— Ну, я пошла, увидеть ее, папа, и это было ужасно. Просто ужасно. Отвратительная женщина. На ней была одета дизайнерская одежда, которую он ей купил, и она была слишком высокомерна во всем. Она обвинила меня в том, что я пытаюсь у нее забрать Блэйка. Я была в таком отчаянии, что мне ничего не оставалось делать, как предложить ей денег, чтобы она оставила его, — Виктория смотрит ему прямо в глаза.
Лицо отца не выражает ничего, не единой эмоции, не единый мускул не дрогнул на его лице.
— Она, наконец, согласилась?
Ее голос моментально становится жестким и холодным.
— Конечно. Я дала распоряжение Мартину оформить документы, и перевела деньги с моего Гибралтарского счета. Я проверила, она получила их и покинет страну.
— Похоже, ты уже позаботились о своей маленькой проблеме. Что ты хочешь от меня?
— Папа, я люблю Блейка, он хороший, сильный мужчина, и я знаю, что когда-нибудь мы поженимся, и он будет хорошим мужем и хорошим отцом. Я смогу простить ему этот маленький неблагоразумный поступок.