Читать интересную книгу Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках - Валерий Шанин

На озере Сант-Клэр (Святой Клары) – самом глубоком в Австралии (глубина до 167 м), где заканчивается пятидневный пешеходный маршрут, начинающийся от озера Доув у горы Крадл, мы впервые в Австралии встретили хитч-хайкеров.

К вечеру мы приехали к водопаду Рассела – самому знаменитому водопаду Тасмании, растиражированному на миллионах туристических открыток. Интересно, что на фотографиях австралийские водопады смотрятся значительно красивее, чем в действительности. Дело в том, что снимают их в сезон дождей, когда воды много. Но в этот период до многих водопадов по земле даже нельзя добраться, и фотографировать их приходится с вертолета. А в разгар туристического сезона большинство водопадов просто-напросто пересыхает.

На кемпинге рядом с водопадом Рэй припарковал свой грузовичок и предложил нам поставить рядом палатку. До этого мы еще ни разу не останавливались на территории официального кемпинга. И зачем это нужно в Австралии, где миллионы квадратных километров «ничейной» земли?

Утром Рейчел – работница агентства недвижимости, обсуждая на ходу по сотовому телефону расценки за аренду офисов и квартир, довезла нас до Ричмонда. Этот город был основан в феврале 1824 г. и строился, естественно, заключенными. Местная тюрьма сейчас – главная туристическая достопримечательность. Вход, как обычно, платный.

– Мы – российские журналисты, – сказал я охраннику на входе. – Можно нам пройти внутрь?

– Конечно, проходите! Нет, стойте! Мы дадим вам рекламные брошюрки о нашем музее. К сожалению, они на английском. Есть несколько буклетов на немецком. А на русском ничего нет!

В каменных бараках с пустыми камерами на одной из стен мое внимание привлек плакат. На нем описывалась история одного местного заключенного. Однажды с пятью сокамерниками он сбежал и бродил несколько месяцев по тасманийским лесам. От нестерпимого голода они стали людоедами и стали питаться друг другом, по очереди. Последнего поймали и вернули в камеру. То ли ему понравился запах свободы, то ли вкус человечины, но вскоре он опять сбежал. На этот раз всего лишь с одним сокамерником. Его он, конечно, тоже съел и опять был вынужден вернуться назад в свою камеру. Интересно, что после освобождения людоед поселился в одном из тасманийских городков и завоевал там такой авторитет, что его выбрали… шерифом!

До Кампаниа нас подвезла странная пара – бандитского вида мужчина в наколках и женщина со сломанной рукой с болонкой. Затем мы немного проехали в открытом кузове пикапа. Под холодным пронизывающим ветром это не так весело, как в тропическом Таиланде! Затем попали в машину до Лансестона с дряхлым-дряхлым стариком. Его руки тряслись так, что машину часто заносило на встречную полосу.

– Я был в России в 1942–1944 гг., ходил на эсминце, сопровождавшем морские конвои, которые доставляли оружие из Англии в Мурманск. Однажды я попросился добровольцем на подводную лодку, но меня не взяли. А через два дня именно эту субмарину потопили в Северном море. Все подводники погибли, а меня, видимо, Бог спас!

Второй раз в Мельбурне

9 марта на катамаране «Девил кет» мы вернулись назад в Мельбурн. Позвонили отцу Николаю Карыпову.

– Опять вы на ночь глядя! Позвонили бы раньше, предупредили.

Как и в свой первый приезд в Мельбурн, мы договорились встретиться с ним на следующий день и отправились искать ночлег на одну ночь.

Когда надоело блуждать наобум по улочкам приморского района, я обратился к женщине с семилетней девочкой и собакой – они наверняка должны быть местными жителями.

– Не подскажете, где здесь ближайшая англиканская церковь?

– Дайте подумать. Вот тут недалеко есть одна. Но она, по-моему, католическая.

– Можно и католическую, – тут же согласился я. – Вообще-то нам не помолиться нужно, а место для ночлега. Палатка у нас есть, но не можем же мы поставить ее прямо на улице.

– Вы русские? Я вижу, у вас на майках написано: «Школа автостопа».

– Вы говорите по-русски? – удивился я.

– Не так, чтобы очень. Я пыталась учить. Алфавит освоила, читать умею. Но говорить и понимать, что мне скажут, оказалось слишком сложно. А на сколько ночей вам нужен ночлег? На одну? Лаура, как ты думаешь, они не маньяки? Мы можем им доверять? – обратилась она к своей дочери, а потом уже к нам: – Мы приглашаем вас переночевать у нас. Отдельной комнаты нет, даже ни одной кровати я вам предоставить не смогу – только матрацы на полу.

Утром мы пришли в церковь. Отец Николай опять выдал нам ключи от комнаты, в которой мы на время поездки в Тасманию оставляли часть своих вещей. На следующий день с Наташей Териховой мы заехали в гости к семье из Подмосковья. Сергей Аникеев с Ольгой и тремя детьми, младший из которых родился уже в Австралии, живут в Мельбурне два года. Они оба закончили в 1993 г. Абрамцевское художественно-промышленное училище. В России оформили несколько храмов – в подмосковном Чехове, в Столешниковом переулке в Москве и церковь Косьмы и Дамиана в Сергиевом Посаде. А в Австралию приехали отделывать внутреннее убранство новой мельбурнской православной церкви – на углу улиц Николсон и Харрисон.

12 марта в Мельбурне праздновался День труда и был самый разгар фестиваля «Мумба». На центральной улице устроили парад трамваев. Их разукрасили и превратили в передвижные египетские, индуистские или буддистские храмы, в космические станции, в цветочные клумбы или в зеленые травяные газоны. Интересно, что у мельбурнцев такая странная тяга именно к трамваям. Ни одного автобуса или такси там не было! Трамваи, трамваи, трамваи…

Рядом с трамваями выступали самодеятельные артисты. Они самозабвенно пели, танцевали, рассказывали анекдоты и разыгрывали короткие сценки. А один чудак в старом самолетном кожаном шлеме встал в огромный таз с полусферическим дном, заполненный чем-то тяжелым, и изображал из себя ваньку-встаньку.

Искусство выживания в эмиграции

На Элизабет-стрит в Институте нетрадиционной медицины Олег Донских – бывший профессор философии из Новосибирска – читал лекцию на тему «Конфликт между законом и моралью: искусство выживания в эмиграции».

Свою лекцию он начал с того, что, с точки зрения перспектив адаптации, всех эмигрантов следует разделить на три группы: молодые, среднего возраста и пожилые. «Молодые» быстро адаптируются к новой жизни, осваивают язык, заводят австралийских друзей и вскоре сами становятся стопроцентными австралийцами; «пожилые» продолжают душой жить в России – слушают русское радио, смотрят русское телевидение, читают русские газеты – благо сейчас это возможно, общаются только с русскими. Им, по мнению Олега Донских, можно позавидовать: они получили недоступные в России комфорт и спокойствие. Сложнее всего положение эмигрантов среднего возраста – от 25 до 55 лет. Именно им приходится сталкиваться с язвами капитализма. Маркс сейчас считается неактуальным, но это не означает, что капиталистическое общество полностью избавилось от ярко описанных им противоречий. Местным жителям и самим постоянно приходится вести борьбу за выживание. В которой, как известно, побеждают только сильнейшие. А новые эмигранты оказываются в явно невыигрышном положении. Ладно бы только проблемы с языком – никому, кто уезжает за границу в возрасте старше пятнадцати лет, никогда не удастся окончательно избавиться от акцента. Хуже другое: культурное непонимание, непонимание самих основ жизни. Редко кто из тех, кто отправляется в погоню за розовой мечтой, знает, с чем придется столкнуться. В результате – шок, депрессия, а то и попытка самоубийства.

Вторая часть лекции была посвящена акцентированию внимания эмигрантов на принципиальных отличиях российского общества от австралийского. Первое, на что Олег Донских обратил внимание слушателей, – «жесткое разделение жизни на две не связанные друг с другом части: работу и личную жизнь. Например, австралийцы любят задавать странный с точки зрения большинства россиян вопрос: «What are you doing for living?» – буквально «Чем ты занимаешься, для того чтобы обеспечить свою жизнь?» При этом предполагается, что человек может делать, что угодно, лишь бы платили, вне зависимости от своих интересов и увлечений. Пять дней в неделю по восемь часов он должен всего лишь обеспечивать себе жизнь. А жить – в уик-энды, во время отпуска и на пенсии. К чему это приводит? К тому, что в конторах и офисах не увидишь живых людей. Там не люди работают, а автоматы деньги зарабатывают. И им глубоко наплевать на вас как на личность! Посмотрите, как работают продавцы: они носят дежурные улыбки, но только до тех пор, пока они не поймут, что вы уже «созрели» и готовы купить или, наоборот, ничего не купите. И тут же они перестают обращать на вас свое внимание. Это разделение рабочей и личной жизни приводит и к жуткому непрофессионализму. Очень редко, например, в учреждениях, занимающихся помощью населению, вы встретите специалиста, способного решить ваш вопрос за тридцать секунд. Скорее всего, вас будут отфутболивать от одного чиновника к другому несколько дней, а то и недель. Такое разделение жизни на две несвязанные части тяжело переживают и сами австралийцы. Я работаю в отделе, занимающемся помощью людям, пострадавшим в авариях на производстве. Например, вчера по телефону я говорил с мужчиной, потерявшим ногу. Он мне жаловался, что стал никому не нужен, как только не смог работать. Большинство новых эмигрантов среднего поколения приезжают в Австралию, уже добившись в России определенного положения, у многих есть высшее образование, степени кандидатов наук. Здесь же к человеку относятся в соответствии с его актуальным положением – как к эмигранту, с трудом говорящему по-английски. Чуть ли не как к идиоту. Вас будут учить не только азам языка, но и тому, как пользоваться туалетом, как переходить улицу и т. д.».