В конце концов, на задворках сознания появилась смутная мысль о том, что вроде бы долго на камнях лежать может быть опасно для здоровья – тем более, кто его знает, сколько уже я здесь провела, пока мой разум застрял меж мирами.
Мне потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы заставить себя принять вертикальное положение.
Это было так трудно, словно к каждой части тела у меня привязана многотонная гиря, а на грудь уложили каменную плиту.
Перед глазами потемнело, какое-то время я просто сидела и восстанавливала дыхание – а потом распахнула глаза в удивлении, и моему взору предстал величественный, будто нарисованный широкими мазками на огромном полотне пейзаж.
Дорожка лунного света колеблется на волнах далеко-далеко, по левую руку от меня. Я действительно сижу на вершине отвесной скалы, на узком гребне, на который не ведёт ни одна тропа.
Горы охватывают чёрным кольцом округлую долину. Она как сестра-близнец убывающей луны, тоже слегка срезана по краю в том месте, где в неё вгрызается морское побережье.
Там, на берегу моря, скальная пустошь кажется усыпанной призрачно-белым песком, но это не песок. Он таким не бывает – мерцающим, переливчатым, испускающим в ночи свой собственный слабый лучистый свет.
Серебряная пыль, укрывающая всю долину ровным ковром. Серебро на чёрном. Как красиво.
Обхватив руками колени, я смотрела, как заворожённая. Хотела бы я стать птицей, чтобы там побывать.
Как жаль, что нет ни одного пути отсюда, с этих чёрных круч, вниз.
При этом на вершине каменного кольца – ровная и гладкая поверхность, будто кто-то срезал верхушки гор гигантским острым ножом. Но стоит сделать шаг – и прямо под твоими ногами отвесные стены, и нет ни единого способа попасть в долину, не свернув себе шею.
Я вдруг отстранённо подумала, что своим ходом точно спуститься не смогу. А магическим – больше не хватит сил. Я все израсходовала на то, чтобы вырваться из междумирья. Значит, останусь тут на веки вечные, пока не превращусь в ещё один камень.
Ну и ладно. Ну и всё равно.
Я прижала колени к груди, натянула на них грязный подол некогда розового платья и меланхолично принялась разглядывать долину – раз уж иных занятий у меня тут всё равно не было. Ветер толкал в спину, выл возмущённо – как будто я отобрала у него любимый насест, пытался сбросить. На такой высоте должно быть ужасно холодно, но отчего-то я не чувствовала холода. Я не чувствовала ничего вообще.
А ведь эта пустыня из серебристого песка – она не совсем пуста.
Взгляд выхватывал тут и там нечто необычное. Обломки белого камня странных форм и очертаний. Вон тот валун – подозрительно похож на рухнувшую капитель тщательно обтёсанной колонны-многогранника. А это – разве не рассыпавшиеся от времени ступени?..
Всё это было основательно присыпано барханами серебряной пыли. И наверное, снизу почти незаметно. Но отсюда, с высоты птичьего полёта, я видела картину целиком. И она складывалась в нечто одновременно ужасающее и прекрасное. Нечто, от чего тот краешек души моей, что еще не спал, немедленно заныл и защемил в неясной тоске.
Здесь был город когда-то. Портовый город, так удачно расположенный у гавани, защищённый неприступными скалами. Но видимо, в конце концов они не сумели его защитить…
Я вскочила с места и подошла к самому краю.
Как я была слепа! Это ведь было очевидно с самого начала.
Пепелище. Ещё одного из Замков роз. Теперь я вспомнила – ведь сотни раз мне рассказывали о таком, изучала в старинных фолиантах… наверное, первой песней, которую я слышала в детстве, был Гимн изгнанников, который донёс через века историю о тех, кто потерял свою родину и свои дома, но поклялся когда-нибудь вернуть их обратно.
Перезвоном серебряных колокольчиков, тихим шёпотом маминого голоса в мои уши вторглась память.
Восемь их было – Янтарный королевский, сакральное место, что скрылось, так и не давшись в руки врагу – и семь других, семь самоцветов в короне древнего королевства эллери, которые не обладали такой способностью и вынуждены были противостоять монстру лицом к лицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Волшебные Замки роз – живые, такие же как Замок ледяной розы, к чудесам которого я прикасалась так недолго, но которые успели ранить душу столь глубоко, что даже сейчас, когда я совсем разучилась плакать, мне хочется оплакивать их потерю для себя.
Мне страшно представить, как черны должны быть сердца людей, которые осмелились бы поднять руку на подобную священную красоту. Но такие нашлись.
Завоеватели из-за моря – «те, что ненавидели нас так, как тьма ненавидит свет» - пелось в той старой песне. Они не просто ненавидели всех эллери, как люди ненавидят любых чужаков, непохожих на них – злость эта умножалась стократно, потому что они завидовали нашей магии, которой увы, не обладали сами. И невозможность повелевать столь величественными и прекрасными силами вызывала лютую алчность, которую невозможно было ничем утолить. Они завидовали нашему здоровью и долголетию, миру и покою, которые царили на наших землях, завидовали сотворённым нашими руками чудесам, которые так и не смогли ни повторить, ни покорить.
Правда, и тогда и сейчас я не очень понимала, как «мир и покой» сочетались со скупыми упоминаниями о войнах между адептами Хаоса и адептами Порядка, которые шли меж самими эллери в незапамятные времена, где-то у самых истоков истории.
Но в мифах и древних преданиях сплошь и рядом противоречия. А белые одежды всегда на том, кто поёт свою песню тебе в данный момент.
Может, у тех людей из-за моря были свои песни? Просто я их не знаю. Мне у колыбели пели другие.
И в тех песнях были отголоски смертного ужаса, который пришёл на наши земли, когда чёрные корабли с алыми парусами переплыли море. А в огне Великого завоевания королевство эллери пало, утопленное в крови, укрытое пеплом, как саваном.
От этого огня мои далёкие предки – остатки моего народа – бежали в иной мир, где с тех пор жили отшельниками в постоянном страхе, что Завоеватели доберутся и до них. Как бы ни лелеяли мечту о мести, как бы ни тешили собственную гордыню и воинственность, выдумывая будущие кары для своих врагов… этот страх, он был словно терпкий вкус горечи, что портит вкус любого, даже самого изысканного блюда.
Мы помнили всё. Мы бережно переносили из поколения в поколение, из уст в уста длинный перечень неоплаченных долгов. То, за что мы должны были поквитаться с теми, кто забрал у нас всё, оставив лишь бледную тень былого могущества и славы.
И вот прошло много веков. Колесо времени свершило оборот.
Показалось, что наши страхи – те, в которых мы не могли признаться даже самим себе – оживают, и эхо прошлого становится набатом, рокотом барабанов, с которым история грозит повториться вновь. Это как рёв бегущих волн в шторм, которых ты ещё не видишь, но знаешь, что они вот-вот тебя захлестнут и потопят.
Они нашли нас. В нашем далёком и бедном, погибающем, иссыхающем мире нашли. Потомки тех завоевателей.
Трое посланников, верхом на диковинных зверях, прибыли к нам через старый портал, который был много веков разрушен – и уверяли, что прибыли с миром. Им конечно же никто не поверил.
Кроме одной глупой девчонки с зелёными волосами, которая выбежала под копыта лошади. И вот теперь сидит здесь со здоровенной дырой в груди, в награду за собственную глупость.
Я тряхнула головой. Отогнала смутные воспоминания о нашей первой встрече с Ричардом Винтерстоуном – человеком, что возглавлял посольство потомков Завоевателей к потомкам почти истреблённых ими когда-то эллери. Я ведь поклялась самой себе больше не бередить эти раны. Отчего же так легко нарушаю теперь собственные клятвы?
Гроздь чёрных камней улетела в пустоту из-под моей правой ноги, и я сделала шаг назад. Но продолжила всё так же, с каким-то болезненным вниманием вглядываться в очертания долины внизу, залитой лунным светом. Глаза уже слезились от ветра, но я не могла оторваться.