даже пронизывающий холодный ветер. И только крупные снежинки продолжили плавно спускаться с проясняющегося тёмного неба.
Валентина медленно сняла с головы защитную маску и, облегчённо вздохнув, тихо проговорила:
— Спокойной ночи, малыши…
Глава 34. Дорогие останки
в которой большинство героев наконец-то может отдохнуть и заняться любимым делом: научной работой, ненаучной лапшой, толкованием снов и прочими преинтересными вещами. И только Фагот предпочитает здоровый сон
В просторном кабинете было тихо, тепло, пахло вермишелью быстрого приготовления, ароматными копчёностями и растворимым кофе с не менее растворимыми сливками, от чего даже между старых письменных столов и металлических складских стеллажей почему-то становилось совсем спокойно и уютно. Пользуясь этой долгожданной передышкой, все собравшиеся старались отдохнуть и по большей части молчали. И только Толян пребывал в каком-то возбуждённом состоянии. Словно не находя себе места, он беспрестанно метался по помещению, то присаживаясь возле кого-нибудь на стул, то вскакивая с него, то вдруг выглядывая в окно, при этом что-то бормоча или восклицая.
— Ну, ничего! Ничего! Теперь-то мы им покажем. Пусть только попробуют завтра сунуться. Теперь-то мы можем!
— Я бы рекомендовал относиться к нашим возможностям с более сдержанным оптимизмом, коллега, — рассеянно проговорил Пётр Петрович, не поднимая головы от своих расчётов. Уже минимум часа два к ряду он работал с привезёнными Валей результатами измерений: щёлкал по клавиатуре своего компьютера, пристально вглядываясь в вырисовывающиеся на экране графики, хмыкал, делал карандашом пометки в блокноте, вносил правки в параметры, опять хмыкал, отпивал из глиняной кружки и снова возвращался к кривым на мониторе.
Не найдя в учёном собеседника, Толик ещё раз посмотрел в окно, прошёлся вдоль стеллажей с папками, вытащил одну наугад, но и там не обнаружив ничего для себя интересного, разочарованно поставил на место. Потом вернулся к столу у стены, где была организована импровизированная кухня. Заварил себе кофе и долго возился с бутылкой, из которой добавил к напитку немного коньяка.
Сделав пару глотков, он окинул кабинет ищущим взглядом. В углу у самого входа, словно сторожевая собака, спал Фагот. Устроившись на сложенном в несколько раз чехле от большого станка или другого оборудования наподобие того и подложив под голову автомат и свёрнутую куртку, росгвардеец вытянул ноги, уперся подошвами берцев в стену и казался неимоверно огромным. За столом у окна, практически как в кафе, напротив друг друга сидели Леонид и сонная Валя. Подперев рукой падающую голову, девушка молча наблюдала, как парень монотонно гремит ложкой в тарелке. Чуть поодаль на полу устроился Петров и тоже что-то лопал.
— Как ты это ешь? Там мясо копчёное есть… — проявил Толя заботушку, подсаживаясь к друзьям.
— Хотел съесть горячего… — поморщившись пояснил Лёня и продолжил поглощать свой «Ролтон».
— А чё, правда у вас там манекены двигались?
— Ну, врать мы тебе что ли будем… — вместо Лёни устало ответила Валя, уже несколько раз в красках пересказавшая Толику их приключения.
— Ну, офигеть… Значит, прав был дед про эти самые… движущиеся молекулы… — парень осёкся, вдруг вспомнив о смерти старого профессора, и поспешил перевести тему. — Кстати… Что за мужик?
Толя кивнул в сторону спящего росгвардейца.
— Нормальный, — односложно отозвался Леонид. — Полезный…
— А этот?
Лёня молча посмотрел на Петрова и только удручённо покачал головой, а потом обратился к приятелю:
— Ты сам-то чего суетишься? Решили же, что дождёмся расчётов, а там посмотрим, куда двинуть. Хватит кофе долбить. Спать надо.
— Это кофе с коньяком, — зачем-то уточнил Толян.
— А ты выпей коньяк с кофе, — посоветовала Валя, уже почти не открывая глаз.
— Да не могу я спать.
— А я посплю, — Лёня отодвинул от себя опустевшую миску. — Кто знает ещё, как завтра сложится…
Он прошёл к противоположной стене, снял с придвинутого к ней стола перевёрнутые стулья и картонные коробки, расстелил свою куртку и улёгся сверху, отвернувшись к стене.
— Вот и Гоша, наверное, спит там… — проговорил Толик, глядя на друга.
— Какой ещё Гоша? — сквозь дремоту спросила Валя.
— Безголовый, — парень задумчиво посмотрел в свою чашку. — Может и правда, коньячку жахнуть грамм сто? Ты будешь?
Девушка ничего ему не ответила. Её голова окончательно легла на стол. Разбросав длинные чёрные волосы и опустившись на свои по-школьному сложенные руки, Валя спала.
— Да ну вас… — буркнул Толик. — Какие-то вы все неживые…
Ещё раз он выглянул в окно, где тёмные человеческие тела лежали поверх белого снега, будто кто-то рассыпал целый мешок семечек, вновь открыл неподатливую бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. А после, выбрав себе место, нажал выключатель на стене и тоже завалился спать. Небольшой круг света от настольной лампы и монитора, теперь остался только около рабочего места Петра Петровича, но, погружённый в расчёты, тот, кажется, не заметил этого.
— Зг’я мы его там бг’осили… — послышался в темноте меланхоличный голос Петрова.
— Не было других вариантов, — после некоторой паузы ответил Лёня.
— Ну, всё г’авно… Не по-людски это как-то, — историк задумался. — И вообще-то это ты г’ешил пег’еться на этот склад…
— Все согласились. Это было коллективное решение.
— Не чувствуешь свою вину?
Леонид повернулся на своём столе и, чуть свесившись вниз, сквозь зубы процедил лежащему на полу Петрову:
— А ты-то чего распереживался? Ты же у нас не любишь ментов…
— Он был… добг’ым, — смутился тот.
— Был, — согласился Леонид, снова заняв прежнее положение. — А через сутки станет одним из них… Что нам оставалось делать?
— В землю закопать и надпись написать! — из своего угла возмутился Толик. — Вы, бл*дь, кажется, спать хотели!
После этого убедительного замечания никто не произнёс больше ни слова, а некоторые уже давно видели свои сны…
* * *
Валя подняла ворот шубки. Ветер раздувал её волосы, обхватывал шею ледяными пальцами, гуляя среди мёртвых и пронизывая до костей живых. Девушка обернулась на припаркованный автомобиль, дворники которого щёлкали в гробовой тишине, как метрономы, ритмично разметая в стороны густо падающий снег. Желая подвезти друга с особым шиком, Лёня загнал «Чайку» на самую набережную. Толик, одетый в костюм благородного иссиня-серого цвета с наброшенной на плечи шинелью, явно косивший под морского офицера, вытащил из багажника пару увесистых чемоданов и вместе с друзьями пошёл к трапу.
Петроградская набережная Большой Невки в этот час была пустынной. Часа через два тут появятся жители и, кутаясь в шарфы и шапки, заторопятся по своим делам. Но сейчас лишь свинцово-серые волны беззвучно ударялись о каменные стены причала и стальные борта корабельной громадины. Валя подняла голову, чтобы лучше рассмотреть тёмный силуэт. Даже после модификации крейсер был узнаваем: всё тот же прямой как лезвие нос, вертикально уходящий