Читать интересную книгу Забыть Палермо - Эдмонда Шарль-Ру

Несколько недель ушло на разговоры о необходимости отъезда, наконец барон де Д. согласился. К этому времени началась битва в Тунисе, да и само положение барона де Д. в Соланто настолько ухудшилось, что нельзя было терять ни минуты. К счастью, дон Фофо знал, кто ему сможет помочь. В этом смысле он никогда не терялся и тут же предупредил некоторых друзей. «Экспатриироваться без паспорта» или «присоединиться к тем, кто уже отбыл», — в то время часто пользовались подобными выражениями. Дону Фофо стоило только намекнуть. Поняли и его торопливость и его тревогу. Не так уж редко приходилось в те времена срочно выезжать. Прежде всего надо было получить поддержку мафии. Следует упомянуть, что тогда она действовала по указаниям Америки, и там, за океаном, знали все, что происходит в Сицилии.

В Тунисе итальянские войска еще сопротивлялись. Но так могло продолжаться в лучшем случае несколько недель — линия Марет была прорвана, предстояла высадка. Еще задолго до нее упрочилась связь между секретными американскими службами и их сицилийскими агентами. Мафия обеспечивала молчание одних, поддержку других, размещала тут и там надежных людей, сообщавших о настроениях в армии, помогающих дезертирам, и, кроме того, это уже само собой разумеется, от имени демократии давались различные обещания сепаратистам. Одним словом, мафия многое держала в своих руках.

Хотели, чтоб высадка обошлась малыми жертвами. И ради этого не приходилось особо деликатничать в выборе средств, даже таких, как использование мафии… Любопытно, что связь с ней держали непосредственно в генеральных штабах. И это мафия разделяла ответственность за судьбы армии? До чего дошли! Ну и времена!

Между итальянскими уголовниками, сидевшими в американских тюрьмах, и их почтенными сицилийскими осведомителями установилась непрерывная переписка, обмен новостями, взаимопомощь. Такой наивный замысел мог родиться только в умах простодушных американских идеалистов. Авантюра, и только!

Гангстер Счастливчик Лючиано имел за собой пятьдесят два судебных приговора, почти уникальное в преступном мире прошлое, насыщенное сводничеством, сутенерством, он был осужден к тридцати годам тюрьмы, и все же именно он был признан подходящей фигурой и не вызвал никаких сомнений во время подготовки этой авантюры. У него, по слухам, более двадцати раз консультировались почтенные джентльмены и солидные военачальники, которые через тюремную решетку советовались, какими средствами вести те или иные военные операции. Случай представился выгодный, и Лючиано старался как мог. Как по волшебству, память открыла ему целый список старых сообщников, которым Седьмая армия могла довериться закрыв глаза.

Она вошла в Сицилию, как нож в масло.

Когда все было кончено быстро и без потерь, а бедные англичане, менее информированные, в это время теряли тысячи людей, истекали потом и кровью, услужливый Лючиано, участник победы, потребовал признания своих заслуг. Но он не мог этого добиться, никто больше не помнил данных ему обещаний. Что там ему наговорили? Обещали освободить?

Ему пришлось нанять двух адвокатов и запастись солидным терпением, чтобы дело пересмотрели.

А затем его выслали в Италию.

Но это уже произошло несколькими годами позже, когда закончилась война. И если я упоминаю о судьбе Счастливчика Лючиано несколько раньше времени, то это потому, что он не останется посторонним в том, что последует дальше.

* * *

У друзей дона Фофо было достаточно и связей и средств. Они утверждали, что тайный отъезд барона де Д. не вызовет больших трудностей. Наоборот. Американская разведывательная служба требовала во что бы то ни стало «эрудированных собеседников». Контакты с людьми малограмотными уже начали беспокоить американцев. Это касалось и изучения языка. Хоть это кажется странным, но преподавать сицилийский диалект малообразованные люди не могли. Тут нужна была немедленная помощь. Все сицилийцы, родившиеся в Америке, должны были принять участие в высадке, необходимо было освежить этим парням знание собственного языка. Родившиеся в США сицилийцы просто утратили привычку говорить на родном языке. Барон де Д. мог быть весьма полезным в этом важном деле. Но хватит ли ему такого заработка? Работу ему предлагают, но никто не обещает содержать его до глубокой старости.

Когда с доном Фофо обсуждали предварительно этот вопрос, он вспомнил о том, что сестра его отца была замужем за американцем и даже приходится родственницей Вандербилтам. Сама она погибла при кораблекрушении «Лузитании», и по ее завещанию барон де Д. имел право на какую-то сумму, которой он не воспользовался. Это произвело превосходное впечатление на тех, кто наводил справки у дона Фофо. Родство с Вандербилтами также.

Оставалось кое-что выяснить из прошлого барона де Д. Все ли у него в порядке? Людей политически неблагонадежных весьма опасались. В Нью-Йорке начали наводить справки среди эмигрантов Малберри-стрит. Может, прежние жители Соланто сообщат что-либо? В ресторан Альфио Бонавиа начали заходить посетители. Их почему-то крайне интересовало прошлое барона де. Д., кто его друзья, чем он известен. Все это вызывало некоторое удивление. Странные люди. Зачем им это? Они сами знали барона де Д.? Да нет, просто много о нем слышали. Почему же незнакомцы так интересуются бароном и его воззрениями, что за странные беседы во время десерта? Альфио терялся в догадках.

Но Кармине быстро разобрался, в чем дело.

Известно, что в Нью-Йорке, равно как и в Марселе, как и в Неаполе, некоторые карьеры создаются только с помощью поддержки. Не потому ли политические враги Кармине Бонавиа утверждали, что он обязан своей политической карьерой неблаговидным избирателям, что Счастливчик Лючиано приложил к этому руку? Кармине отрицал как мог, заявлял, что всего только раз, случайно встретил Счастливчика у парикмахера, что все это клевета.

Видимо, Кармине и сообщил на этот раз Лючиано о бароне де Д. Гангстер узнал, что он мог бы помочь приехать в Нью-Йорк человеку с большими заслугами. Достаточно нескольких добрых слов. Лючиано не заставил себя упрашивать. Помех больше не было, и барон мог отправляться в путь. Быстроходный моторный катер, недавно похищенный, весьма пригодился. Мыс Бон находился всего в нескольких сотнях миль.

* * *

Как удивился бы барон де Д., если бы знал, что за услугу оказал ему сын бывшего крестьянина Бонавиа. А если б он мог предположить, что гангстер Лючиано дал ему, барону, прекрасную рекомендацию, то был бы просто потрясен. Но он и не подозревал об этом.

Когда подошло время прощания, барон крепко обнял Фофо и показал ему на горы, освещенные пурпурными дорожками, проложенными закатом солнца.

— Смотри, — сказал он, — смотри, как хороши эти небесные волны! Пурпурно-розовый прилив!.. В тот вечер, когда ты принес мне Антонио, небо было таким же. Помнишь? — И добавил: — Фофо… Придется начать новую жизнь. Ведь так?

— Да, — сказал Фофо. И разрыдался. — Этого уже не будет, пойми….

Барон горестно покачал головой, показав рукой на замок, розовые облака, отдаленные оливковые рощи. И принялся утешать все еще плачущего Фофо своим дрожащим голосом:

— Перестань, милый. Мне и так больно. Не навсегда же мы расстаемся.

И он надел пальто.

Стремительно примчался катер, остановился на несколько мгновений у скал, уступами спускающихся в море, и открыто похитил барона де Д. на глазах у всего населения Соланто. Это было наиболее подходящее время, потому что суда в эти часы отсутствовали.

В деревне вечернее гуляние было в самом разгаре и, как всегда, в эти часы мужчины прохаживались по одной стороне набережной, а женщины и девушки — по противоположной. Надо полагать, что человек пятьдесят, не меньше, видели, как причалил катер и две пары крепких рук подхватили высокого, немного сутулого старика, стоявшего на скале с дорожной сумкой у ног.

Однако никто об этом не проболтался.

Родственники барона из Палермо узнали, что замок все еще заперт, а молчаливый сторож по-прежнему караулит, лежа на садовой стене. Никаких перемен. Видимо, обстоятельства заставили барона де Д. и дона Фофо на некоторое время удалиться. Скорее всего в горы. Ни слова не говорили о далеком путешествии. Это осталось в секрете.

На борту катера трое людей беседовали вполголоса. Они вспоминали молодые годы. Рулевой говорил, что до того, как стать членом мафии, он жил в Тунисе в квартале Малой Сицилии, и было видно, что он рад туда вернуться. У него были морщины старого преданного дворецкого, он церемонно называл барона «ваше сиятельство».

Потом обменялись мнениями по поводу приближающегося Мареттимо. «Последняя итальянская земля до выхода в открытое море, — уточнил рулевой и добавил: — От этого острова следует держаться в стороне. В тех местах усилена береговая охрана».