оставили только Бофура и Бомбура, чтобы сторожить пони и запасы, привезенные с места высадки на реке. Остальные спустились в долину и поднялись по новооткрытой тропе на узкий карниз. Он был такой узкий и опасный, что по нему нельзя было пронести никаких тюков или свертков; а сорвавшись с него, можно было упасть на острые камни, футов в полуторастах внизу. Поэтому с ними не было никакой поклажи, кроме длинных веревок, плотно обмотанных у каждого вокруг стана. И вот, наконец, без всяких приключений, они добрались до маленькой травянистой лощинки.
Здесь они устроили свою третью стоянку, втащив веревками снизу все, что им было нужно. Тем же путем они могли, время от времени, спускаться (кто попроворнее), чтобы обменяться новостями, если они были, или сменить Бофура, которого тогда поднимали наверх. Бомбур не хотел подниматься ни по тропе, ни по веревке.
— Я слишком толстый для таких опасных тропок, — говорил он. — У меня закружится голова, и я наступлю себе на бороду, а тогда вас опять станет тринадцать. А веревки с узлами слишком непрочны для моего веса.
К счастью, — как вы увидите позже, — он ошибался.
Тем временем некоторые из них исследовали карниз за лощинкой и нашли тропу, ведущую все выше и выше на Гору; но они не посмели забираться по ней далеко, да и пользы от нее не было. Здесь, в вышине, царило молчание, не нарушаемое ничем, кроме случайного свиста ветра среди камней. Карлики говорили тихо, не кричали и не пели, ибо чуяли опасность за каждым углом. Те, которые занимались тайной дверью, не могли добиться успеха. Они слишком спешили, чтобы думать о Лунных рунах, и без устали пытались найти, где именно на гладкой поверхности камня скрыта дверь. Они принесли из Озерного города кайла и всякие орудия и сначала пытались искать с их помощью. Но когда ударили ими о камень, то рукоятки растрескались и поранили им руки, а стальные головки ломались или гнулись, как свинец. Они поняли, что горные орудия не помогут против чар, которыми дверь закрыта; кроме того, они испугались шума.
Бильбо сидел на пороге, одинокий и усталый. Правда, никакого порога здесь не было, но так называли они, в шутку, маленькую площадку между входом и стеной, — в память нежданного чаепития в норке у Хоббита, когда он сказал, что они могут сидеть на пороге и думать, пока не придумают чего-нибудь. И действительно, они сидели и думали, или же бесцельно бродили вокруг; и чем дальше, тем мрачнее они становились.
После открытия тропки настроение у них несколько поднялось, но теперь снова упало, как нельзя ниже; и все-таки они не хотели сдаваться и уходить. Хоббит больше не был хитроумнее Карликов. Он ничего не делал и только сидел, прислонившись к утесу, и смотрел на запад, через скалы, через пустыню, через черную стену Чернолеса все дальше и дальше, — туда, где, как ему казалось, он улавливает иногда неясную черту Туманных гор, далеких и маленьких. Если Карлики спрашивали его, что он делает, он отвечал:
— Вы говорили, что моим делом будет сидеть на пороге и думать, а потом еще и войти; вот я сижу и думаю. — Но, боюсь, что он думал не столько о своей задаче, сколько о том, что лежало за синей далью: о тихой Западной стране, о Холме и своей норке под ним.
Посредине травянистой площадки лежал большой серый камень, и Хоббит мрачно глядел на него или следил за большими улитками. Казалось, они любят эту укромную лощинку с холодными каменными стенами; они были огромные и во множестве ползали, медленно и липко, по ее склонам.
— Завтра начинается последняя неделя осени, — сказал однажды Торин.
— А после осени — зима, — отозвался Бифур.
— А потом следующий год, — добавил Двалин, — и наши бороды успеют отрасти так, что свесятся отсюда в долину, прежде чем здесь что-нибудь произойдет. Что делает для нас наш вор-взломщик? У него есть невидимое кольцо, и он должен быть теперь особенно искусным в своем деле; и я начинаю думать, что ему бы нужно проникнуть в Главный ход и поразведать там немножко.
Бильбо услышал это: Карлики сидели на камнях как раз под той впадинкой, где он устроился. «Батюшки мои! — подумал он. — Так вот о чем они начинают думать? Мне, бедному, всегда приходилось выручать их из затруднений, — по крайней мере, с тех пор, как кудесник ушел. Что мне делать теперь? Я так и знал, что со мною случится, в конце концов, что-нибудь ужасное. Я не смогу взглянуть на эту страшную долину с развалинами еще раз, а что до этих дымящихся ворот…»
В эту ночь он чувствовал себя прескверно и почти не спал. Наутро все Карлики разбрелись, кто куда: одни решили покататься на пони внизу, другие ползали по склону Горы. Бильбо весь день уныло просидел в лощинке, глядя на камень или на западную даль за ее устьем. У него было странное ощущение, будто он ждет чего-то. «Может быть, кудесник вернется сегодня», — подумал он.
Если бы он поднял сейчас голову, то увидел бы далекий лес. Когда солнце повернуло к закату, там появился желтоватый отблеск, словно свет отразился от последних желтых листьев. Вскоре он увидел оранжевый солнечный диск, опустившийся до уровня его глаз. Он подошел к устью лощинки и заметил тонкий, бледный серп новой луны, висящий над чертой горизонта.
В этот самый миг он услышал позади себя резкий стук. На сером камне, посреди травы, сидел большой дрозд, черный, как уголь, со светло-желтой усеянной темными пятнышками грудкой. Тук! Он схватил улитку и колотил ею о камень. Тук! Тук!
Бильбо вдруг понял. Забывая всякую осторожность, он выбежал на карниз и стал окликать Карликов, махая им руками. Те, что были поближе, торопливо подбежали к нему, спотыкаясь о камни и спрашивая, в чем дело; другие кричали, чтобы их подняли веревками (кроме Бомбура, который крепко спал).
Бильбо поспешил объяснить им. Все умолкли, и Хоббит у серого камня, и нетерпеливо ожидающие Карлики. Солнце спускалось все ниже, и их надежды угасали. Оно опустилось в гряду покрасневших туч и исчезло. Карлики застонали, но Бильбо стоял, застыв на месте. Лунный серп спускался к горизонту. Начинался вечер. И вдруг, когда надежда у них почти исчезла, в просвет тучи проглянул солнечный луч, словно просунулся палец: он проник в устье лощинки и упал прямо на гладкую поверхность скалы. Дрозд, следивший бисеринками глаз с серого камня, наклонил голову набок и издал пронзительную трель. Раздался громкий щелчок. От