всегда держала оружие рядом.
Она подвела к зарослям соснового кустарника, из-под его корней проглядывала гранитная глыба, в одном месте она нависала над острыми камнями в виде карниза. Даша отодвинула небольшую плиту и из открывшейся ниши вытащила брезентовый свёрток.
— Вручаю, защитник, и впредь будь осмотрительней, не в НИИ за микроскопом сидишь.
Сергей выбрал в качестве тира сгоревший дом, между двумя обугленными столбами протянул верёвку, прикрепил к ней четыре пустые консервные банки и три коричневые (под цвет дерева) бутылки из-под пива.
— Проверять будешь, как стреляю? — поинтересовалась Даша с некоторым пренебрежением. — Не сомневайся — хорошо. Отец научил: и расстояние определять, и дыхание задерживать, а если ранена, то, несмотря на боль, плавно нажимать на спусковой крючок — женщины это могут, они терпеливы, поэтому из них получаются великолепные снайперши.
— Он что, больно делал?
— Да, небольшой надрез, а сверху солью посыпал.
— Н-да, ну и папаша, — не знал что сказать Сергей.
Она отвернулась.
— Спецназ… Погиб при выполнении сложного задания.
Даша продырявила дно всех банок: и с позиции стоя, и с колена, и лёжа, и после перекатывания. Бутылки разлетались, как фейерверк, — смотреть приятно.
В то время как Даша рассказывала Сергею о ночной слежке за Толиком, тот безуспешно пытался открыть калитку в шатком заборе, отделявшем от улицы избу старателя. На шум вышел худющий мужичок, он открутил проволоку, скреплявшую засов, но приехавших не впустил. Толик, изображая бригадира, сказал начальственным тоном, что он от Сергея Михайловича и ему нужен хозяин, бывший старатель.
— Это я, — засуетился мужичок и отступил в сторону, — давно жду, переживаю, — вспомнив, что надо сообщить своё имя, назвался Гришей.
«Ну и тип, — одновременно подумали Дима и Юра (они в первый приезд, как и Толик, находились в кузове и его не видели), — лицо старческое, по возрасту едва за тридцать, наверно, курит беспрерывно, настоящий табакоман; на лоб, рассечённый двумя продольными рытвинами, ниспадают слипшиеся волосы; глаза навыкате, без всякого выражения; губы тонкие, то ли в заискивающей улыбке, то ли в гримасе от боли… Разве это старатель — так, недоразумение».
— Реальный додик, — тихо подвёл итог наблюдениям Юра.
Рядом с мужичком стала женщина, по-видимому, мать и сразу объявила, что в избе свободных мест нет, но фанерная пристройка свободна и в ней можно переночевать, даже два матраса есть. Толик сразу перетащил в неё свой спальник и, ничего не сказав, куда-то слинял. Товарищи, догадываясь, что он отправился докладывать боссу, его не остановили, а принялись устраивать ночлег в кузове вездехода. Хозяин ждал. Закончив приготовления, они попросили показать баню.
Внутри, как обычно: предбанник и парная, только запущенная. Пока Гриша курил на лавочке и балдел, уставившись своими рыбьими глазами куда-то, в лишь ему ведомое пространство, товарищи накололи дров, налили в бак и стоявшую рядом флягу воды (её пришлось носить из уличного колодца, у хозяев своего не было). Заметив, что затопили печь, он проверил, не выкатываются ли угольки, убедившись, что пожара не будет, вернулся на любимое место. Когда гости начали отскребать пол и лавки, балдёжник переместился внутрь бани, но помогать не стал, безучастно наблюдая за их действиями. Как только парная прогрелась, сразу появился Толик (будто в бинокль следил), но его дальше предбанника не пустили — пусть с Гришей беседует.
Денис наглухо закрыл за собой дверь, размотал тряпицу и показал берёзовый веник, пояснив, что на всякий случай прихватил ещё из дома.
— О-о-о, — протяжно выразили радость москвичи, и новый друг начал демонстрировать класс банного мастерства да так доходчиво и ёмко, что через полчаса они только и могли что произносить звуки, отдалённо похожие на ах и ох, а через час, обессилев от восторга, расслабленно, без движений лежать, наслаждаясь жизнью.
Первым опомнился Юра, постучал рукой, как побеждённый самбист при болевом захвате:
— Достаточно, мы научились, теперь твоя очередь. Ложись и терпи!
В общем, упарилась троица и намылась до зеркального блеска.
В предбаннике неудивительная картина: Гриша пребывал в привычной для себя безучастной позе, Толик безуспешно пытался его разговорить. Денис сказал, что пар ещё сохранился и вода имеется, а дровишки рядом, можно подбросить. Они пробормотали типа того, что им здесь хорошо, и не пошевелились. Так, наверно, продолжалось бы до глубоко ночи, если бы Юра не раскрыл настежь входную дверь. Только тогда ленивцы отцепились от лавки и начали нехотя стаскивать одежду.
Товарищи, обмотавшись махровыми полотенцами, вышли во двор, из досок (их приготовили для ремонта прогнившего понизу крыльца, да так и не использовали) и чурбаков сложили стол, постелили тряпицу, достали пиво, предусмотрительно охлаждённое в колодезной воде, и воблу… Им было хорошо, они смотрели в небо, на пролетавших птиц… и мечтали.
Появились горе-старатели, Гриша впустил в избу. Пятистенка выглядела убого: в большом помещении русская печь и две кровати (край второй выглядывал из-за занавески); через низкую открытую дверь можно было видеть горницу — в ней стол без скатерти, такие же, как в бане, лавки, в красном уголке, под потолком, три закопчённые иконы, под ними, на полочке, пустую лампадку.
За занавеской скрипнула пружинная кровать, появилась уже знакомая женщина, она вынула из печи чугунок с картошкой в мундире, кивнула, чтобы шли за ней, и поставила его на стол, рядом кружку подсолнечного масла, солонку, стопку керамических мисок и стаканы (непонятно зачем), нарезала хлеб и вернулась в кухню.
Денис сбегал к вездеходу, принёс кольцо домашней колбасы и бутылку водки. Её разлили и, не чокаясь, выпили, словно на поминках. Гриша вскоре захмелел, и его отнесли спать. Толик добрался до своего матраса в пристройке сам, упал на него ничком и тут же захрапел, то ли взаправду, то ли притворяясь.
Товарищи поняли, что будущий помощник под стать Толику, хоть ставки делай, кто кого пересачкует. Задерживаться в этой дыре не захотелось. Утром попросили разрешения у Гриши накопать картошки сколько не жалко. У него оказалась только одна лопата, он резво схватил её, но, осилив лишь три куста, передал Юре. Проснулась женщина и ещё с порога закричала, что клубни ещё не созрели и поэтому много не даст. В итоге набрали половину мешка, Денис заплатил из расчёта сорока рублей за килограмм, затем посадил Толика и Гришу в кузов, Диму и Юру пригласил в кабину и сказал, что ещё необходимо заправиться соляркой. Им повезло: при выезде из посёлка встретили цистерну с надписью «Огнеопасно», уговорили поделиться, наполнили два бака, как просил Михалыч, под завязку.
По пути Денис вздыхал:
— Эх, тяжело мне будет с соседями, но к вам, москвичи, из тактических соображений переселяться не