Основной тягловой силой были семьсот индейцев, крутивших лебедки. Теоретически, я мог бы затащить пароход на гору одним мизинцем, учитывая тот факт, что у нас был подъемный механизм с передаточным числом трансмиссии десять тысяч. Сила бы понадобилась минимальная, правда, чтобы сдвинуть пароход на пять дюймов, пришлось бы накрутить пять миль каната. Кажется, Архимед сказал, что можно сместить с орбиты Землю, если иметь точку опоры и рычаг с плечом, уходящим в космическое пространство. Мы просто применили элементарные законы физики. Настоящий Фицкарральдо перетаскивал с одного притока на другой значительно более легкий пароход, притом разобранный на мелкие части, а потом собранный инженерами. Мы же совершили то, чего прежде не делал никто в истории, не имея никакой инструкции. И знаете, едва ли кому-то потребуется повторить этот подвиг. Я — Конкистадор Бессмысленного. Главная проблема, конечно, была в крутизне склона, хотя мы немного и выровняли его, — и кроме того, из-за ливней начались оползни, и пароход тонул в грязи.
Недавно я был на публичном показе «Крыльев надежды». После фильма было обсуждение, и был задан вопрос: «Как далеко Херцог готов зайти?». Имелось в виду, что в поисках разбившегося самолета вы вырубили в джунглях посадочную площадку для вертолета. Образ одержимого манией величия режиссера, который не остановится ни перед чем, закрепился за вами, вероятно, в период работы над «Фицкарральдо».
Подобное отношение ко мне не имеет под собой основания. Вы же видели «Крылья надежды»: густые джунгли на сотни миль, необъятный океан деревьев насколько хватает глаз. Чтобы посадить вертолет мы вырубили пять деревьев и подлесок, и все. Это было необходимо, иначе нам пришлось бы много дней идти через непролазные джунгли. Нет ничего ужасного в том, что мы вырубили крохотную площадку — пять деревьев из колоссального леса. Это все равно, что унести домой горстку песка с пляжа. Когда мы снимали «Моего лучшего врага», я побывал на том месте, где во время съемок «Фицкарральдо» была просека тридцать футов шириной, от одного притока до другого. Так вот, там не осталось и следа нашего пребывания. Если не знать, где проходили съемки, никогда и не догадаешься. Двадцать лет спустя горный склон выглядит точно так же, как до нашего появления. Мы не оставили там ни единого гвоздя, ни единого куска проволоки — абсолютно ничего.
Моя решимость и стремление всегда доводить дело до конца не имеют ничего общего с манией величия. Меня обвиняли в саморекламе из-за того, что я появляюсь на экране в «Великом экстазе резчика по дереву Штайнера». На самом деле, у меня не было выбора. У немецкой телекомпании, для которой я снимал этот фильм, был весьма неплохой цикл «Grenzstationen» — «Пограничные станции». Если я хотел для них снимать, надо было соблюдать их правила, а одно из них гласило, что режиссер должен появиться в фильме в качестве рассказчика. Вот и все. И поскольку прыжки с трамплина — тема мне очень близкая, я подумал, почему бы, собственно, не выступить комментатором. А вообще, обвинение в мании величия — это еще ничего. Меня как-то вот обвиняли в «тевтонской мифомании». По сравнению с этим старая добрая мания величия — просто подарок.
До сих пор находятся те, кто уверяет, что при поднятии корабля на гору погибло несколько индейцев.
В фильме есть сцена, когда пароход продвигается вверх по склону на пару футов, но потом соскальзывает обратно, и несколько индейцев погибают. Я горжусь этой сценой. Раз зрители решили, будто индейцев на самом деле раздавил пароход, а мне хватило наглости снимать их утопающие в грязи бездыханные тела, значит, я хороший режиссер. К счастью, у Леса Бланка в «Бремени мечты», фильме о том, как снимался «Фицкарральдо», есть кадры, где индейцы, смеясь, вылезают из-под парохода, а потом моются в реке. Думаю, причиной большинства глупых обвинений в мой адрес стали особо убедительные кадры.
Не сказать, правда, что на съемках обошлось вообще без происшествий. Многие индейцы были родом из горных районов и не умели плавать, а я неоднократно замечал, что они берут каноэ и выплывают на середину реки. Я боялся, что с ними что-нибудь случится, и попросил их не делать этого. Мы даже оттащили лодки подальше от берега и связали их вместе. Но как-то раз я выруливаю из-за поворота на моторке и замечаю на берегу какой-то переполох. Я сразу понял: что-то стряслось, судя по крикам, минуту назад перевернулась лодка. Я прыгнул в воду, нырял, пытался найти этих парней, что стащили лодку. В итоге один сам доплыл до берега, а второй утонул, тело мы так и не нашли. Также произошло две авиакатастрофы. Никто не погиб, но были серьезные травмы. В нашем полевом госпитале мы лечили и местных, не участвовавших в съемках, но нуждавшихся в помощи. Одну пожилую женщину мы, правда, не смогли спасти, она умерла от анемии. Короче говоря, несчастные случаи на съемочной площадке к самому фильму отношения не имели.
А менее серьезных происшествий, напрямую связанных со съемками, не было?
Конечно, есть на моей совести какие-то грехи. Когда мы снимали пароход, несущийся через пороги, ассистент оператора Райнер Клаусманн сидел с камерой на заросшем мхом камне посреди бурлящей реки. Туда было очень трудно добраться, не говоря уж о том, чтобы установить камеру. Мы отсняли эпизод, и тут корабль ударило о скалы, он развернулся на сто восемьдесят градусов, а миновав пороги, сел на мель. Мы лихорадочно пытались столкнуть судно на воду, потому что надвигался сухой сезон, и было ясно, что, если река еще больше обмелеет, положение будет аховое. Озабоченные этой новой напастью, мы в итоге вернулись в лагерь на ночлег. На следующее утро за завтраком я замечаю, что Клаусманна нет. «Никто, — спрашиваю, — Райнера вечером не видел?» Никто. И я понимаю, что мы забыли его вчера на камне. Я взял лодку и помчался на полном ходу к порогам. Он так там и сидел, держась за камень, злой как черт — и имел на это все основания. До этого случая Клаусманну тоже крепко не повезло. Неподалеку от Икитоса был бухточка — в таких местах обычно водятся пираньи, но поскольку все местные, и даже дети, там спокойно купались, мы тоже не преминули. Как-то раз мы плаваем, и вдруг раздается крик, и я вижу, что Клаусманн отчаянно гребет к берегу. Пиранья откусила ему фалангу пальца на ноге, и следующие шесть недель Райнеру пришлось ходить на костылях.
Насколько я знаю, большинство обвинений в жестоком обращении с индейцами вам предъявляли еще на этапе подготовки к съемкам.
Да, так и есть. Задолго до того как мы привезли в джунгли камеры, пресса начала искать любую связь между и мной и военным режимом, всеми способами пытаясь выставить меня главным обидчиком индейцев. А на самом деле нас постоянно задерживали солдаты, потому что какое-то время мы водили пароход по реке Мараньон без официального разрешения. Не было у нас этих бумаг по той простой причине, что мне казалось, логичнее получить разрешение у индейцев, которые на этой реке живут, а не у правительства, которое сидит в Лиме. Когда мы приехали в Ваваим, в окрестностях которого собирались снимать подъем на гору, мы все обсудили с местными жителями, и они охотно согласились помочь. Я составил подробный контракт, где были описаны услуги, которые нам требуются, и указана сумма, которую мы заплатим каждому. Обычная работа по договору. К тому же они получили вдвое больше, чем заработали бы на лесопилке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});