– Алло.
На какой-то миг в трубке повисла полная тишина, потом она услышала голос Пола:
– Ты поступила со мной как последняя стерва, Мирелла! Это недостойно тебя и наших отношений. Я снял для тебя дом на побережье, надеясь, что мы сможем видеться чаще, и я считаю, что нам стоит осуществить этот план. Предупреждаю, это лето может стать для нас последним, если ты не изменишь своего поведения. Я не буду больше звонить, подожду звонка от тебя.
– Не жди, – ответила она и, повесив трубку, в последний раз взглянула на себя в зеркало, взяла Рашида под руку, и они вышли из комнаты.
Этот телефонный разговор, во время которого она произнесла всего три слова, оказался для Миреллы решающим. Теперь она поняла окончательно, что не любит ни Пола, ни Рашида. И еще она открыла для себя, что отношения, хорошие или плохие, если они серьезные, остаются с людьми даже после разрыва. Следующая мысль больно кольнула ее в сердце: если отношения служат лишь для удовлетворения ее желаний и потребностей в данный момент, а также устраивают ее партнера, она склонна к тому, чтобы преувеличивать их значимость и выдавать желаемое за действительное. Эгоистичный склад натуры заставил ее когда-то пойти на разные женские ухищрения, чтобы внушить себе, что их отношения с Полом называются «любовь» – только потому, что именно любви ей в жизни и не хватало. Связь с Адамом Кори дала ей представление о том, какой на самом деле бывает любовь, и теперь она созрела для того, чтобы ждать чуда, зная, что не пропустит его и не перепутает ни с чем другим. Она поклялась никогда больше не забивать себе голову пустыми фантазиями.
На следующий день после того, как ее официально объявили наследницей, в ее номере появился Бриндли, держа в руке кейс с документами. Рашид рассердился, узнав, что она не отменила деловую встречу с поверенным, чтобы поехать с ним на верховую прогулку за город, и оставался с ней до самого прихода Бриндли. Так они встретились впервые.
Сказать, что Бриндли был поражен переменой, которую обнаружил в Мирелле, и тем, что застал в ее номере красавца турка, – значит ничего не сказать.
Их краткая встреча развеселила Миреллу. Бриндли не сводил с нее восхищенных глаз, а Рашид сверлил недовольным взглядом толстые тома архива, которые внесли в комнату двое помощников. Впрочем, стоило Рашиду посмотреть на Миреллу, как раздражение в его взгляде тут же исчезло.
Мирелле вдруг показалось странным, что с тех пор, как при их первой встрече Рашид упомянул о наследстве, он больше никогда этого не делал. Она была не настолько тщеславной, чтобы предположить, что стоило ему уложить ее в постель и насладиться ее телом, как он забыл о ее миллионах.
В ее сознании прозвенел маленький сигнал тревоги. Она представила Рашиду Бриндли как своего поверенного и человека, разыскавшего ее и сделавшего все, чтобы таинственное состояние попало в руки законной наследницы.
– Последние два дня были восхитительны, и я совсем забыла, что теперь стала очень богатой и могущественной дамой. Ты знаешь об этом, Рашид?
– Разумеется! Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы догадаться об этом.
Он наклонился и поцеловал ей руку. Магнетическое притяжение его глаз не оставило Миреллу равнодушной. Она не могла противиться власти этого мужчины. Он пообещал вернуться в семь вечера, и она испытала разочарование, увидев, как он спокойно уходит от нее. Искренность его поведения на время изгнала недоверие из ее сердца.
Эта встреча заставила всех троих сделать для себя важные выводы.
Мирелла поняла, что следует оставаться в отношениях с Рашидом самой собой – Миреллой Уингфилд, самостоятельной женщиной и наследницей баснословного состояния Оуджи. Пусть он не считает ее ослепленной страстью дурочкой, которая не догадывается о подспудных течениях в стремительном водовороте его ухаживаний.
Бриндли увидел перед собой не ту упрямую и несговорчивую американку, которая категорически отказывалась взять на себя ответственность, связанную с наследством, и не хотела ничего менять в привычном образе жизни. Теперь его взору предстала соблазнительная, преисполненная решимости и жажды перемен женщина с авантюрным блеском в глазах. Она была похожа на ту Миреллу, которую он видел в своей конторе, но за последние несколько дней с ней произошла разительная перемена. Она казалась абсолютно уверенной в своей неотразимости и сексуальной привлекательности, что привело Бриндли в восторг.
Он также почувствовал интерес, который Рашид проявляет к ее семейным архивам, и восхитился тем, насколько дипломатично и решительно она бросила ему вызов. Это свидетельствовало о том, что, даже будучи увлеченной мужчиной, она в состоянии сохранить хладнокровие и здравый смысл в любой сложной ситуации.
Рашид тоже сделал для себя некоторые выводы из этой встречи. Прежде всего он понял, что Мирелла сомневается в искренности его чувств, несмотря на потрясающие ночи любви, которые они провели в одной постели. Это его не устраивало. Однако приходилось признать, что Мирелла очень умна, и это ему нравилось. Она пристально наблюдала за его реакцией на свой вопрос, но, похоже, все же поддалась его обаянию. Сколь бы умна она ни была, достойным соперником она ему быть не сможет. Лишь одно обстоятельство внушало ему серьезное опасение: ее любопытство, проявленное к семейным архивам.
Бриндли был слишком хорошо воспитан, чтобы расспросить ее о Рашиде, а сама Мирелла речи о нем не заводила. Бриндли понятия не имел, что это за человек, а поскольку разговора о нем не было, он просто запомнил его имя и перестал о нем думать.
Реакция Лили на новость о наследстве, которая оказалась еще нетерпимее, чем предполагала Мирелла, вынуждала ее держать себя в руках и не позволяла расслабляться. В тот день, когда они втроем встретились в ее номере, Мирелла решила, что пора сообщить семейству радостную весть. После ее объявления наследницей документы пройдут регистрацию в суде, а затем об этом сообщат все средства массовой информации. Так что откладывать было нельзя.
Они с Бриндли позавтракали и отметили столь знаменательное событие бутылкой «Шато Латура» 45-го года. Мирелла смущенно извинилась за те слова, что она сказала ему в Нью-Йорке по поводу того, что не допустит, чтобы наследство изменило ее жизнь. После завтрака она сделала первый телефонный звонок в присутствии Бриндли, который вызвался оказать ей моральную поддержку.
Общение с родственниками прошло безболезненно. Однако в последующие четыре дня после того, как она сообщила им новость, а газеты разнесли ее по всему миру, Мирелла испытала на себе всю тяжесть материнского характера. Лили звонила ей по несколько раз в день, не считаясь с временем суток, и устраивала настоящие истерики, в которых любовь смешивалась с ненавистью, а восторги – со слезами отчаяния. На Миреллу обрушивались то слезы вызывающего глубокое сострадание существа, то проклятия неистовствующего тирана.