– Фантастика! – пробормотала Лукреция, разглядывая алый шелковый балдахин, на котором был вышит герб Мерлинов.
И вдруг она увидела на кровати свою ночную рубашку.
– Если мы сегодня проведем здесь ночь, я не имею права прогнать вас из вашей собственной постели, – скороговоркой выпалила Лукреция и подняла глаза на маркиза.
Выражение его лица заставило ее сердце отчаянно забиться. Едва не теряя сознание от охватившего ее волнения, она подошла к распахнутому окну.
Она не видела красоты заката, не слышала шума моря и волн, бьющихся о прибрежные камни и откатывающихся назад пенными гребнями. Она была охвачена острым, почти болезненным ощущением близости маркиза, стоявшего рядом с ней.
Мгновенье помолчав, он спросил:
– А почему вы плакали?
Ее удивил его вопрос: она полагала, что смыла следы слез. Лукреция не знала, что ему ответить. Заметив, что маркиз ждет от нее объяснения, она неуверенно произнесла:
– Я… я… устала.
– Я могу это понять, – согласился маркиз. – А может быть, вам еще немного грустно от того, что приключение кончилось? Вам жаль расставаться с тревогой, волнением, радостью, которую мы и в опасности испытывали от того, что нам удается перехитрить французов? Ведь было так приятно сознавать, что мы переигрываем противника!
– Д-да, – пробормотала Лукреция.
– Излишне говорить, как вы были великолепны. Я и не подозревал раньше, что женщина может быть такой отважной, стойкой, доблестной и просто волшебной!
Лукреция почувствовала, что искренние слова маркиза вот-вот вызовут у нее слезы.
– В-вы действительно так д-думаете? – спросила она, запинаясь на каждом слове.
– Да, я думаю так. И я думаю о многом другом, – ответил он.
– Мне так стыдно, что я не выдержала все испытания до конца.
– Вы полагаете, я не проклинал себя за то, что мучаю вас, заставляя идти дальше и дальше?! – воскликнул маркиз. – Я с ума сходил, тревожась за вас, и забывал при этом о том, что вы юная хрупкая женщина. То, что я от вас требовал, было так жестоко!
Лукреция не могла вымолвить ни слова в ответ. Она чувствовала, как по щекам у нее все-таки потекли потоки слез – и все из-за того, что маркиз говорит с ней так взволнованно и… ласково.
– Наши приключения – волнующая повесть, которую мы будем рассказывать своим детям и внукам! Но есть один вопрос, который волнует меня. И я хотел бы услышать от вас ответ.
– Какой вопрос? – попыталась спокойно произнести Лукреция, но ее голос задрожал и выдал ее волнение.
– Я хочу знать, почему вы на самом деле пошли за мной, – сказал маркиз. – Почему там, в лесу, вы так беспокоились, чтобы я не замерз? Почему заботились о моей руке и почему отдали мне почти весь завтрак у мадам Круа, когда мы оба были голодны?
Маркиз умолк.
А Лукреция почувствовала, что вот-вот она разрыдается в голос, и продолжала стоять у окна, пытаясь взять себя в руки.
– Посмотрите на меня, Лукреция! – попросил маркиз.
Она не смела пошевелиться и не поднимала опущенной головы.
Маркиз сказал с упреком:
– Вот непокорная! А помните, всего несколько дней назад вы дали обет меня слушаться? Помните? «Любить, чтить и повиноваться…» Это были ваши слова перед алтарем. А теперь вы мне не повинуетесь и, как видно, не собираетесь меня чтить. Выходит, остается лишь одно: любить!
Это слово, казалось, взорвало пространство между ними.
– Вы вышли за меня замуж ради титула, Лукреция?
Вопрос был настолько неожиданный, что она ни секунды не колеблясь воскликнула:
– Конечно нет! Или вы можете вообразить, чтобы я вышла замуж за мужчину, если я…
Она вдруг осеклась. До нее дошло, что маркиз застал ее врасплох. И теперь она распознала капкан, в который так легко попалась.
Она закрыла глаза.
«Боже, боже! Теперь у меня ничего не осталось, даже гордости», – подумала она.
– Вы выйдете лишь за того, кого любите, – договорил за нее маркиз.
Оба замолчали. Потом маркиз продолжал:
– Повернитесь ко мне, Лукреция, я должен вам кое-что сказать!
Эти слова прозвучали как приказ. Лукреция поняла: продолжать борьбу бесполезно. Проиграв последнюю битву, она повернулась к нему, почувствовав, что он лишил ее воли.
Взору маркиза предстало ее бледное, заплаканное личико, слезы, стоящие в глазах, дрожащие губы. Он произнес чуть слышно:
– Лукреция, я хочу вам сказать то, чего, клянусь, за всю жизнь не говорил ни одной женщине: я люблю вас!
Ей показалось, что она ослышалась.
Потом ее лицо стало оживать под взглядом маркиза, ее глаза засияли, и, пробормотав что-то неясное, она подалась к нему и припала к его груди.
Его руки обвили ее плечи, и он нежно прижал ее к себе.
– Я люблю вас, моя драгоценная! Я люблю вас больше любой женщины на этом свете.
– Это правда? Это на самом деле так? – У нее хватило сил лишь прошептать эти слова. Ей казалось, что это ей снится.
– Поверьте – я вас люблю всей душой!
– Но вы терпеть не можете глупых неопытных барышень!
Он рассмеялся ласково и нежно:
– Так вот почему вы разыгрывали этот блестящий, остроумный и в чем-то даже мудрый спектакль, который возбудил мое любопытство, заинтриговал меня и почти заставил поверить вам!
– И вы догадались, что это притворство? – спросила Лукреция, все еще пряча лицо у него на груди.
– Вначале – нет, – ответил маркиз. – Вы мастерица перевоплощения, Лукреция. Но должен вам заметить: маскируясь, вы забыли одну очень важную деталь.
– Какую… какую деталь?
– Вы забыли замаскировать свои глаза.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она в замешательстве.
– Вы не могли их изменить… Ваши глаза оставались такими искренними, такими невинными и растерянными! – сказал маркиз. – И еще кое-чем вы меня удивили, моя милая.
– Чем же?
– Когда там, в сарае, я заставил вас замолчать поцелуем, догадываясь, что нас могут услышать, я был уверен: я первый мужчина, который коснулся ваших губ.
В этот момент маркиз ощутил, как встрепенулась в его объятиях Лукреция. Взяв двумя пальцами ее подбородок, он повернул ее лицо к себе.
– Хотите проверить, был ли я прав? – спросил он глухо.
По ее щекам побежали слезы. Нежно, очень бережно он осушил их поцелуями, потом поцеловал уголки ее рта. Ее губы дрожали, и она ощутила желание, столь сильное, какого не испытывала в жизни, почувствовав его прикосновения. И тогда он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем.
Всепоглощающий экстаз, который впервые посетил ее в момент опасности в сарае, пронзил ее, словно удар молнии. Но теперь вся она наполнилась восторгом, торжествующим ликованием. Ее губы, жаждавшие его поцелуев, прильнули к его устам, и в недрах ее тела вспыхнул мучительный огонь, мгновенно охвативший всю ее целиком.