Вы сказали со сцены, что ваше поедание ботинок «должно стать стимулом для тех, кто хочет снимать и просто боится начать».
Да, и еще я хотел помочь Эрролу, потому что на тот момент у его фильма не было прокатчика. Вообще, надо чаще есть ботинки.
Пока шла подготовка к съемкам «Фицкарральдо» в Перу, вы сняли две короткометражки в Штатах — «Разъяренный божий человек» и «Проповедь Хьюи». Чем вас заинтересовал Джин Скотт?
Я не могу снимать кино о людях, которые мне не симпатичны это относится и к телепроповеднику доктору Джину Скотту. Как публичная фигура он, конечно, вопиющ, но я увидел в нем нечто очень грустное и трогательное. Мы никогда не стали бы друзьями, но тем не менее он мне очень нравился.
Впервые я увидел Скотта за несколько лет до того, как снял о нем фильм «Разъяренный Божий человек». Всякий раз, бывая в Америке, я смотрел его передачи и в результате пристрастился к ним. Меня восхищало, как он вопил с экрана, что «слава Божья в опасности», и что речь идет о «каких-то жалких шести сотнях долларов, а вы к стульям приклеились». Иногда он даже угрожал зрителям, к примеру, заявлял: «Я буду молчать десять минут, и если за это время мы не соберем двести тысяч долларов, я прерву передачу!» И правда сидел и молча смотрел в камеру десять минут.
Мне он казался глубоко несчастным человеком. Очень умным и несчастным. И, конечно, он был в каком-то смысле одержимым. Когда мы снимали фильм, он проводил шоу в прямом эфире по шесть, по восемь часов непрерывно, каждый день. Он был будто совсем один: разговаривал с камерой изо дня в день, прерывался только когда ему надо было в туалет, и в это время хор в студии исполнял какую-нибудь псевдорелигиозную песню. Как можно столько лет заниматься этим? Я его с тех пор ни разу не видел, но слышал, что он совсем чокнулся и теперь на съемках сидит внутри стеклянной пирамиды и вещает об энергии пирамид. Отошел, видимо, от христианских нравоучений. Он вписался во всеобщую паранойю и безумие и очень преуспел. Скотту, кстати, не нравилось, каким он предстает в «Разъяренном Божьем человеке», и он попросил меня сменить название. Изначально фильм должен был называться «Вера и валюта».
«Проповедь Хьюи» мы снимали в Нью-Йорке, в Бруклине. Я познакомился с епископом Хьюи Роджерсом по чистой случайности и спросил, нельзя ли снять о нем фильм. Тут нечего рассказывать. Это очень прямолинейный фильм о радостях жизни, веры и кинопроизводства. Сплошное удовольствие смотреть, как Хьюи, начиная проповедь вполне безобидно, постепенно приводит себя и паству в состояние совершенно невероятного экстаза.
«Фицкарральдо», пожалуй, самая известная ваша работа. Однако больше дискуссий вызывает не столько сама картина, сколько обстоятельства, при которых она была снята. Когда вы начинали работу над фильмом в перуанских джунглях, вы могли предположить, что в прессе поднимется такая шумиха?
Чего я уж точно не мог предположить, так это того, что через пару месяцев после премьеры «Фицкарральдо» в Мюнхене на меня посреди улицы набросится незнакомец, в прыжке пнет меня в живот, потом поднимется с земли и заорет: «Получил, скотина?!». Дело в том, что там, где мы хотели снимать, шли боевые действия, но фильм был совсем не об этом. Между Перу и Эквадором разгорелся пограничный конфликт, повсюду были военные и, в общем, было довольно страшно. За каждым поворотом реки мы натыкались на военный лагерь, кишащий пьяными солдатами. Еще были нефтяные компании, которые разрабатывали месторождения на землях индейцев. Учиняя зверства над местным населением, они построили нефтепровод, проходивший по территории индейцев, через Анды и до Тихого океана. На время строительства они привезли проституток, и участились случаи изнасилования.
Когда мы, заручившись разрешением аборигенов, приехали снимать, накопившиеся проблемы стали так или иначе связывать с нашим присутствием. Пресса забыла и о войне, и о нефти: мы были для репортеров лакомым куском. В фильме, как вы знаете, должен был сниматься Мик Джаггер, а также Клаудия Кардинале и Джейсон Робардс, которому я изначально предложил роль Фицкарральдо. Меньше всего я хотел быть пляшущим медведем в медийном балагане, но получилась гремучая смесь: Клаудия, Джаггер, свихнувшийся Херцог, индейцы, пограничный конфликт и военная диктатура. Однако опровергнуть домыслы прессы было несложно: комиссия по правам человека прислала к нам своих людей, и они не нашли ни единого нарушения. Я считаю, что чем безумнее и невероятнее байки, тем быстрее они иссякнут. Так и случилось. Два года пресса объявляла меня преступником, а потом все как-то рассосалось.
Как родилась история о Брайане Суини Фицджеральде, человеке, который так любил Карузо, что хотел построить в джунглях оперный театр и пригласить знаменитого тенора на открытие?
Тут сыграли роль два момента. Часть первая. Задолго до того как я придумал «Фицкарральдо», я ездил по бретонскому побережью и подыскивал съемочную площадку для другого фильма. Ночью я приехал в местечко под названием Карнак и там неожиданно оказался посреди огромного поля менгиров — торчащих из земли гигантских доисторических каменных глыб. Некоторые достигают тридцати футов в высоту и весят сотни тонн. Они тянутся вглубь материка по холмам на многие мили — около четырех тысяч громадин, стоящих параллельными рядами. Я не верил своим глазам, казалось, мне все это снится. Потом я купил путеводитель и прочитал, что ученые до сих пор не нашли ответ на вопрос, как при помощи орудий труда каменного века восемь или даже десять тысяч лет назад эти глыбы попали туда и были поставлены вертикально. Выдвигалась теория, что это дело рук пришельцев из другой галактики. Я завелся и решил, что не уеду, пока не придумаю, как — имея только примитивные инструменты — поставили эти камни. Учитывая, что у древнего человека кроме пеньковых канатов и кожаных ремней ничего не было. Два дня я думал над этой задачей, пока не нашел решение. Прежде всего я собрал бы две тысячи обученных людей. Предположим, мне надо перетащить менгир на два километра. Сначала я бы подрыл под камнем землю. Потом подсунул под него дубовые бревна и убрал оставшуюся землю, чтобы менгир целиком лежал на бревнах. После этого с помощью канатов и рычагов камень можно было бы передвигать, как на колесах. Дайте мне срок два месяца и пятьдесят человек, и я передвину по суше тридцатифутовый камень весом двести тонн на два километра. А вот чтобы поставить менгир вертикально, понадобилось бы две тысячи человек и длинный пандус с очень маленьким углом наклона. Вершина пандуса должна упираться в насыпной холм метров двенадцать высотой, с отверстием в виде кратера. Глыбу вкатывают на «колесах» по пандусу до самого края впадины, скидывают заостренным концом в кратер, — и перед вами вертикальный менгир. Останется только убрать холм, бревна и пандус.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});