Амелия поспешно нарезала цветов и, сделав букет подошла к маленькой двери и выскочила на лестницу
Она остановилась только у порога той гостиной, о которой говорила мать. У нее забилось сердце, и застенчивость, присущая ее полу и ее возрасту, приостановила ее горячий порыв. Она знала, что, повернув ручку двери, она очутится лицом к лицу с человеком, и этот человек может рассказать ей об отце, известий о котором она так долго была лишена; но другом или врагом является тот, к кому она хочет обратиться с расспросами?
Амелии нельзя было терять ни секунды: графиня могла застать ее на месте преступления.
Амелия вошла в гостиную.
С живым изумлением увидела она молодого и красивого человека, который, не менее изумленный, но более сдержанный, чем она, поклонился ей с безупречным изяществом.
– Сударь! – заговорила Амелия.– Вы видели моего отца?
– Да, мадемуазель.
– И давно?
– Вчера утром.
– Вы счастливее меня,– со вздохом прошептала она.
– Ваш отец, мадемуазель, предвидел нашу случайную встречу сердцем, которое редко ошибается. Он поручил мне передать вам, что всегда вас помнит и что вся его любовь, смешанная не только с грустью, по и с надеждой на будущее, принадлежит вам.
– О, спасибо вам, сударь!– воскликнула Амелия.– Он прекрасный отец, не правда ли?
На этот наивный вопрос Бейль ответил:
– Не сомневайтесь в этом, мадемуазель.
– А вы скоро с ним увидитесь?
– Думаю, что сегодня же.
– В таком случае, сударь… если вы его друг… ведь вы его друг?– с обворожительным замешательством спросила она.
– Один из самых преданных!
– О, тем лучше! – воскликнула Амелия.– А раз так, вы не откажетесь передать ему от меня эти цветы? Не откажетесь?
– Разумеется, не откажусь, мадемуазель! Он получит их сегодня же вечером.
– Я очень, очень давно его не видела! Скажите ему, что нехорошо с его стороны так редко видеть свою дочь.
– Могу вас уверить, что он только и думает о том, как бы поскорее обрести это счастье.
– Ах, если бы это было так!– вскричала Амелия, с непередаваемым выражением глядя на Филиппа своими прекрасными глазами.
Послышался шум, который заставил ее поспешно удалиться.
Она исчезла в двери, противоположной той, которая служила входом в гостиную.
Филипп Бейль все еще находился под обаянием этой встречи, когда, обернувшись, очутился лицом к лицу с графиней д'Энгранд, холодной и величественной.
Выражением твердости и непреклонности она напоминала некоторые старинные портреты.
Он выполнил поручение так успешно, как только мог. Если он и не пытался оправдать расточительность графа, то охарактеризовал ее как элегантную традицию семьи. Графиня слушала его бесстрастно.
– Я просмотрю расчеты, которые вы мне представили, сударь,– заговорила она,– и посоветуюсь с моим адвокатом. Но если я подам графу хотя бы относительную надежду на благоприятный ответ на его просьбу, с той самой минуты это тяжким бременем ляжет на мою совесть. В течение двух лет я понесла значительные потери, а ответственность за будущее моей дочери лежит на мне одной и возлагает на меня долг, который граф поймет.
Филиппу не оставалось ничего другого, как поклониться и направиться к выходу.
Графиня удержала его жестом.
– Еще одно слово,– произнесла она.– Хотя мои отношения с мужем давно прерваны, его друзья, особенно те, кто, подобно вам, сударь, удостоился такого величайшего доверия, не должны оставаться для меня незнакомцами. Это чувство, уместность которого вы не можете не понять… Придя ко мне, вы, конечно, хотели сохранить инкогнито, господин… господин…
– Филипп Бейль,– подсказал он.
Только легкое движение бровей обнаружило изумление графини.
И это было все.
Филипп вышел с достоинством посла, отбывающего в свою страну.
Но ни он, ни графиня и не подозревали, что их разговор слышит Амелия. Спрятавшись в кабинете, вторая дверь которого недавно была заколочена, юная девушка поневоле была вынуждена присутствовать при новом и тягостном для нее разговоре. Впервые узнала она истинное положение своего отца, и сердце ее взбунтовалось против черствости графини.
И вместе с тем значительно возросла ее благодарность Филиппу Бейлю.
В апартаментах на втором этаже, куда через несколько минут после его ухода поспешила подняться Амелия, она застала мать во власти величайшего, хотя и безмолвного негодования. Неподалеку от нее сидела маркиза де Пресиньи. Сестры мало изменились за истекшие два года, однако внимательный наблюдатель заметил бы, что госпожа д'Энгранд стала еще суровее, а госпожа де Пресиньи – еще приветливей.
Приняв нескольких визитеров, следовавших один за другим, графиня обратилась к сестре:
– Знаете, кто этот наглец, который сейчас был у меня?
– Нет, не знаю. А кто это?
– Убийца несчастного Иренея де Тремеле!
– Убийца?!
– Господин де Тремеле не умер!
Эти два возражения одновременно выговорили Амелия и маркиза.
– Если он и не умер, то дело обстоит ненамного лучше,– отвечала графиня.– Его болезнь – это последствие ранения, и врачи почти не надеются на полное выздоровление.
– Но ведь между этими двумя господами был честный поединок, матушка?– спросила Амелия.
– В этом никогда нельзя быть вполне уверенным.
– Ах, сестра! Вас ослепляет пристрастие!– воскликнула маркиза де Пресиньи.– Дуэль, на которой Иреней получил пулю от Филиппа Бейля, когда мы жили в Тете, была на самых честных условиях. Один из секундантов – мой друг… господин Бланшар… и я могу вас уверить, что в этом прискорбном происшествии все было честно! Судьба не благоволила к Иренею, это правда, но нельзя забывать и о том, что зачинщиком был он. Я согласна, что в подобном случае наше сострадание принадлежит раненому, но справедливость существует для всех, даже для…
– Даже для господина Бейля, не так ли?
– Да, сестра! – твердо ответила маркиза.
Амелия бросила на нее взгляд, стоивший продолжительного изъявления признательности.
Хотя после событий, о которых напомнила графиня, прошло уже два года, ее юная дочь хранила о них живые воспоминания.
В то время, о котором мы вспомнили, Амелия знала, что одно из семейных соглашений, столь респектабельных, но столь обильных союзами, обреченными на разрыв, предназначило ей носить имя де Тремеле. Она не любила Иренея; слишком рано возникла у нее привычка смотреть на него как на своего защитника. Никогда не вызывал он у нее волнения, никогда, опираясь на его руку, не чувствовала она, что на щеках ее расцветают первые розы из того букета, что цветет в сердце юной девушки. Но в силу вполне естественного любопытства ее беспокоили поступки и чувства того, кто должен был стать ее мужем, и когда она услышала, что в дюнах Тета господин де Тремеле сражался на дуэли из-за женщины, самолюбие ее было сильно задето. Кто эта женщина? Певица. Амелия унаследовала свою гордость от матери; она молчала. Мы не осмелимся утверждать, что она не испытала ужасного, тайного удовлетворения, узнав, что Иреней едва не заплатил жизнью за свою измену. Если девочка мечтает о любви, значит, она способна мечтать и о мести Амелия удовольствовалась тем, что позабыла об Иренее де Тремеле, позабыть его ей было отнюдь не трудно.