Какова историческая подоплека фильма?
Традиционно общественным строем мискито был примитивный социализм. Потом они стали воевать против Сомосы на стороне сандинистов, сандинисты захотели помочь индейцам построить «настоящий» научный социализм, и в попытке реорганизовать сельские общины согнали все население с целой полосы индейских земель на границе с Гондурасом и разрушили до основания шестьдесят пять городов и деревень. Сандинисты объясняли свои действия тем, что хотели превратить регион в военную зону для обороны от повстанцев «контрас». И конечно, после этого кошмара, что учинили сандинисты, индейцы отошли от них[83].
Нашлись те, кто считал, что раз я показываю, как девятилетние дети воюют против сандинистов, я, вне всяких сомнений, американский империалист. Никто не допускал мысли, что нарушаются права и свободы индейцев, хотя позднее это признали даже сами сандинисты. «Баллада о маленьком солдате», вообще говоря, принесла ощутимую пользу, потому что какое-то время спустя сандинисты предложили мне показать фильм в Никарагуа, и через несколько лет политика в отношении индейцев в известной мере изменилась. Но поскольку в моем фильме все честно, все как есть, после выхода «Баллады» на экраны меня немедленно обвинили в пособничестве ЦРУ.
Интеллектуалы не в состоянии были понять, что я не снимаю фанатичные фильмы о политике, и никто из них не взял на себя труд разглядеть, о чем же на самом деле это кино. Вместо этого они спроецировали на «Балладу о маленьком солдате» собственные политические представления. В то время ни для кого не было секретом, что США ведет активную борьбу с социалистическими режимами в Центральной Америке, но моя картина ни в коем разе не является обсуждением внешней политики Штатов. Главное в фильме — люди. Работая над «Балладой», я многое понял. Например, когда говорил с девочкой, которая рано утром вышла из деревни с винтовкой и вернулась очень гордая собой, потому что обменяла оружие на курицу. В этой войне под натиском современных орудий убийства погибала традиционная культура. Что проку говорить об этом в политическом или военном контексте? Центральной темой для меня были дети-солдаты, так что я теоретически мог бы снимать и в других странах, в Либерии или в Камбодже. Когда девятилетний мальчик идет воевать, политическое содержание отходит на задний план. Маленькие солдаты — это такая трагедия, что детали роли не играют. По-моему, двадцати процентам солдат мискито не исполнилось и тринадцати, а были и совсем малыши. Самое интересное, что все дети были добровольцами — каждого взять в руки оружие заставила личная беда. Я подошел к одному мальчику-бойцу: он был в таком шоке, что едва мог говорить. Его братьев, одному было два года, другому шесть, и отца, — всех убили, мать изрубили в куски прямо на его глазах. Он еще не прошел подготовку, но хотел завтра же идти в бой и убивать. К моменту выхода фильма многих из этих детей уже не было в живых.
В вашей следующей картине, «Гашербрум — сияющая гора», есть моя самая любимая сцена из всего, что вы сняли. Вы стоите с альпинистом Райнхольдом Месснером и обсуждаете, как бы вам хотелось просто идти и идти, пока миру не придет конец.
Месснер говорил, что хотел бы шагать по Гималаям от одной долины к другой, не оглядываясь: «Либо мир, либо моя жизнь когда-нибудь кончатся. Весьма вероятно, будет так, что когда наступит конец мне, придет конец и миру». Я сам всегда об этом думал. Мне нравится такая идея — просто исчезнуть, уйти, свернуть на тропу и шагать, пока она не кончится. Со мной были бы хаски с кожаными переметными сумками, и мы бы просто шли и шли, пока не осталось бы больше дорог.
Расскажите о Райнхольде Месснере.
Месснер[84] был одним из молодых альпинистов семидесятых, которые предложили новый подход к этому спорту. Он задался целью совершить восхождение на гималайские пики «по-альпийски». И поднялся на все четырнадцать восьмитысячников планеты, обойдясь без масштабных экспедиций и сотен шерпов-носильщиков. Месснер был первым, кто взошел на Гималаи с одним лишь рюкзаком за плечами, не пользуясь оборудованными стоянками, и первым, кто достиг вершины Эвереста без кислородной маски — как он это называл «по-честному», — что у альпинистов считается настоящим подвигом. В пятидесятых и шестидесятых был такой Маэстри, очень известный итальянский альпинист. Он поднимался, подтягиваясь дюйм за дюймом, с помощью молотка, крючьев, дрели. Каждое восхождение занимало много недель и даже месяцев. Я считаю, это просто идиотизм. Я бы взобрался на Всемирный торговый центр, дай мне столько инструментов и три месяца времени. Маэстри — один из примеров извращения авантюрного духа альпинизма. Он оскорбил и опозорил каждую гору, на которую вполз подобным способом. А Месснер, использовавший минимум снаряжения, поистине является отцом современного альпинизма. Поразительное уважение к своему делу у этого человека, и фантастические навыки выживания, просто невероятные. Не только технические навыки, но и умение чувствовать ситуацию, мгновенно реагировать, если что-то идет не так. Благодаря ему я многое узнал о том, как оценивать риск.
Я снял «Гашербрум», потому что хотел найти ответы на вопросы. Зачем Месснер, потеряв в экспедиции брата, решил во второй раз взойти на Нанга-Парбат? Что движет таким человеком? Как-то я спросил его: «Вы поднимаетесь в горы снова и снова, вы не думаете, что вы немного чокнутый?» А он ответил: «Все творческие люди сумасшедшие». У него была мудрость змеи, что лежит себе тихо, свернувшись кольцами, и выжидает подходящего момента, чтобы нанести удар. Один раз он сказал, что не может описать чувство, которое заставляет его взбираться на вершины, потому что невозможно выразить, что заставляет тебя жить.
Для меня этот фильм также был своего рода подготовкой к более крупному проекту: я хотел сделать игровое кино в высокогорной зоне К2 — второй по высоте и красивейшей гималайской вершине. И в качестве репетиции решил снять небольшой фильм на восьмитысячниках с Месснером и его напарником Хансом Каммерландером, чтобы выяснить, какие технические сложности могут возникнуть, понять, реально ли доставить на такую высоту провизию для съемочной группы и актеров. На съемках «Гашербрума» температура опускалась до такого «минуса», что пленка в камере ломалась как сухие спагетти. А потом в миле от нас на ледник сошла гигантская лавина. Как при атомном взрыве на нас обрушилась ударная волна, облако снега, лагерь снесло подчистую. Я быстро отказался от своей затеи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});