Рыдая, она теперь горько сожалела о том, что не позволила маркизу провести с ней ночь после свадьбы.
Она не помнила точных слов, но смысл их не забыла: прежде чем заняться любовью с ней, мужчина должен полюбить ее тело, ее сердце и ее душу. Именно такова была ее любовь к маркизу, а он, он никогда не испытает к ней того же чувства! Так она думала в глубоком отчаянии.
Однако, если уж ему довелось стать ее мужем без любви, она могла хотя бы испытывать это чудо – трепетно ощущать прикосновения его сильных рук, ласкающих ее тело!
«Но его даже мое тело не волнует», – с горечью сказала себе Лукреция.
Прошлой ночью он раздел ее, снял с нее мокрую одежду, обтер полотенцами, уложил в кровать. И оставил ее!
«Если бы он меня поцеловал, то я очнулась бы, даже если б была мертва!» – подумала она.
Так нет же! Для него она явно была женщиной, не стоящей внимания! Она была лишь обузой – женщина, которая его не интересовала, даже чисто физически!
– И все же я люблю его… Я его люблю… Я его люблю! – рыдая, повторяла несчастная Лукреция.
Единственным воспоминанием, остававшимся у нее от этой пародии на брак, был тот поцелуй, который он запечатлел на ее губах, чтобы заставить ее замолчать. Да еще тот невероятный момент, когда, присев на колени перед ним, она посмотрела ему в глаза и заметила в них то выражение, которое потрясло все ее существо до самой глубины.
Однако как же она ошиблась, подумав, что эти мгновения что-то значили! Она потерпела фиаско! Она его потеряла!
Из глаз Лукреции полились потоки слез, все ее тело сотрясали рыдания, и она плакала до полного изнеможения. Вконец обессилев, она уснула.
Лукрецию разбудил Джарвис, который вошел в каюту, чтобы приготовить ей ванну.
– Простите, что тревожу, но я пришел разбудить вас, миледи, – сказал он. – Уже семь часов.
Лукреция села на постели.
– Семь часов! – воскликнула она. – Так поздно? Не может быть!
– Однако это так, миледи. Его светлость не хотел вас раньше беспокоить.
Все еще не веря, что Джарвис говорит правду, Лукреция посмотрела на часы. Выходило, что она проспала еще почти семь часов. Хотя она по-прежнему была в плену своих сомнений, она чувствовала себя гораздо бодрее.
Когда Джарвис вышел из каюты, она встала с постели и подошла к зеркалу. При виде своего отражения она вскрикнула от ужаса!
Она увидела несчастное осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.
Она умылась сначала горячей водой, потом холодной. Потом она намазала веки маслом с ведьминым орешником, чтобы снять припухлость. После этого она искупалась в душистой ванне, а когда вышла из воды, то почувствовала, что от ее усталости не осталось и следа.
Она решила, что использовать косметику, которую подобрал ей Одровски, нет никакого смысла.
«Маркиз наверняка не обратит никакого внимания на мой внешний вид», – с грустью подумала она.
Как сказал Джарвис, маркиз был готов «снова наслаждаться жизнью». А это означало, что он теперь думает о леди Эстер, жаждет встречи с ней! Это самое жестокое унижение для Лукреции!
Однако она все же не хотела показать маркизу, как она на самом деле несчастна. Поэтому она стала очень тщательно наносить мази, крем и притирания, которые предусмотрительно захватила в плаванье.
Однако, несмотря на все старания, она и сама чувствовала, что в ее взгляде не было больше блеска. Она и вправду утратила всякую надежду!
Когда Лукреция была уже готова надеть вечернее платье, она открыла большой гардероб, встроенный в стену каюты. В нем была целая коллекция великолепных нарядов, специально созданных для нее, чтобы она могла достойно создать образ искушенной и опытной светской дамы.
Ей почему-то стало невыносимо их видеть. И она даже помыслить не могла о том, чтобы надеть одно из них. Эти платья, как и вся ее напускная многоопытность, не уберегли ее от поражения. И она выбрала простое синее платье под цвет своих глаз.
Платье было классического «греческого» покроя. Предполагалось, что она будет надевать его с роскошными сапфирами, доставшимися ей от матери. Но Лукреция даже не стала открывать шкатулку с драгоценностями. В этот момент всякие украшения, всякая попытка привлечь внимание к своей внешности вызывали у нее неприязнь.
Не стала она и причесываться так, как рекомендовал ей Одровски, чтобы выглядеть старше и соблазнительнее.
Вместо этого она разделила волосы на прямой пробор, собрала в пучок и скрепила заколкой. Накинув на плечи синий шарф в тон платью, она вышла из каюты и направилась в салон.
Маркиз уже ждал ее. Открыв дверь, Лукреция почувствовала, как гулко забилось ее сердце.
Господи, как же она могла забыть, какой он красивый, какой элегантный?! С белоснежным шейным платком, в рубашке с рюшами, в идеально сидящем вечернем костюме он был совсем не похож на того мужчину, что еще вчера брел рядом с ней в грязном и разодранном французском солдатском мундире.
Встретившись взглядами, они на несколько мгновений молча замерли, стоя друг против друга.
Лукреция не сознавала, что в этом платье глубокого синего цвета, с волосами, зачесанными назад, с открытым высоким лбом, она больше, чем когда-либо, была похожа на сошедшую с полотна итальянского мастера юную мадонну, которую в ней увидел маркиз, войдя в ее спальню в ночь после свадьбы.
– Вы хорошо отдохнули?
Его голос, низкий и звучный, вызвал в ней трепет. Она сделала шаг навстречу маркизу.
– Мне неловко, что я так долго проспала… – едва выговорила она.
Он улыбнулся ей, и Лукреции показалось, что засияло солнце.
– Если вы так же голодны, как и я, нам лучше сойти на берег.
– На берег? – переспросила она.
– Подойдите, посмотрите сюда, – позвал ее маркиз.
Он проводил Лукрецию на палубу, и она вскрикнула от удивления.
Когда она вставала, чтобы принять ванну, то даже не заметила, что яхта не движется, она была так несчастна, так погружена в свои безрадостные мысли, что даже не проявила никакого любопытства.
А теперь она увидела, что они бросили якорь в маленькой гавани. Практически это была бухточка, затерявшаяся среди скал. Они сошли по трапу на узкую каменную пристань. Склон зарос рододендронами и азалиями. Он был похож на пестрый ковер, поражавший изобилием и разнообразием красок. Алые, желтые, пурпурные, белые, розовые цветы завораживали взгляд. Их нежнейшее благоухание смешивалось со свежим ветерком, дувшим с моря.
Наверху на склоне Лукреция заметила дом. Ей показалось, что он похож на греческий храм – белоснежные колонны сверкали в лучах вечернего солнца.
– Чей это дом? – спросила Лукреция.