пропаже гражданина Турции, опоздали. В российском телеэфире прозвучало сообщение, что этот человек был убит в бою, у него нашли турецкий паспорт, назвали фамилию.
— Но этого не может быть, чтобы он взял оружие! — восклицал Ризван. — Он был честнейшим, честнейшим человеком. Он ехал, короче, домой в село, а его убили. И мы ничего не можем сделать. Эти русские собаки… Кто знает, где теперь будет похоронен несчастный Хамжед. Никто не поедет, все его друзья не хотят ехать в Чечню. Там идет беспредел! Хамжед был моим дальним родственником. Ничего, ничего нельзя было сделать. Эти собаки не выпускают людей живыми. Они озверели от пролитой невинной крови детей.
Ромуальд обернулся, спросил:
— Скажите, Ризван, разве, кто берет в руки оружие, нечестнейший человек?
Ризван не сообразил сразу, замешкался. Зацокал языком.
— Цо! Я не то имел в виду. Он, короче, был просто честным человеком. Отвечаю. Это я честно говорю вам, как есть на самом деле.
— Спокойной ночи, друзья, — пожелал всем Ромуальд.
Он ушел. Брел к гостинице по свободному Лондону и думал: «Про каких же детей Ризван имел в виду, когда говорил?»
Туман.
Лондонский туман.
И слякоть.
Как неловко бывает идти по слякоти, когда разъезжаются ноги, а идти нужно квартал-другой до гостиницы.
Лондон в тумане.
Снег тает, а по улице уже один за другим прокатываются автобусы со вторыми этажами и черными дверьми. Афиши на дверях: «Волки — ночные оборотни».
Полицейский в черной каске и черном плаще уныло провожает одинокого пешехода.
«Утро туманное… Так, кажется, поется в русской песне?» — Ромуальд, запахнувшись глубже в теплый плащ, брел не спеша.
Мальчишка-бродяга на теплых вентиляционных решетках кивнул Ромуальду.
Ромуальд подумал, что мальчишка станет просить денег. И подумал, что только в одной стране мира всегда останутся попрошайки: всякие нищие, убогие, юродивые — в России. Никогда в России не перестанут подавать. Волки, волки, волки… Кровь из человечьих ртов… Позывы внизу живота — так бывает, когда пучит от жирного.
— Вам плохо, сер? — участливо спросил полицейский.
Ромуальд как-то неловко присел на решетку. Мальчишка удивленно подвинулся. Ромуальд не знал, что ответить полисмену. И зачем он присел — может, просто он устал?
— Я просто устал, сер. Благодарю вас. Мне нужно идти. Я живу совсем близко, — ответил полисмену Ромуальд, встал и пошел.
Полисмен, вероятно, уловил его таллиннский акцент.
Полицейский не изменился лицом. И когда он что-то произнес в мальчишкину сторону, он тоже не изменился интонацией и лицом. И Ромуальду показалось, что если бы этот джентльмен в полицейском мундире обратился к королеве Великобритании, он бы и тогда не поменял бы выражение своего лица. «Законность и порядок!» — вот что было написано на его лице. Это относилось ко всем без исключения.
Ромуальд подумал, что он не хотел бы сейчас оказаться в России или Чечне. Но подумал, что ошибся с определениями: Чечня была и остается частью России. Это будет неизменным, но может измениться форма присутствия одного в другом. Что это будет за форма?..
Немного оставалось до гостиницы, — он уже видел вывеску, и ему показалось, что и на гостинице вывесили афишу с волками и людьми, — он обернулся. Полисмена не было. Тот, наверное, свернул за угол или сел в патрульную машину.
Лондонское устройство жизни так привлекательно покажется человеку образованному, высококультурному и законопослушному.
Вдруг у самого входа в гостиницу Ромуальд ощутил, что он падает: не просто падает, а летит с огромной высоты в пропасть. И когда он почти долетел до дна этой бездонной пропасти, он понял, что его ударили чем-то тяжелым сзади по голове.
Свет начал гаснуть.
Он лежал, уткнувшись лицом в холодную снежную кашицу.
Его обшарили ловкие руки: вынули из кармана бумажник, документы — но документы бросили обратно. Ромуальд видел перед глазами свой раскрытый паспорт — паспорт тонул в снежной лужице. Ловкие руки вырвали из-под Ромуальда портфель с незамысловатым набором командированного.
И Ромуальд лежал и засыпал.
Ловкие ноги быстро побежали прочь по снежной дороге.
Теплело.
Снег в Лондоне недолго лежит — быстро тает.
И еще полисмен.
Ромуальд потерял сознание.
Он бежал по гребню. За ним шла стая. Стаю вела волчица. Он оборачивался и видел ее оскаленную пасть. Он не мог оторваться от настигавших его волков. Но стая не нагоняла его. Внизу, в долине, текла Темза. На берегу стояли люди: полицейский, королева Великобритании, мальчик-попрошайка. Пассажиры двухэтажных автобусов, клиенты пабов, геи в розовом. Стая ждала, что он добежит до края гребня. И тогда… И он увидел Эдди Эдисона. Эдди держал плакат «Волки — ночные оборотни». Диана снимала платье, обнажая желтые плечи. Стоял запах жженых зерен кофе.
Сны. Его мучили сны.
В приличной лондонской клинике, куда определили Ромуальда, давали на завтрак овсянку на молоке. В клинике практиковали ведущие специалисты.
Эдисон навестил коллегу утром, сразу же, как ему сообщили.
— Дорогой Ромуальд, — Эдди Эдисон задыхался от волнения, — на вас совершено покушение. Мы это так не оставим. СМИ Запада отреагируют на эту злобную выходку русских спецслужб.
Ромуальда мучился кишечником. Он стеснялся признаться лечащему врачу, что от каши с молоком у него происходит вздутие: у всех от жирного, а у него пучит от диетического. Ромуальд наблюдал, как Эдди задыхался и брызгал слюной, думал, что у Эдди какая-нибудь скрытая форма астмы, или Эдди через пару месяцев умрет от рака гортани.
— Вы что-нибудь помните, может быть, вы запомнили нападавших? — продолжал тревожно брюзжать Эдди. — Мы будем настаивать на проведении тщательного расследования. Мы, мы привлечем Штаты.
Болела голова. Постель пахла универсальным средством для стирки и молоком.
Эдди ушел.
Ромуальд вздохнул с облегчением. И закрыл глаза.
В палате воцарилась тишина.
Ромуальд вспомнил одноклассника — красавца Аскольда. Они учились в одном классе в таллиннской школе в середине восьмидесятых. Аскольд имел несколько первых мест на крупных чемпионатах, и еще разные турниры и спартакиады были им с легкостью выиграны в девятом-десятом классах. Аскольд стремился быть первым. Он дрался с Ромуальдом за первенство в классе и за лучшую девочку, блондинку Астру. Аскольд побеждал. Когда его хоронили на старом католическом кладбище, то гроб не открывали. У Аскольда не было головы. Мало кто знал, что тело красавца Аскольда привезли смуглые люди; они взяли с его родителей сколько-то денег за доставку тела. Они сказали, что Аскольду отрезали голову проклятые русские. Был тысяча девятьсот девяносто пятый, зима. Родители Аскольда, его сестра Марта страшно переживали; одноклассники сестры перешептывались, что старшего брата Марты привезли с войны. Марта схватила кубок Аскольда за первое место, размахнулась и швырнула его в мусор. Кубок валялся в мусоре;